Сто рентген за удачу! - Филоненко Вадим Анатольевич
Иван Аркадьевич хмыкнул, представив, как Витек в перерыве между истязанием профессоров и мародерскими вылазками с упоением читает Шекспира.
Так, похоже, боевой дух личного состава восстановлен. Теперь можно наконец заняться делом – попытаться разыскать сейф, если он здесь действительно есть.
– Он здесь, – заверил Зинчук. – Только там не совсем ключ… скорее, очередной регистратор… Меня инструктировали, как обращаться с ним.
– Разберемся. Для начала его нужно найти… Кстати, Иван Аркадьевич, а в самой лаборатории вы бывали? Только честно.
– Естественно, бывал, молодой человек! Я же проводил эксперимент по зомбированию и последующему восстановлению человеческой личности.
– А где тайник с хабаром… с образцами знаете? Или военные егеря прятали его без вас?
– Знаю. Он как раз в лаборатории… – Ученый подробно и обстоятельно объяснил, где лежит сокровище. Попутно рассказал, как устроена лаборатория, какие в ней приборы, и снова свернул на свой эксперимент по зомбированию. Чувствовалось, это его любимое детище.
Я вполуха слушал многословное объяснение Ивана Аркадьевича и внимательно осматривал стены. В свое время меня обучали проводить обыски и выискивать всякого рода тайники, поэтому с такой маленькой комнаткой, как эта, я справился в два счета – быстро обнаружил кирпич, на котором остались неотчетливые следы измазанных сажей пальцев. Я снял перчатки, попытался как можно точнее положить руку поверх отпечатков и надавил. Щелкнуло, звякнуло, несколько кирпичей выехало вперед, открывая нишу. Там действительно оказалось вмонтированное в стену устройство…
Знакомая штучка. Известно, для чего она предназначена…
Не удержавшись, я бросил взгляд на профессора. Ай да Иван Аркадьевич! Ну и артист! Как же ловко до сих пор он водил нас всех за нос!
Тот кусочек пластика, который мы с боем взяли в административном здании, вовсе не являлся ключом, как все решили. Никаких замков он открыть не мог. До сих пор не мог. Чтобы превратить его в полноценный ключ, требовалось зарегистрировать его в этом самом устройстве. Причем зарегистрировать на абсолютно любого человека, не обязательно профессора. Тот, чьи параметры – сетчатку глаза, голос и прочее – сейчас зафиксирует этот прибор, станет единственным «открывателем дверей», причем не только в лабораторию, но и в сейф с хабаром.
Вот почему Иван Аркадьевич так рвался сюда один. Узнай Урюк правду о ключе и регистраторе, Зинчук тотчас получил бы пулю в лоб.
Кстати, я запросто сейчас могу зарегистрировать ключ на себя, и тогда ни профессор, ни Марек и уж тем более Урюк мне не будут нужны. Конечно, придется повозиться, решая проблему, как заставить Витька снять с меня взрывчатку, но я решу ее – силой или хитростью. Весь хабар из лаборатории заберу себе. И жало, и пыльцу смерти. Смогу вылечить Потапа, оплачу операцию для себя, рвану из АТРИ и всего этого дерьма куда подальше, буду жить долго и счастливо.
А профессор и Марек пусть выкарабкиваются сами. Если они не встанут у меня на пути, я не буду сам их кончать. Просто брошу здесь, среди аномалий и мутантов. Впрочем, Марек – опытный бродяга. Он наверняка выберется из ЦИРИ. Вот захочет ли вытаскивать профессора? А, плевать! Пусть сами разбираются, я им не нянька. Здесь, в АТРИ, каждый сам за себя…
Мое лицо закаменело, взгляд потяжелел, превращаясь в фирменный взгляд хуги.
Профессор безошибочно понял, что сейчас творится в моей душе. Он издал хриплый звук, отшатнулся, сделал отчаянное движение в сторону дверного проема, за которым метались «живчики», а потом сник и обреченно протянул мне пластиковый прямоугольник:
– Возьмите, господин Бедуин. Чтобы зарегистрировать ключ на себя, вам надо отсканировать сетчатку глаза, то есть посмотреть в то окошечко. Тембр голоса – сказать какое-нибудь кодовое слово в микрофон, и ДНК – капельку слюны на ту пластину. Только сначала приложите подушечку указательного пальца к…
Он растерянно умолк, глядя, как я натягиваю на руки перчатки и надеваю шлем на лицо.
– Вы что делаете? – изумленно воскликнул Зинчук. – Нельзя зарегистрировать ключ в шлеме и перчатках. Снимите их!
– Еще чего, – откликнулся я. – Здесь без шлема долго находиться опасно. Так что в темпе, Док, плюйте, куда там надо, и давайте по-быстрому валить отсюда.
– А? Но как же так… Разве вы не собираетесь зарегистрировать ключ на себя?!
– Нет. «Открывателем дверей» будете вы.
Иван Аркадьевич всхлипнул и от избытка чувств прижал руки к груди.
– Сережа… Бедуин… миленький! Вы даже не представляете… Я не знаю, что сказать…
– Кодовое слово, Док! Да не мне, а в тот микрофон. И поживее, пока «живчики» не превратили эту комнатенку в крематорий.
– Сейчас-сейчас… Я мигом… – Иван Аркадьевич торопливо сунул пластиковую карточку в щель регистратора, но вдруг остановился и посмотрел на меня: – Я ваш должник, Сергей Борисович.
– Просто Бедуин. А возможность расплатиться вам скоро представится.
Ожидая нашего возвращения из «доменной печи», Урюк едва на стенку не лез от беспокойства – не за наши с профессором жизни, разумеется, а опасаясь, что мы кинем его и сбежим.
– Бедуин! Молоток! – Урюк от радости встретил меня как родного. Даже сделал жест, будто собирался по-дружески обнять, но ограничился похлопыванием по плечу. Затем проделал то же самое с Зинчуком и поинтересовался: – Ну, как? Взяли ключ?
– А как же, – за профессора ответил я и показал все ту же пластиковую карточку. – Здесь записан очередной код для очередного электронного замка.
– Надеюсь, на этот раз последнего? – проворчал Витек.
– Самого что ни на есть, – заверил его Иван Аркадьевич.
Я посмотрел на Марека. Напарник вел себя странновато – глядел на меня хмуро, если не сказать враждебно, и явно был не рад, что мы с профессором вернулись живыми и невредимыми. Если бы сейчас нас видел кто со стороны, то наверняка решил бы, что именно Урюк – мой приятель, а Марек… может, и не враг, но недоброжелатель точно.
Да что с ним такое? Что произошло за то время, пока мы с профессором играли в «огненные салочки»?
Не знай я Марека так хорошо, решил бы, что Иван Аркадьевич и Шекспир правы – близость к огромным деньжищам изменила моего напарника настолько, что он всерьез подумывает забрать сокровище себе. Прикидывает, как бы половчее устранить всех конкурентов, включая меня.
Ладно, по ходу разберемся. Марек, конечно, способен на многое, но не верю я, что он попытается ударить меня в спину.
– Прежде чем мы пойдем дальше… – Урюк поднял лежащий на полу пояс с взрывчаткой, который профессор снял перед тем, как отправляться в «доменную печь». – Давайте восстановим статус-кво.
– Какое умное словечко мы знаем! – деланно восхитился я. – А ты хоть понимаешь, что оно означает?
– Я знаю, как застегнуть на профессоре пояс с взрывчаткой. Это гораздо важнее, – парировал Урюк.
Вскоре мы вчетвером стояли перед заветной дверью в лабораторию и смотрели, как Иван Аркадьевич отпирает ее. Процедуру нельзя было назвать быстрой. Система долго и нудно проверяла все параметры профессора: голос, ДНК, сетчатку – короче, всё то, что он зарегистрировал в комнатенке, которую я окрестил «крематорием».
Когда замок наконец замигал зеленой лампочкой, сообщая, что запоры открыты, Урюк раздраженно проворчал:
– Легче в Кремль попасть, чем в эту лабораторию. А чего, сейф тоже так долго открывать?
– В общем да. Процедура та же.
– Вот блин! Накрутили, яйцеголовые, – скривился Урюк и посмотрел на меня: – Ну и чего мы опять стоим? Входить-то будем, нет? Давай, Бедуин, иди первым. Проверь, что там и как…
Я потянул на себя бронированную дверь и осторожно заглянул внутрь лаборатории, держа наготове автомат. Конечно, вряд ли мутанты сумели забраться сюда, но, как говорится, береженого удача бережет.
Марек остался в коридоре охранять профессора и Урюка, а я вошел в лабораторию. Она состояла из нескольких помещений. Сразу за дверью находился небольшой зал, в котором имелись массивные столы с встроенными пультами, в большинстве разбитыми, и шкафы для хранения реактивов и прочего инвентаря. На стене висели большие электронные часы, как ни странно рабочие. В углу – куча всякого хлама вроде покореженных компьютеров и микроскопов. Было видно, что не так давно здесь пытались прибраться, навести какой-то порядок.
