Андрей Дышев - Закон волка

— Я разве предложил тебе что-то плохое? «Грубый ты человек, — подумал я про себя. — Обидеть друга — раз плюнуть».

Я взглянул на Лешу с теплой улыбкой. Он нормальный человек, типичный представитель современного общества, где законы соблюдают лишь самые бесправные, где правосудие вершат сила и деньги, а верить в справедливость может только идиот. Чему я удивляюсь? Леша нормально отреагировал — как можно быстрее спрятаться, затаиться, а не искать защиты у власти, не добиваться правосудия. Я прекрасно его понял и все-таки спросил:

— Леша, а почему я должен прятаться, если никого не убивал?

Он посмотрел на меня как-то странно, словно вдруг сам удивился тому, что предложил мне.

— Видишь ли, — медленно, словно каждое слово давалось ему с трудом, произнес он. — Сейчас такие времена, такие люди. У преступников огромные возможности. И если тебя решили подставить, и продумали весь сценарий, и вложили в это дело деньги, и воспользовались связями, то так просто ты уже не выпутаешься. Ты попытаешься защититься, но только навесишь на себя новые улики.

— Если я сбегу, Леша, то это будет первой серьезной уликой, — ответил я.

— Возможно. Но ты сохранишь себе свободу и не вляпаешься в новую историю.

— Ты говоришь так, будто меня должны арестовать в самое ближайшее время. Но на основании чего? Отпечатков моих на яхте нет. Никто не видел меня на острове…

Неожиданно я поймал себя на мысли, что оправдываюсь перед Лешей, доказываю ему свою невиновность.

— Откуда ты сейчас можешь знать, какие еще улики против тебя сфабрикованы? — вкрадчиво спросил Леша. По-моему, грог крепко дал ему по мозгам, и мой рыжебородый анестезиолог стал агрессивным.

— Что значит — еще?

— Ладно! — махнул рукой Леша, уходя от ответа. — Отложим разговор до завтра. Умираю — хочу спать.

— Нет-нет! — Я взял его за локоть. — Договаривай до конца. Какие улики ты имел в виду?

— Кирилл, наш разговор теряет всякий смысл.

— И все-таки! — Я еще крепче сжал его локоть. — Раз сказал «а», то скажи и «б».

— Ты все равно меня не послушаешься.

— Но я приму к сведению твой совет.

— Ну, хорошо! — кивнул Леша. — Только отпусти мою руку. Мне больно, а наркоза с собой нет.

— Сначала ты скажи, какие улики имел в виду.

— По-моему, ты сильно пьян.

— Это тебе так кажется.

— Я имел в виду лодку.

Я разжал пальцы, тараща глаза на Лешу.

— А с чего ты взял, что лодка — это улика? Ведь Моргун, если я тебя правильно понял, объяснил пограничникам, что лодку сорвало с пирса.

— Объяснить он, конечно, объяснил, но не надо считать пограничников дураками. Когда далеко от берега находят лодку или, скажем, катер без людей — дело серьезное. Они, не афишируя, могли снять отпечатки пальцев с рукояток весел, найти под скамейками какие-нибудь вещественные доказательства… Ты не оставлял в лодке никаких вещей?

Я отрицательно покачал головой.

— Но мог случайно обронить пуговицу или расческу?

— Не мог, Леша! Не мог! — Я снова начал заводиться. — Все при мне. И пуговицы все на месте.

— Ты плыл в одежде?

— Да.

— И в обуви?

— Кроссовки я спрятал на острове.

Леша в сердцах ударил ладонью по краю стола..

— Ты же опытный человек! Директор сыскного агентства! А допускаешь такие грубые ошибки. Это же серьезная улика!

— По-твоему, я должен был плыть в кроссовках, а не в ластах? — огрызнулся я, хотя понимал, что Леша прав.

— Балда! — добавил Леша. — Где ты их спрятал?

— Утопил в холщовом мешке и придавил камнем. Даже собаки не найдут.

— Ерунда! — скривился Леша. — Чуть разыграется шторм, он твой мешок вместе с камнем выкинет на остров, как окурок.

— Черт возьми! — взревел я, вскакивая со стула, и, путаясь в полах халата, стал ходить по кухне, как несколько минут назад это делал Леша. Нечаянно задел пустой стакан, стоящий на столе. От звона Леша скривился, как от боли. — Черт возьми, Леша, этот вечный маразм, когда нормальный человек должен ломать голову в поисках доказательств того, что он не верблюд! Да я завтра же снова поплыву на этот дурацкий остров, поставлю там палатку и буду жить целый месяц, оставляя свои отпечатки пальцев и дерьмо всюду, где только возможно! И пусть только хоть одна дрянь заикнется об уликах! Нет против меня улик и быть не может, потому что нет главного — мотива. Именно с мотива я начинал раскручивать каждое преступление, за которое брался, и очень быстро выходил на след преступника. Мотив определяет смысл каждого преступления, исключая только поступки душевнобольного человека! Чем сильнее мотив, чем он ярче выражен, тем с большей жестокостью уничтожает преступник свою жертву. Это аксиома криминалистики, азбучная истина! А та несчастная баба — кто она мне? Откуда я мог ее знать? Какой смысл выслеживать ее, гнаться за яхтой на весельной лодке и в конце концов убивать?

— Ты все правильно говоришь, — ответил Леша, выслушав меня. — Дай Бог, чтобы так же думали и наши менты.

— Кстати, о ментах! — вспомнил я. — В нашем отделении работает мой приятель — Володя Кныш. Когда моя фирма процветала, он работал у меня, а как накрылась — снова ушел в отделение. Наверняка он будет в составе бригады, которой поручат это дело. Надо будет завтра рассказать ему, что со мной приключилось.

— Не торопись.

— Почему?

— Воспользуешься своими связями, когда тебе будет совсем плохо. А пока к ментам не ходи.

— Ладно, я подумаю об этом на свежую голову.

Мы вышли во двор. Дождь прекратился, на черном небе пятнами высыпали звезды.

— А где Анна? — спросил Леша.

— Спит, наверное.

Он вскользь глянул на меня.

— Случайно не поссорились?

Вместо ответа я неопределенно пожал плечами.

— И по какому поводу, если не секрет?

— Из-за этого проклятого острова все не слава Богу… Кажется, она меня приревновала. Я так устал, что меня качало как пьяного. А она подумала, что я где-то наклюкался с бабой. — Я усмехнулся и снова пожал плечами. — Никогда не поймешь, что у них на уме… Ладно, не бери в голову, это наши проблемы, разберемся.

— Только из-за того, что тебя шатало? А при чем тут баба? — удивился Леша.

— Да я откуда знаю, отчего ей эта чушь в голову взбрела! Швырнула мне в морду какой-то плащ, зарылась в подушки — и молчок!

— Что? — не понял Леша. — Чем она в тебя швырнула?

— Женским плащом или накидкой — хрен его разберет! Я не стал выяснять, что это все значит. У меня тоже нервы на пределе. И вообще я ей не муж и не обязан отчитываться, где и с кем бываю. Даже если нажрался, даже если с бабой — ей какое дело? Разве я клялся в верности и любви?..

Я заметил, что Леша не очень внимательно меня слушает. Он смотрел сквозь ограду в темные заросли палисадника.

— Что там? — спросил я, невольно вглядываясь в ту же сторону.

— Мне показалось… — неуверенным голосом произнес Леша. — Коты, что ли?

Он повернулся и протянул мне руку.

— Держи! До завтра!

— Собственно, ты можешь переночевать у меня, — предложил я, но Леша уже открыл калитку и помахал мне рукой.

Я остался один. Хмель быстро таял в голове, и я снова стал мерзнуть. Зевнул, поежился и еще раз посмотрел в палисадник. Что там увидел Леша? Что его так напугало?

Я подошел к забору, оттянул в сторону ветку вишни. На меня посыпались дождевые капли. Несколько минут, стараясь дышать тихо, я всматривался в темноту.

— Эй! — негромко позвал я, потом сплюнул, вернулся в домик и запер дверь на замок, чего не делал уже, по-моему, несколько лет.

Ощущение смутной тревоги не покидало меня. Я снова прицелился на ополовиненную бутылку, но неожиданно посчитал алкоголь слабым утешением, заткнул ее пробкой и поставил в стенной шкаф. Взгляд мой упал на пухлый полиэтиленовый пакет. Я вытащил из пакета накидку, развернул ее во всю ширину, осмотрел, зачем-то встряхнул, будто она была пропыленной, и сразу уловил тонкий запах дорогих духов. Я не любитель шарить по чужим карманам, но надо было найти хозяйку накидки или на худший случай выяснить, как эта вещь попала на мою дачу. В левом кармане не было ничего, кроме маленького засохшего полевого цветка, а в правом я нашел сложенный в несколько раз лист бумаги.

Я развернул его, посмотрел на текст, написанный крупными неровными буквами, и с изумлением узнал свой почерк.

«Эльвира!

Что касается нашей с тобой договоренности, то можешь полностью положиться на меня, и пусть гарантом моего слова станут мои чувства, которые я испытываю к тебе. Твое решение о прекращении выплат по вкладам, конечно, несколько ошеломило меня, но, смею надеяться, это ни в какой мере не будет касаться меня. Требовать не в силах — ты для меня не тот человек, °т которого я могу что-либо требовать, но лишь надеюсь на то, что мои чувства обретут взаимность и ты будешь благосклонна ко мне. Но не денег ради я стараюсь. Все мысли — только о тебе. Ты заслуживаешь большего, и это большее мне по силам дарить тебе. Считай так: ты не возвращаешь мне деньги, а лишь оказываешь мне, твоему доверенному лицу и самому надежному другу, помощь в приобретении нашего с тобой общего счастья.