Морской узел - Дышев Андрей Михайлович
Я оглянулся, надеясь так же быстро найти Пацана, и тотчас заметил руку, выглядывающую из-за валуна. Хотел позвать, но что-то меня насторожило. Я опустился на четвереньки, подобрался к краю скалы… В нескольких шагах от меня, распластавшись в узкой расщелине, притаились два человека в пятнистой форме.
Глава 35
Последний жест
Я прилип к камню, боясь пошевелиться. Вспугнутая чайка принялась с беспокойством кружить над камнями и, склоняя белую головку то на одну, то на другую сторону, пронзительно и страшно закричала младенческим голосом. Люди в камуфляже шевельнулись, один показал другому сложенную из пальцев букву «О», и оба начали осторожно вынимать из-под себя автоматы.
И тут я увидел Пацана. Он беззвучно появился из-за ствола сосны, словно материализовался из древесины, снова замер, но тень, хоть он и слился с ней, уже не хранила его. Пацан не видел людей, которые следили за ним из засады, а потому не прятался. Убедившись, что вокруг никого нет и тишину нарушают лишь кричащая дурным голосом чайка да шум волн, он принялся прыгать с валуна на валун, словно по окаменевшим болотным кочкам, двигаясь прямиком на засаду. Люди в камуфляже замедленными движениями направили стволы автоматов на него; я видел, как пальцы мягко легли на спусковые крючки…
Я вскинул голову и истошно закричал:
– Пацан, падай! Падай, здесь менты!
Мои последние слова заглушила автоматная очередь, но Пацан все же успел упасть на камни и, словно ящерица, затаился между ними. Тотчас прогремела еще одна очередь, и каменная крошка брызнула мне в лицо. Я покатился от края бревном, вскочил на ноги и спрыгнул в расщелину… У Пацана пистолет. Против двух автоматов это почти как рогатка. И все же это лучше, чем ничего. Я опустился на четвереньки, пролез через узкий тоннель под каменной глыбой, выбрался у самой воды. А теперь – вверх по склону, прячась за соснами. Я бежал легко и быстро, по большой дуге огибая бухту. Пацан не позволит им встать и погнаться за мной. Но и они не дадут ему поднять голову. Дрянная ситуация! Я срывал камни, и они, подскакивая, словно резиновые, скатывались по склону. Опять выстрелы! Эхо прокатилось по бухте, просочилось сквозь завалы камней и застряло там.
Спускаться оказалось труднее, неглубокий водосток был открыт всем ветрам и пулям, как приграничная следовая полоса. Прижавшись к липкому стволу сосны, я выжидал, когда люди в камуфляже отвлекутся на Пацана. Отсюда я видел обе стороны. Милиционеры, ритмично приподнимая ягодицы, расползались в разные стороны. Пацан, лежа на боку, обкладывал себя камнями. Я поднял увесистый булыжник и кинул его в скалу, на которой только что лежал. Камень звонко тюкнулся, раскололся на несколько частей, которые рикошетом разлетелись в разные стороны. Милиционеры огрызнулись на звук автоматным огнем, и я в это же время перебежал водосток, тотчас упал и покатился кубарем вниз.
Вот и спасительные камни. Я распластался среди них и стал проталкивать себя к Пацану. Защелкали пули, высекая искры и мучнистую пыль. Не передать остроту желания уменьшиться в объеме! Я лежал щекой на сыром крупном песке, а вокруг меня громоздились горы – остроугольные, с неповторимыми формами, в неисчислимом количестве. Такими видятся эти камни крабам. К моему лицу приблизился один – слюнявый, с перископическими глазками, осторожно приподнял темно-зеленую, поросшую щетинкой лапку и задумался: поставить ее мне на нос или не стоит? Я дунул на него, и краб моментально ретировался, ловко затолкал свое с виду неповоротливое и угловатое тельце в крохотную расщелину и стал невидим. Мне бы так…
– Эй, приятель! – позвал меня Пацан. – Ты там уснул?
– Нет, бодрствую, – ответил я.
Завизжали в бешеной пляске пули, расплющиваясь, изгибаясь, кувыркаясь между камнями.
– Нехорошо, коллеги! – с укором закричал Пацан. – Мы же с вами одно дело делаем, одной родине служим!
– А ты сперва свою харю покажи! – предложили милиционеры.
– Во-первых, не харю, а лицо…
Трррррах! Эхо длинной очереди отозвалось со склона. Я вскочил, прыгнул вперед. Автоматные стволы, как змеи, обратили на меня внимание, повернули свои ядовитые головки, плюнули огнем. Я упал, куда пришлось, острый камень впился мне под ребро, грубо отточенный, как топор неандертальца, булыжник рассек кожу на лбу, и закапал на серую стену Эвереста кровавый дождь.
Пацан дважды выстрелил из пистолета. Он пытался прикрыть мое продвижение к нему, но едва я шевельнул рукой, как вокруг снова заметались пули и начали крошиться камни.
– Вацура! – негромко позвал он. Кажется, до него было шагов пять.
– Ну? – ответил я, размазывая по лбу кровь. Боли я не чувствовал, но было щекотно от резвой струйки, и казалось, что по лбу сверху вниз сбегает беспрерывная вереница муравьев.
– Поляков где?
Я не знал, как сказать правду. Помолчал и ответил:
– Сейчас подойдет.
– Девчонку твою вытащили?
– Вытащили.
– Вот и ладушки. Я сейчас начну пугать их своей пукалкой, а ты приподнимайся и – рачком к берегу. Надо к яхте подбираться. Трудно, но надо. Усек, мой остроглазый Ямакаси?
– Усек.
– Тогда начинаю отсчет: айн, цвай, драй…
Жалобно и одиноко прозвучали пистолетные выстрелы, словно Пацан высекал искры, ударяя один камешек о другой. Я поднялся на ноги и, низко пригибая голову, кинулся к воде. Пистолетные щелчки тотчас заглушил тяжелый стук автоматов. Огромный валун, за которым я хотел укрыться, ощетинился огненными брызгами. Мелкие, как панировочные сухари, каменные крошки хлестнули меня по лицу, и я даже почувствовал во рту их меловой вкус. Пули роились вокруг меня, жадно впиваясь в мои следы на мокрой гальке. Я заскочил за спасительный валун, давясь белой пылью.
– Порядок! – крикнул я Пацану, дрожа от восторга и не веря в такое чудесное везение.
Испуганные стрельбой чайки громко кричали, пикировали на камни и взмывали вверх. Море шумело, чавкало, словно поддакивало чайкам, высказывая свое возмущение возмутителям спокойствия. Я снова позвал Пацана, потом осторожно выглянул. Один из милиционеров неподвижно лежал на камне ничком, словно на седле коня, свесив вниз голову и руки. Пацана я не видел. Я вполголоса чертыхнулся, стащил с себя пиджак и подкинул его вверх. Автоматная очередь, прилетевшая со стороны сосен, пробила его насквозь, излохматила, вдребезги разбила одну пуговицу и откинула к самой воде.
Я прыгнул в ту сторону, где затаился Пацан, зажмурился и стиснул зубы, когда снова загрохотал автомат и песок вокруг меня взметнулся фонтаном. Потом пополз, елозя щекой по наждачной поверхности камней.
– Эй, Пацан! Отзываться надо…
Я увидел прямо перед собой его ногу в грязной кроссовке. Схватил ее, нога вяло дернулась. Развалив стенку из камней, я подобрался к Пацану, отдышался, толкнул его в плечо. Он лежал на боку спиной ко мне, поджав к животу ноги.
– Я сейчас толкну кого-то… – пробормотал он тихо.
Ошалевая от гадкого предчувствия, я перелез через него, схватил побелевшее лицо в ладони.
– Ты что, Пацанчик? – зашептал я. – Они тебя зацепили?
Он кусал синие губы, морщился и тихо кряхтел от боли. Я не без усилия оторвал его руки, сжимающие пистолет, от груди. На черной водолазке кровь не была заметна, она лишь лоснилась от жирного пятна, словно Пацан вылил на себя тарелку харчо. Но вот лацканы светлого пиджака были сильно выпачканы. Я задрал край водолазки, оголяя Пацану грудь, и ужаснулся.
– Спокойно, Пацанчик, – прошептал я, изо всех сил стараясь не выказать лицом своего отчаянья. – Сейчас мы спрячемся за той скалой, и я тебя перевяжу… Ранка-то пустяковая…
Пацан наблюдал за мной со сдержанным спокойствием. Я вынул из его липкой от крови ладони «макаров».
– Там один патрон… – прошептал он.
Я чуть приподнялся, чтобы было удобнее схватить Пацана под мышки, но сразу же затарахтел автомат, и осколком мне обожгло щеку. Милиционер взбегал на склон, чтобы оттуда выстрелить по нас уже наверняка. Пацан дышал тяжело и хрипло, его взгляд затуманивался. Я стиснул зубы, чтобы не заорать, распластался по гальке и стал разгребать камни, проделывая путь к скале. Потом схватил его ноги и протащил чуть-чуть.
