Михаил Зайцев - Час бультерьера
И опять никто не услышал звук выстрела. Только пробитое пулей стекло слегка завибрировало и мокро хлюпнуло под челюстью убитого в том месте, куда под острым углом вошла пуля снайпера, контролирующего окна с земли.
Кровавая струйка из дырочки посередине лба покойника Али, прокатившись по виску, огибала ухо. Звенело в ушах эхо яростного крика маджнуна. Пуля снайпера, пробив стекло, порвав мозговые извилины непонятливого федави, раздробила ему макушку, ударилась о потолок, отрикошетила от стены и застряла в ворсистом ковре, а в комнату из коридора влетела граната.
Ребристая, тяжеленькая «лимонка» покатилась по полу, и без всякого промедления двое избранных прыгнули, накрывая ее своими телами, спасая остальных.
Перед глазами маджнуна мелькнуло курносое, симпатичное лицо федави, который, опережая товарища, упал на гранату животом. Лицо это лучилось счастьем. Маджнун уже никогда не научит этого и других смертников ценить суетную, обычную жизнь, мирясь с ее несовершенством.
Смертники легли на гранату крестом – верхний поперек нижнего. Прежде чем «лимонка» взорвалась, они успели так сгруппироваться, чтобы обеспечить братьям максимальную защиту от осколков.
Ухнул взрыв, подбросил крест из человеческих тел. Разорвав плоть, пара осколков все-таки вырвалась из живой ловушки, металл ударил по стеклу, и огромная прозрачная плоскость окна не спеша осела, превращаясь в тысячи мелких стекляшек.
Последние двое оставшихся в живых избранных, опережая хлынувшую в комнату стеклянную лавину, прыгнули к дверям, подхватили мертвого Али и, используя его тело вместо щита, сгорбившись, втянув головы в плечи, широко шагнули за порог.
Маджнун оглох от взрыва, реагируя на стеклянный обвал, прикрыл инстинктивно голову локтем, мысленно похвалил последних живых избранных за смекалку и, догоняя их, выпрыгнул за порог.
С того момента, как маджнун задал оставшийся безответным вопрос рыжему Али, минуло чуть больше тридцати секунд.
Сразу за дверью – выстроенная рядком вдоль коридорной стены обувь и труп старика-имама, убитого бесшумным выстрелом в голову, в глазницу. Уцелевший глаз духовного и по совместительству светского руководителя «российского филиала» добровольных рабов богоподобного халифа глядит в темноту строго и удивленно.
В коридоре – темень. Плафоны под потолком не горят, сумрачного сияния заходящего солнца за спиной, за разбившимся панорамным окном, едва хватает, чтоб высветился пятачок за порогом распахнутых настежь дверей в изуродованном взрывом помещении для вдумчивых бесед старших с младшими.
Светлый пятачок возле дверного проема, в обоих концах длинного, лишенного окон коридора два светлых пятна напротив открытых дверей к ступенькам лестниц, что тянутся по бокам здания санатория, выстроенного в эпоху СССР для нужд партработников среднего звена.
Этот коридор – главный в центре. За запертыми дверями офисные помещения, медицинское оборудование, справа, там, куда направлял стопы убитый старец, в правой стороне, утонула во мраке дверь в покои имама. Возле той двери стоял вооруженный часовой. Конечно – стоял. Но, может быть, застрелив часового из своего бесшумного оружия, противник не озаботился проверить его карманы? А у часового был пистолет. Хороший. Системы Стечкина.
Сквозь вату, появившуюся в ушах после взрыва, не слыхать ни шороха. Противник расправился с часовым, застрелил имама, прикончил Али, крик маджнуна обманул противника, он метнул гранату и?.. И побежал, конечно же, направо, к лестнице в том, правом конце коридора, ибо стрелял и метал он оттуда, справа.
Операция по разгрому центра началась, вероятно, едва отъехал автобус, а это означает, что у противника... то есть – у противников вряд ли было время обшарить покои имама. Один из противников появился на третьем этаже, пальнул в часового, тут и вышел в темноту коридора имам... Где же сейчас обманутый маджнуном противник?.. Сто против одного – он затаился на лестничной клетке. У него была единственная граната, он боится за свою жизнь, он ждет подмоги.
Кто напал на центр? Кто?! Кто посмел?! Возможно – ортодоксальные приверженцы ислама. Вполне возможно, кто-то из новообращенных ассасинов раскаялся в религиозных заблуждениях и предал братьев...
Вихрь мыслей, домыслов, версий, планов бушевал в голове маджнуна, пока он выпрыгивал за порог, делая вдох. Он прокричал:
– Один – налево, другой – направо, третий остается со мной! Стрелять по всему, что движется!
Он кричал, драл глотку и одновременно жестами объяснял выжившим избранным, как и чего делать на самом деле.
Понятливые федави кивали старшему, их глаза, полные праведного гнева, влажно блестели, они не могли сдержать слез, у их ног лежал мертвый духовный отец, старец-имам. А на их губах блуждали улыбки, они чувствовали близость благодатной и ласковой смерти во имя халифа, во славу Аллаха. Как могут сочетаться искренние слезы грусти, гнев и по-детски счастливые улыбки? Сие не дано понять лишенным благодати веры в богоизбранность халифа.
«Третьего», мертвого Али, труп-щит, передали маджнуну. Брат повыше ростом нагнулся, подобрал ботинок из ряда у стены и побежал направо, громко топая ногами в носках, придерживаясь центра коридорной кишки. Брат пониже и более коренастый побежал на цыпочках за высоким, побежал параллельным курсом, немного отстав, прижимаясь к стене. Маджнун, удерживая труп-щит на весу, подхватив мертвеца под мышки, прикрываясь покойником, двинулся следом, направо, еще более плотно, чем коренастый федави, вжимаясь спиной в стену, стараясь передвигаться абсолютно без всяких шумов, задерживая дыхание.
Федави повыше успел добежать до коридорного торца, в то время как коренастый остановился подле часового у дверей в покои имама.
Федави у выхода на лестничную площадку швырнул ботинок, крикнув: «Ложись!» Смешная, примитивная уловка, но все лучше, чем ничего. К тому же только что, полторы-две минуты назад, похожая уловка маджнуна сработала, так отчего бы ее не повторить?
Маджнун, прислушиваясь к звукам с лестницы, морщась от наличия воображаемой ваты в ушах и все-таки слыша, как катится по лестничным ступенькам ботинок, догнал коренастого брата. Глаза маджнуна достаточно привыкли к темноте, чтобы разглядеть часового.
Вопреки ожиданиям, часовой не валялся под дверью, убитый пулей. Часовой умер и оставался в вертикальном положении. Его пригвоздили к стене стальные болты, выпущенные из мощного арбалета. Болты пробили горло, грудную клетку и ключицы. Мертвое тело буквально висело на болтах, а самый верхний болт под подбородком удерживал голову в естественном положении. Даже если включить свет в коридоре, издалека не сразу, не в первый же момент, поймешь, что часовой висит, а не стоит, что он неподвижен потому, что мертв.
А дверь-то в покои имама приоткрыта! И это означает, что недавний вихрь мыслей в голове – пурга бесполезная! Вторжение началось задолго до того, как уехал автобус с рабочими, с отстоявшими сутки на посту полицейскими и обслугой! Рабочие еще стучали молотками под крышей, когда арбалетные болты пригвоздили к стене часового! Стук молотков помешал ему, маджнуну, старику-имаму и шестерым избранным в комнате для сокровенных бесед на этаже, куда редко кто заглядывает без особого приглашения, услышать дробь арбалетных метательных снарядов!
Рослый брат федави скрылся с глаз маджнуна, выскочив на лестницу следом за ботинком. Коренастый вытащил из подмышечной кобуры распятого часового «стечкин». Маджнун вжался спиной в стену рядом с обезоруженным мучеником, продолжая прикрывать себя трупом рыжего, повернув голову и поглядывая на сталь болтов. Маджнун никак не мог ухватить какую-то важную мысль, какую-то догадку, застрявшую у него в подсознании.
Рослый вернулся в коридор, в блеклое пятно света напротив дверей к лестнице. Развел руками, мол, докуда хватило глаз – никого. Коренастый, держа пистолет обеими руками, готовый к стрельбе, толкнул стволом приоткрытую дверь в священные покои имама. Дверь, скрипя, отворилась, и коренастый, заметив что-то или кого-то, нажал на спуск.
Вместо того чтобы выстрелить, пистолет превратился в огненный шар. Вновь шибануло по ушам, забивая их ватой. Маджнуну повезло вовремя закрыть глаза, спасая сетчатку от ослепительной вспышки. Маджнун судорожно сморгнул раз, другой и увидел коренастого брата с лицом – кровавым месивом, с двумя обуглившимися головешками на месте рук.
Патрон! Противники подменили, заменили патрон в обойме «стечкина» на нечто взрывающееся от удара бойка по капсулю! КАКОЕ ВОСХИТИТЕЛЬНОЕ КОВАРСТВО! Восторгаясь коварством противника, маджнун истерично расхохотался. Ох, напрасно некоторые лингвисты переводят слово «маджнун» как «безумец». Хотя буквоеды и правы отчасти – обычному человеку и правда трудно понять «одержимого силой», который порою действительно становится похож на сумасшедшего.
