Евгений Сухов - Кровник смотрящего
Место глухое и темное. Как черная дыра. Правды там не доискаться. В ней могут призвать к ответу мужика, получившего досрочное освобождение. И попробуй растолкуй, что получил амнистию не потому, что носил красную повязку активиста, а оттого, что просто повезло, что угодил под очередное помилование всего лишь по капризу судьбы.
Металлическая дверь «уазика» захлопнулась, и мужичок, сидевший рядом с Чертановым, спросил, стараясь скрыть некоторую нервозность в голосе:
— Ты случайно не знаешь, куда нас везут?
Святой, сидевший напротив, скривился, показав желтоватые клыки:
— Домой везут, братан! Все! Под чистую отпарились.
Мужичок шутку не оценил. Лишь вполголоса пробурчал какое-то проклятие, но с расспросами более не лез.
Через решетчатое окошко Чертанов видел крепкого краснощекого сержанта, сидевшего в конце фургона. Лицо простоватое, но одновременно с этакой хитрецой в глазах. Такие физиономии бывают только у деревенских ухарей, вроде бы понятен, как раскрытая ладонь, вот только никогда не знаешь, в какой именно момент пальцы сложатся в фигу.
Машина выехала за ворота тюрьмы. На лице сержанта отобразилось нечто похожее на удовольствие. Какое-никакое, а развлечение. Пока катаешься, полдня прошло, а следовательно, дембель приблизился еще на двенадцать часов.
Машина покатила по Новослободской улице, а затем дорога пролегла далее в сторону Марьиной Рощи.
— Братан, — ухватился Чертанов за решетку.
«Уазик» крепко тряхнуло, Чертанов едва не разбил о металлические прутья лицо. Сержант лениво повернулся и обронил:
— Не положено разговаривать.
— Я же не просто так, а по делу, — быстро нашелся Чертанов. — Глянь сюда, — вытащил он пятидесятидолларовую купюру. — Водки купи, будь человеком!
Сержант повернулся еще чуток. С такого ракурса можно было увидеть блеснувший в черных зрачках цирика алчный огонек. На его простоватом лице застыло удивление, замешанное на каком-то диковатом малодушии: «И откуда у этих зэков башли водятся? Я почти два года лямку тяну, а денег набралось только на то, чтобы сходить в кабак! А эти сидят безвылазно в четырех стенах и запросто способны отстегнуть полсотни баксов за пузырь бормотухи! Ну где же тут справедливость!»
— Что я тебе… курьер, что ли? — после некоторой паузы подобрал он нужное слово.
По личному опыту сержанту было известно, что сразу соглашаться на предложение зэков не следовало. Глядишь, еще что-нибудь обломится. А потому стоило немного покочевряжиться да понабивать цену.
По тому, с какими глазами вертухай смотрел на баксы, Чертанов понял, что согласие уже получено. Следовало только соблюсти некоторые правила приличия.
— Тебе на дембель лавэ, что ли, не надо? Хоть девочку свою в кабак сводишь. А может, ты думаешь, что кто-то настучит? Да мы стукача сразу на хрящ любви посадим!
— А может, тебе и бабу еще привести? — поинтересовался сержант.
Лениво так, совершенно без злости. Дескать, всего лишь рабочий момент, нужно уточнить кое-какие существенные детали. Водка имеется, а к ней и бабенку нужно приложить.
Чертанов мелко рассмеялся, но руку с деньгами не убрал.
— А почему бы и нет? За телку я и добавить могу!
— И сколько же добавишь? — вяло поинтересовался сержант.
Повернулся немного, всего лишь на какой-то градус, но теперь отчетливо улавливалось хищное выражение его лица. Но тем не менее в каждом его движении было столько лени, будто у него в деревне долларами разжигали печи.
— Могу дать еще полста.
Чертанов подобно фокуснику раздвинул пальцы, и тотчас в его ладони обнаружилось еще пятьдесят долларов. Совершенно не лишняя прибавка к сержантскому жалованью.
— Хорошо, — смилостивился сержант. — Куплю!
И ловко вытянул через решетку протянутые деньги.
— Пару бутылок водки возьми, — напутствовал его Михаил.
— Что я тебе, верблюд, что ли, чтобы все это на себе тащить? А потом, патруль может заметить. Одной хватит!
Чертанов неодобрительно покачал головой:
— Когда-нибудь жадность тебя погубит.
— Будешь выступать, так вообще без бухла останешься, — вяло огрызнулся конвоир. И, повернувшись к шоферу, блондинистому малому, сказал: — Степа, тормозни около магазина.
— Не положено, Петро, — неуверенно запротестовал тот.
— Ты думаешь, что кто-то вложит?
— Мало ли? — неопределенно протянул белобрысый.
— Тридцать баксов твои, — торжественно пообещал Петро.
— Лады! — весело кивнул Степа.
«Уазик» подкатил к магазину. Петро уверенно спрыгнул и, аккуратно положив автомат рядом с водителем на кресло, бросил через плечо:
— Я мигом! Покарауль ствол.
Через решетку Чертанов видел, как сержант уверенно вошел в магазин. Хлопнула дверь. Ждать пришлось недолго, Петро вышел через несколько минут с тяжелым пакетом в руках.
Распахнув дверцу, он облегченно плюхнулся в кресло. На этот раз Петро сел рядом с шофером.
— Поехали! Чуть на прапора не напоролся! — «Уазик», просигналив поворотником, отъехал от обочины. — Здесь два пузыря, один тебе, а другой нам, — сказал Петро Чертанову. — Надеюсь, ты не в обиде? — весело поинтересовался он. — Сам понимаешь, за труды. Не бывает же так, одним все, а другим ничего!
— Хорошо… Что с тобой сделаешь, — попытался Чертанов изобразить скрытое неудовольствие. — Ты бы где-нибудь тормознул, передал бы нам флакон. Мы бы тут его и раздавили. А то, сам понимаешь, не в кайф на сухую ехать. Еще неизвестно, что завтра будет, а потом ведь на выходе шмонать станут!
— Давай завернем вон в тот переулок, — приказал водителю сержант. — Пускай флакон выдуют. А потом дальше покатим.
Шофер кивнул:
— Хорошо.
— Только дворик побезлюднее выбери.
Автозак съехал с оживленной улицы и завернул в малолюдный тенистый переулок. Густой разросшийся кустарник надежно прятал машину от посторонних глаз.
Держа бутылку в руках, дубак спрыгнул на землю. «АКМ», сползший с плеча, ударил его по ноге. Петро чертыхнулся и поправил автомат. Он обошел машину и остановился перед дверцей. Бутылка водки через решетку не пролезала, дверцу следовало открыть.
Подобные вещи проделывались во все времена, а Петро почти за два года службы в этом деле преуспел по-настоящему. Случалось, что он открывал дверцу фургона с зэками по нескольку раз за переезд. Ведь мало отдать зэкам бутылку водки, ее следовало еще и забрать. Иначе могут возникнуть нежелательные вопросы: «Каким это образом пустая бутылка оказалась в автозаке?»
Со стороны зрелище должно было выглядеть по меньшей мере странным. Около автозака стоит конвоир с бутылкой в руке и с автоматом за спиной и о чем-то разговаривает с заключенными. Поэтому следовало все сделать быстро, чтобы избежать ненужных свидетелей. Но сержант как будто бы и не торопился. А может, он почувствовал неладное?
Ключ от автозака на крепкой цепочке был прицеплен к поясу конвоира. Справедливое решение — за потерю могут спросить строго. Взяв ключи свободной рукой, Петро поиграл ими несколько секунд, после чего спросил у Чертанова:
— А зачем тебе водяра-то?
Внутри у Чертанова взорвалось. Михаил почувствовал, как к лицу приливает кровь, с головой выдавая его напряжение. Важно по-прежнему оставаться ровным, иначе все пропало!
Призвав на помощь остатки самообладания, Михаил заговорил ровным, слегка усталым тоном:
— Подразнить, что ли, решил, служивый? Считай, что у тебя получилось! Ну а теперь давай пузырь, трубы горят! Неизвестно, когда еще бухнуть придется.
Петро подкинул на спину сползший «АКМ» и с минуту, не говоря ни слова, рассматривал Чертанова, прильнувшего к решетке. Михаил чувствовал, как нервы натянулись до предела.
Михаил прекрасно понимал, что такие типы, как сержант Петро, обладают повышенной наблюдательностью. Важно в минуту наивысшего напряжения вести себя как можно естественнее и попытаться выдержать подозрительный взгляд.
Чертанов, стараясь усыпить в сержанте проснувшуюся подозрительность, широко улыбнулся.
— Мы так и будем друг на друга пялиться?
С такими типами, как вертухай Петро, Чертанову приходилось сталкиваться. Формула их существования весьма проста, Михаил даже составил их психологический портрет. Во-первых, они трусоваты, а во-вторых, очень мнительны. Мнительность — наиболее уязвимое их место. По-другому это их жизненная сущность. Трусость — главная векторная величина, превалирующая над всеми остальными составляющими. Они стараются всячески скрывать эту свою черту, а потому подчас действуют вопреки обычной логике. Именно это обстоятельство и следовало использовать сейчас.
Михаил почувствовал, что конвоир заколебался. Следовало сделать еще небольшое усилие, чтобы склонить чашу весов в свою сторону.