Макс Коллинз - На линии огня. Слепой с пистолетом
Обе стороны были сильно удивлены встречей. Когда Гробовщик сказал, что они могут почиститься у кузины его жены, он и не предполагал, что Барбара Тайне может выглядеть, как домработница. Могильщик же никак не мог поверить, что у жены друга есть кузина, которая живет в Амстердам Апартментс и от которой, несмотря на странный вид, за милю несло ее профессией. Еще от нее несло потом, который так пропитал ее розовый халат, что он облепил ее формы, ничего не скрывая. Запахи пота, профессии и духов удачно сочетались, дополняя друг друга.
Ее бурлящая женственность не оказала никакого воздействия на Гробовщика, который только сильно удивился, застав ее за уборкой в такое время ночи. Зато в Могильщике прямо-таки забил вулкан сексуальности.
Она, со своей стороны, никогда до этого не видела Могильщика, да и Эда узнала не сразу. Его обожженное кислотой лицо с пересаженной кожей было ей смутно знакомо, хотя она с трудом поняла, откуда. Сейчас оно к тому же было в синяках, ссадинах и кровоподтеках. Этот странный человек был в порванной перепачканной одежде, и к тому же с ним был еще один тип, мало отличимый от него. Ее зрачки испуганно расширились, рот открылся. Казалось, было видно, как в глотке образовался крик, который вот-вот вырвется наружу. Но он так и не слетел с ее губ, потому что Гробовщик, воспользовавшись щелью между приоткрытой дверью и косяком, провел апперкот, и его кулак угодил ей в солнечное сплетение. Судорожно всхлипнув, Барбара рухнула на пол навзничь. Ее розовый шелковый халат распахнулся, и она раздвинула ноги, словно это и было самой естественной реакцией на удар кулаком. Могильщик успел отметить, что волосы на причинном месте были у нее цвета старой ржавчины — то ли от несмытого мыла, то ли от несмытого пота. Гробовщик схватил со столика бутылку виски и поднес к ее губам. Барбара сделала глоток, поперхнулась, и в лицо ему полетели коричневые брызги. Она на какое-то мгновение утратила зрение: глаза ее были полны слез, а очки запотели.
Могильщик закрыл входную дверь, посмотрел на напарника и покачал головой. Барбара тем временем сказала:
— Драться было вовсе необязательно.
— Ты бы подняла крик, — буркнул Гробовщик.
— Господи, а что в этом такого? Вы бы лучше на себя посмотрели.
— Мы просто хотели немного привести себя в порядок, — пояснил Могильщик и добавил: — Эд говорил, что вы не будете возражать.
— Я и не возражаю, — откликнулась Барбара. —
Только надо было меня предупредить. Вы же выглядите, как пара громил. Она говорила, не выказывая ни малейшего желания подниматься с пола. Ей там, похоже, очень нравилось.
— По крайней мере, все живы, — заметил Гробовщик и приступил к церемонии представления: — Мой партнер Могильщик, кузина моей супруги, Барбара.
У Могильщика был такой вид, словно ему нанесли обиду.
— Давай, дружище, чиститься и побежим. Мы не в отпуске.
— Знаете, где ванная? — крикнула им вслед Барбара.
Гробовщик сначала хотел было ответить отрицательно, но затем сказал:
— Разберемся. Ты бы не могла нам одолжить рубашки твоего мужа?
Могильщик кисло на него покосился.
— Ты что, дружище? Если у этой особы есть муж, то у меня он тоже имеется.
Гробовщик отозвался не без обиды в голосе:
— А что тут такого? Мы же не клиенты!
Не обращая внимания на этот обмен репликами, хозяйка сказала, по-прежнему сидя на полу:
— Можете забирать всю его одежду. Он ушел.
— Насовсем? — испуганно осведомился Гробовщик.
— Дай-то Бог, — отозвалась женщина.
В поисках ванной комнаты Могильщик забрел на кухню. Он заметил, что черно-белые клетки линолеума были недавно вымыты. У раковины стояло ведро, полное мыльной пены, а рядом с ним — швабра на длинной рукоятке, обернутая тряпкой. Но это его не удивило. Шлюха в конце концов может заниматься чем угодно, думал он.
— Сюда! — услышал он призыв Эда и. пошел к нему. — В ванную.
Гробовщик приладил свой револьвер на дверной ручке, разделся до пояса, и стал умываться в раковине, забрызгав грязной водой безупречно чистый пол.
— Ну, ты набрызгал, все равно как поливальная машина, — пробормотал Могильщик, тоже раздеваясь.
Когда они закончили, Барбара провела их к стенному шкафу в спальне. Каждый выбрал по полосатой спортивной рубашке и по клетчатому спортивному пиджаку. Собственно, ассортимент был не велик, но пиджаки оказались достаточно просторными, чтобы вместить револьверы в кобуре.
— Ты выглядишь, словно лошадь под попоной, — сказал партнеру Гробовщик.
— Ничего подобного, — возразил тот. — Никакая лошадь не выдержит такого украшения.
Барбара вышла из гостиной с пыльной тряпкой в руке.
— Отлично! — сказала она, придирчиво оглядывая детективов. — Вам очень идет.
— Теперь-то понятно, почему твой старик от тебя смылся, — сказал Могильщик, обращаясь к Барбаре.
Увидев ее удивленный взгляд, Гробовщик пояснил:
— В такую жаркую ночь занимаешься уборкой.
— Потому-то и занимаюсь, — пробормотала она.
— Потому что жарко? — теперь уже удивился Гробовщик.
— Потому что он смылся, — был ответ.
На это Могильщик хмыкнул. Оказавшись в гостиной и услышав явно негритянский голос, громко сказавший «Только спокойствие!», они повернулись к цветному телевизору. На экране они увидели белого, который, стоя на платформе полицейского грузовика, говорил в мегафон:
— Расходитесь! Все уже кончено. Маленькое недоразумение.
Затем его лицо с острыми, совершенно не негритянскими чертами заполнило весь экран. Он уже говорил, обращаясь к телезрителям. Потом возник общий план: перекресток Седьмой авеню и 125-й улицы, где колыхалось море разноцветных лиц. Если бы не преобладание чернокожих и полицейских в форме, можно было бы подумать, что это сцена из голливудского фильма на библейскую тему. Но в Библии не так много чернокожих, да и тогдашние блюстители порядка мало похожи на нынешних. На самом деле речь шла о гарлемском бунте. Впрочем, сейчас никто не бунтовал. Если и шло сражение, то за место перед объективов телекамеры. Белый оратор между тем вещал:
— … вовсе не метод бороться с несправедливостью. Мы, цветные, должны находиться в первых рядах защитников закона и порядка.
Камера быстро показала улюлюкающих людей, затем быстро переключилась на другие грузовики-платформы, на которых, по всей видимости, находились негритянские лидеры, а также белые, среди которых Могильщик и Гробовщик узнали главного инспектора полиции, комиссара, окружного прокурора, конгрессмена, чернокожего заместителя комиссара, а также капитана Брайса, начальника гарлемского полицейского участка. Лейтенанта Андерсона, своего непосредственного начальника, детективы не увидели. Зато на одной из платформ они заметили трех чернокожих, удивительно смахивавших на типических представителей расы из музея восковых фигур. Первый был негр с заячьей губой в голубом костюме с металлическим отливом. Второй — юноша с узким лицом и продолговатой головой, словно воплощавший собой негритянскую молодежь, не способную себя реализовать. Третий наоборот был красивый, хорошо одетый седовласый человек, символизировавший успех и процветание. Каждый из них показался детективам смутно знакомым, только они никак не могли припомнить, где они их встречали. Впрочем, детективам сейчас было не до воспоминаний.
— Странно, почему наш главный не кричит во всеуслышание о том, что преступление не окупается и все такое прочее? — удивился Гробовщик.
— Да уж, — согласился Могильщик. — Теперь не скоро у него будет такая большая аудитория.
— Похоже, нашего босса они оставили в лавке.
— Как всегда.
— Пойдем, позвоним ему.
— Лучше прямо поедем туда.
Когда они спускались вниз, Могильщик спросил:
— Где ты ее раскопал?
— На работе, где же еще!
— Ты что-то скрываешь.
— Конечно, я не все тебе рассказывал.
— Это я понимаю. Но в чем ее обвиняли?
— Несовершеннолетняя преступность…
— Господь с тобой, Эд, она достигла совершеннолетия, когда ты еще ходил в школу.
— Это было давно. Она пошла по кривой дорожке, а я помог ей выйти на прямой путь.
— Это я вижу, — хмыкнул Могильщик.
— А ты хочешь, чтобы она всю жизнь скребла полы? — запальчиво осведомился Гробовщик.
— Но она и так их скребет.
— Мало чем проститутка может заниматься после полуночи, — фыркнул Гробовщик.
— Я просто подумал, какую роль ты тут играешь…
— Да ну тебя, я просто вытащил ее из передряги, когда она была несовершеннолетней. Теперь она сама решает, как жить.
Они вышли на улицу, сильно смахивая на двух работяг, решивших сыграть роль сутенеров и очень недовольных поведением своих девочек.
— Надо успеть вернуться в участок, пока нас никто не уделал, — пробурчал Могильщик, залезая в машину и усаживаясь за руль.
