Эльмира Нетесова - Пасынки фортуны

— Да уже часов десять вечера было.

— А не объяснил, почему с таким разговором под ночь пришел?

— Чему ж удивляться? От нас до города рукой подать. Может, после работы, я тогда так подумал.

— А почему именно к вам обратился? — нахмурился следователь.

— Магазин наш на дороге стоит. С него село начинается. Меня он первого и приметил. А и советоваться по такому поводу со старым человеком нужно. Так я за него подумал. Кто ж мог предположить иное? — заморгал сторож часто.

— И что дальше?

— Я ему толковал про цены на дома. Как я их знаю. А тут слышу, вроде дверь магазина визгнула. Я вскочил и к ней хотел. Ружье наготове. Перепугался вдруг.

— А где вы разговаривали с тем человеком?

— На лавке, сбоку магазина. Там бабы обычно открытия магазина ждут. Судачат. Эту скамейку так и зовут — последние новости.

— Вы сами его туда позвали? — похолодел голос Машукова.

— Не помню. Может, и так. А скорее, само собой все получилось.

— Как вы его увидели? Откуда этот человек к вам подошел?

— Не приметил, откуда он вывернулся. Я около двери магазина сидел. А за разговором разве упомнишь, верно, сам на лавку его позвал. Он же и одет был не то, что я. На порожек не пригласишь.

— Ну, а дальше? — напомнил Машуков.

— Эх, дальше-то и завертелось. Я, когда с лавки соскочил, он меня за плечо. Куда это, мол, ты, дед, торопишься? Я хотел было про дверь ему сказать, да отчего-то промолчал. Оттолкнул его руку. Ну и успел до угла добежать. Глядь, а там двое уже в магазин нырнули. И дверь за собой закрыли. А тут этот меня нагнал. Сам я сообразить ничего не успел мозгами. Руки опередили. Я в него выстрелил. Но не нарочно. Хотел вверх, сигнал дать селу. А этот ружье стал вырывать. Заряд, верно, в него попал. А может, и мимо. Не знаю. Но только больно мне стало. В левой лопатке. Оглянулся. Кто-то мне рот рукой закрыл. Ружье вырвал. Больше ничего не помню.

— А почему не в сторожке были?

— Сынок, кто ж в такую жару в ней усидит? На воздухе оно всегда лучше. Кто ж знал, что так получится.

— Скажите, вы в лицо запомнили того человека, с которым говорили?

— Я ж с ним, как с тобой, говорил. Конечно, помню. Хоть и темно было, но глаза мои к ночи привычные. Узнал бы, если свидеться придется. — Следователь едва заметно усмехнулся: — Скажи, сынок, в магазине все в порядке иль успели они?

— Ничего взять не успели. Ваш выстрел спугнул. Сбежали.

— Слава тебе, Господи, — обрадовался старик.

— Скажите, когда в ваш магазин завезли ювелирные изделия для продажи, кто-либо чужой появлялся в селе засветло?

— Так золото в нашем магазине всегда лежит. Не невидаль какая. А чужие, может, и были. Днем мне в магазине делать нечего. Старуха там покупает, что нужно. Так уж не обессудь, сынок. Чего не знаю, не сбрешу.

— А человека, который с вами на дежурстве говорил, где раньше видели?

— Да Бог с тобой! Где ж я его мог встречать? Он же по северам мотался. А я всю жизнь в своем селе прожил. Меня там не только каждый ребенок знает, но и каждая старуха, — пытался улыбнуться Аскер.

— А тех, которые в магазин влезли, вы не успели запомнить?

— Разве со спины много увидишь? Да и приглядеться особо не успел.

— Что ж, выздоравливайте. Извините за беспокойство, — попрощался со стариком Руслан Машуков.

Старая пропыленная «оперативка», коротко чихнув, взяла разбег с места и помчалась по дороге, оставляя далеко позади себя крученый рыжий хвост пыли.

Руслан уже знал, что в одну из городских больниц ночью попал человек с огнестрельным ранением. Как он оказался в больнице, каково его самочувствие, кто он, имеет ли отношение к происшедшему в селе, пока никто сказать не мог: хирурги, дежурившие в эту ночь, были заняты операцией. И вот теперь, возвращаясь от Аскера, следователь решил заглянуть в больницу.

Операция еще не кончилась. Он подошел к дежурной медсестре.

— Все еще раненого оперируют?

— Его.

— Ну и как?

— Не знаю, — пожала она плечами.

— А как он к вам попам?

— Я не видела. В палате была. Уколы делала. Вдруг шумок в коридоре услышала. Выглянула. Человека несут. В крови весь. И сразу в операционную. А я туда не могу войти. Закончится операция, узнаю. Да и сам расскажет.

— Вы уверены? — обрадовался следователь.

— Конечно. Его же лучший хирург оперирует. Повезло вашему родственнику.

— Родственнику? С чего вы решили?

— А кто ж? Только о родных спрашивают у нас, — удивилась, в свою очередь, медсестра. И внезапно посуровела: — Хотя и другие приходят. Из-

за кого в операционную попадают…

* * *

Дверь операционной распахнулась. Вышел врач. Он стаскивал на ходу перчатки, маску. И, сняв забрызганный кровью халат, быстро прошел в ординаторскую. Там долго мыл руки, не замечая следователя. И тот понял, что хирургу сейчас не до него. Что-то не удалось? А, может, усталость сказалась? Но вот врач повернулся:

— Вы родственник? — глянул на следователя.

— Следователь.

— Вон оно что, — протянул хирург неопределенно.

— Как прооперированный?

— Не вытянули, — достал врач сигарету. И, поспешно закурив, сел к столу.

— Умер? — уточнил Руслан.

— Умер, — вздохнул хирург и добавил: — Да и надежд особых не было. Мы сделали все, что в наших силах. Но… Заставить жить мертвого мы не можем. Сами поймите, ранение сквозное. В область кишечника. Он так и не пришел в себя…

— Кто доставил его в больницу?

— Сам доставился. Сегодня мое дежурство по больнице. Ну, в половине второго ночи вышел я в коридор, хотел больного тяжелого проведать. Слышу: стоны. Я к окну. Вижу — человек лежит на пороге. Корчится. Я к нему. Ну и тут же на операционный стол. Спасти хотел, не получилось…

— Он успел рассказать, что с ним случилось?

— Я же говорил, без сознания он был. Потеря крови слишком велика. И неудивительно. Дробь. Карточная. Выстрел был в упор. Даже кожа вокруг раны обожжена. С таким зарядом на медведя можно ходить. А тут — человек. Развелись эти бандиты! Убивают безнаказанно, бросают у порога, как собаку. Отмечать за случившееся не хотят. Эх-х, — досадливо погасил окурок врач.

— А где одежда его?

— В приемной. Ее осмотрели. Пусто. Ничего нет в карманах. Кто-то до нас обшарил человека.

— Можно взглянуть на него?

— Пройдемте, — согласился врач.

В операционной дремала белая тишина. Тускло поблескивали инструменты. Скальпель, иглы, кетгут беспомощно лежали на столе хирурга. Врач откинул с лица покойного простынь. Машуков подошел.

Умершему на вид было далеко за сорок. Но это так, условно. Иных преждевременно старит жизнь, других — смерть, обрывающая возраст небытием. Крупное лицо уже подернулось желтизной. Воскового цвета лоб прорезан морщинами. Глаза открыты. Словно все пытаются разглядеть, куда улетела жизнь. Но ладони обессиленно разжаты: им не поймать ушедшего. И усталые они, охладели к жизни, белизна смерти покрыла их. Следователь вгляделся в лицо покойного. Нет. Раньше им не доводилось видеться. Иначе запомнил бы. Но кто он? Тот ли, кого, сбиваясь с ног, не досыпая ночей, не зная отдыха, вот уже несколько лет ищет, то и дело теряя след, милиция по так и нереализованной санкции прокурора на арест? Но тот ли эго? Кого никто из следователей ни разу в глаза не видел, имевший во всех «малинах» уважительную кличку Шеф? О нем на допросах молчали. Безропотно брали на себя его вину. Никто из кентов ни слова не сказал о нем. Он был неуловимым.

Шеф? — вглядывался в лицо покойного следователь. И отдернул простынь. Да… Такие наколки носили лишь те, кто отбывал длительные сроки. «Они устали», «Мне счастья в жизни нет», — смеялись, жили на мертвых ногах буквы. Это знакомо. Но почему на груди выколоты горы, море и штурвал в кандалах? Машуков знал, в татуировках никогда ничего не бывает случайным. И опытный кент по такому рисунку может узнать о человеке многое. Татуировка — это клеймо, чаще добровольное, реже — вынужденное. Это воровской паспорт. Он один на всю жизнь. Как кличка, как судьба. Никто из непосвященных не сможет распознать секретов, скрываемых в аляповатом рисунке.

Следователь еще раз посмотрел на татуировку. Одно понятно: покойный был матерым вором. Он и есть, вероятно, тот самый собеседник Аскера. Это установить просто. Привезти сторожа на опознание трупа в морг. Ну, узнает. А дальше? Кто он? Главарь? Так и хочется поверить в это.

— Труп надо в морг отправить, — прервал размышления Руслана хирург. И добавил: — Выпил он крепко. Наверное, поругался с кем. Вот его и…

— Выпил? — удивился Руслан и мысленно упрекнул Аскера за разговор с пьяным. И утаил это в показаниях!

— Еще мягко сказано, — усмехнулся хирург. И дал знать санитаркам. Те быстро положили труп на носилки, укрыли простынью и молча, тихо вынесли его из операционной.

— Картечь сохранилась?

— Да, возьмите. Почти весь заряд, — передал хирург Машукову пакетик и добавил: — Одежда у санитарки. Если нужна, заберите.