Андрей Воронин - Ставки сделаны
И в без того крошечной посуде кофе был только на самом донышке – угольно-черный и густой.
– Его не мало, – она покачала головой. – Его в самый раз. Ты пей, пей.
– А он с сахаром? – не унимался Марк.
Виктория шутливо нахмурилась.
– За кого ты меня принимаешь? Нет конечно. У него, как и у хорошего вина, есть свой букет, который нельзя портить. Пей.
Он взял чашечку двумя пальцами и поднес к губам. Сделал небольшой глоток.
Кофе действительно оказался вязким, словно подстывший кисель. С той лишь разницей, что он-то был как раз очень горячий. Марку показалось, что он проглотил концентрированный раствор молотого перца. Однако огонь, обжегший горло, тут же сменился ледяной волной, которая окатила его затылок. Ощущение было такое, словно из его черепной коробки разом вымыло все ненужное и неприятное.
Это было настолько непривычно, что на мгновение у Марка закружилась голова. В следующую секунду он почувствовал во всем теле необычайную легкость и, поставив чашку на стол, непроизвольно схватился обеими руками за края стула, на котором сидел.
Виктория тоже сделала глоток и теперь внимательно следила за Марком.
– Какие-нибудь грибы? – первым делом предположил он, когда к нему вернулся дар речи. – Или химия? Угадал?
– Это кофе, – мягко повторила она, словно учительница, объясняющая урок нерадивому ученику. – Всего лишь кофе.
Разумеется, его тоже можно считать наркотиком.
Марк кивнул – дескать, верю – и допил то, что еще оставалось в чашке. Эффект был аналогичным, но уже не таким ярким.
– А можно мне еще кофе? Настоящего? – попросил он, поставив чашку на поднос.
– Нельзя, – покачала головой Виктория.
– Почему?
– Это тебя убьет, – без улыбки ответила девушка. – Той дозы, которую ты сейчас получил, вполне хватает на сутки. Для твоего непривыкшего организма это заряд бодрости дня на два. Если повторить прямо сейчас, наступит нервное истощение, сердечная недостаточность и нечто вроде комы.
Поэтому пить настоящий кофе литрами, как «чибо», «нестле» или «якобс», – верная смерть.
Хмыкнув, Марк показал ей большой палец.
– Супер, – ему казалось, что сейчас достаточно одного неосторожного движения – и он взлетит. – А где ты взяла этот замечательный напиток?
– Я же говорила, что у горцев. Тех, которые живут в Андах.
– Они твои прямые поставщики? – усмехнулся Марк, отпив кристально чистой воды из стоявшего на подносе стакана.
Виктория, принявшаяся за круассаны, только кивнула. Вода оказалась такой ледяной, что от холода заломило в зубах.
– Отличный боржоми, – похвалил он и вытащил из пачки очередную сигарету.
Так, запивая никотин минеральной водой, Марк дождался, пока Виктория расправится с круассанами. Потом она убрала поднос в мойку и опять забралась к нему на диван. Поджав ноги, попросила прикурить ей сигарету.
Некоторое время они молчали. Первой тишину нарушила девушка. Дождавшись, когда Марк потушит окурок, она проговорила, глядя куда-то поверх его головы:
– Ты так и не сказал о себе ни слова. Почему?
Он усмехнулся.
– Врожденная скромность. Не люблю говорить о себе.
К тому же и рассказать нечего. Дом не построил, дерево не посадил, сына не вырастил…
– А хочешь? – внезапно спросила она.
Спросила очень серьезно.
Марк замолчал, словно врезавшись в стену. Прошло почти полминуты, прежде чем он справился со своими чувствами и спросил:
– Это что, предложение?
Виктория пожала плечами.
– Лично я так не говорила. Но возражать против твоей версии не хочу.
Она обняла его и прильнула всем телом.
– Ты ворвался в мою жизнь как свежий ветер, – прошептала она, и ее горячее дыхание коснулось его шеи. – Я хочу, чтобы этот ветер не стихал.., никогда.
Марк почувствовал себя свиньей. На этот раз он молчал гораздо дольше.
– Мне нужна твоя помощь, – произнес он наконец, не слишком вежливо меняя тему. – Сегодня вечером.
Девушка вздохнула. На мгновение Марку показалось, что сейчас она отстранится, встанет и уйдет, но этого не случилось.
– Хорошо, – проговорила Виктория. – А что нужно сделать?
– Отвезти меня в гости, – ответил он. – К брату.
И привезти назад. Ничего сложного.
* * *Здание было безыскусным. Четыре этажа, сталинский ампир, потемневшая от времени штукатурка, двухметровый бетонный забор вокруг прилегающей территории. Окна первого этажа были забраны решетками, а перед входом цвели две пышные клумбы в массивных каменных чашах. На тяжелой дубовой двери главного входа блестела отполированная латунная табличка: «Московское региональное управление федеральной службы безопасности».
Справа от двери висел старомодный почтовый ящик, выкрашенный в синий цвет. К нему никогда не Прикасались почтальоны, собиравшие по утрам почту, – только сотрудники. Он был предназначен для писем доброжелателей.
Автоматические камеры видеонаблюдения, установленные над дверью, позволяли быть в курсе всего, что происходило перед входом и на ближайшем участке улицы. Все, что они транслировали на два экрана в боксе дежурного, записывалось на видеодиски. В том числе и лица тех, кто подходил, чтобы украдкой бросить в ящик письмо, чаще всего без подписи.
В заборе слева от фасада имелись железные ворота с еще одной видеокамерой, открывавшиеся автоматически. В них проезжали только автомобили сотрудников.
Тот летний полдень выдался особенно жарким. Дежурный, лейтенант с греческой фамилией Петрас, потягивал охлажденную кока-колу из пластикового стаканчика и жутко потел. Раз в две минуты он доставал платок, чтобы промокнуть лоб, потому что соленые капли стекали прямо в глаза.
И тогда он не мог видеть происходящего на экранах, поэтому пропустил тот момент, когда перед дверью управления появился небритый человек в не первой свежести плаще мышиного цвета.
Вскинув взгляд на экраны, Петрас обнаружил там его лицо крупным планом. Подошедший, в отличие от лейтенанта, совершенно не страдал от жары, хотя и одет был скорее по-осеннему. Глядя прямо в объектив одной из камер, он приоткрыл полу плаща, и тут вдоль позвоночника Петраса пробежал неприятный холодок: под плащом на плече незнакомца висел стволом вниз укороченный «Калашников».
Дрогнувшим пальцем лейтенант нажал тумблер интеркома и не своим голосом объявил:
– Внимание! Нештатная ситуация! Вооруженный человек у входа в здание… Охране принять меры предосторожности.
Сам он вдруг ощутил, что мерзнет, и поежился.
Человек в плаще потянул на себя дверную ручку. Массивная дубовая плита подалась с негромким скрипом.
К чести спецслужб, за дверью его уже ждали. Охранники управления даром хлеб не ели. Трое из них взяли на прицел дверной проем, а еще двое встали по обе стороны от него, Поэтому, когда незнакомец вошел, то первым делом увидел несколько стволов, смотревших ему точно в переносицу, а потом ощутил, как еще два бесцеремонно уткнулись под ребра.
Он, однако, ничуть не испугался. На его лице даже появилась улыбка. По всей видимости, на другой прием он и не рассчитывал.
– Распахни плащ! – потребовал один из охранников, стоявших перед ним.
По всей видимости, он был старшим.
Вошедший без колебаний выполнил это требование.
– Я пришел сдаться, – глухо сообщил он.
– Разберемся, – ответил на это старший. – Ложись на пол, руки на затылок. Живо.
Незнакомец сначала опустился на колени, а потом лег так, как приказывали.
– Саша, забери у него оружие, – скомандовал старший одному из охранников.
Тот опустил пистолет и подошел к лежащему. Присел, стянул один из рукавов плаща, а следом – и ремень автомата. Отошел обратно, держа оружие за цевье.
– Я хочу говорить с полковником Комовым, – уже с пола произнес человек. – Мне есть что ему рассказать. Отведите…
Старший усмехнулся.
– Думаю, что Александр Петрович сам к вам придет.
Чуть-чуть попозже. Пока что можете встать.
Человек в плаще поднялся, и тут же двое, стоявшие у него по бокам, заломили ему за спину руки и защелкнули на запястьях холодные браслеты.
– Шагай, – один из охранников махнул рукой в направлении лестницы, ведущей, по всей видимости, в подвал.
«Чуть позже» продлилось почти два часа. Задержанный провел их в металлической клетке из прутьев толщиной в палец. Охранник периодически отрывал взгляд от какого-то глянцевого журнала, чтобы удостовериться в его присутствии.
Человек неподвижно сидел на деревянной скамье внутри клетки, воткнув взгляд, словно нож, в стену напротив. На его лице была только усталость – и больше ничего.
Начальник управления, полковник Александр Петрович Комов, спустился в подвал к концу рабочего дня. С интересом взглянув на задержанного – вернее, сдавшегося добровольно, – он кивнул дежурному:
– В двенадцатый его. Не будем терять время и проверим его на детекторе.
