Евгений Сухов - Я – вор в законе
С моря потянуло прохладой, дышалось легко и свободно, но, видно, недолго ему еще осталось наполнять свои легкие кислородом, остатки которого вырвутся наружу через рваные раны на теле. Это убийство будет напоминать самое обыкновенное ограбление, встречающееся здесь каждый день. Сержант будет лежать под тенистым платаном с вывороченными карманами, пока утром на него не натолкнется грузовичок, развозящий по домам свежеприготовленную пиццу. Сержант даже представил лицо молоденького шофера, который со смешанными чувствами отвращения и страха будет заглядывать в его посиневшее лицо. Потом будет пронзительное завывание полицейской машины и носилки со следами запекшейся крови.
– Я всегда восхищался тобой, Сержант. И поверь, мне жаль это делать. Двойная несправедливость в том, что ты умрешь от руки своего же воспитанника. Мне никак не думалось, что именно я буду тем человеком, который поставит точку в твоей биографии. Признайся мне, Сержант, не обидно ли тебе умирать в этой итальянской глуши после того, что ты увидел и пережил?
Легкие буквально распирало от обилия кислорода. Странно, почему он никогда не замечал того, что у моря всегда дышится по-особенному легко? Воздух был разрежен, и пахло йодом.
– Умирать всегда обидно, – просто отвечал Сержант. – Теперь ответь ты мне, кто тебя послал?
– А ты не догадываешься? – криво улыбнулся Рыжий.
– Понимаю… – вымолвил наконец Сержант, – у нас с тобой один хозяин.
– Да.
Теперь все выглядело на редкость логично, и не было ничего удивительного в том, что он не разглядел его сразу. Ведь и первые мазки по холсту не могут сказать о том, что это будет за картина. Впрочем, он и раньше догадывался о том, что кто-то из них должен быть от Владислава Геннадьевича, но что этим человеком окажется именно Рыжий, предположить не мог. Такая игра больше подошла бы Лешему, может быть, поэтому он и старался держать его около себя, чтобы обезопасить себя от возможных сюрпризов.
Оказалось, ошибся.
Щербатов – тонкий игрок, вот это-то и невдомек рыжему юнцу: сначала он избавится от главного свидетеля, а потом настанет черед и его убийцы. Этот мальчик залез в большое дело, и он напрасно думает о том, что для него это просто романтическое приключение.
– Когда ты получил приказ убить меня? – не сводил Сержант глаз с махонькой мушки на стволе.
– Приказ убить тебя я получил еще до отъезда. Варяг – мудрый человек, он предвидел, что ты попытаешься переиграть его в двойную игру.
– Хвалю, ты неплохо держался все это время и со всем не нервничал.
Мушка напоминала насекомое, устроившееся на стволе, да так ей здесь понравилось, что она и осталась, сложив крохотные крылышки.
– Помнишь наш первый день, когда я рассказал вам про три правила? – спросил Юрьев.
Мушка смотрела ему прямо в живот под самую диафрагму.
– Такие встречи не забываются, Сержант, – качнул Рыжий пистолетом, словно хотел согнать досаждавшее ему насекомое. А надоедливая муха и не думала улетать, крепко уцепилась за ствол пистолета.
– Есть еще и четвертое правило.
– Какое?
– Никогда и никому не доверяй!
Прозвучавший выстрел согнул Рыжего пополам, а потом крохотный свинец, спрятавшийся у него в желудке, все больше наливаясь тяжестью, стал медленно стаскивать его под ствол платана.
– Глупец, неужели ты думал, что я просто так дам убить себя? Ты действительно меня удивил этой встречей, но я никогда не вынимаю руку из кармана, когда иду по безлюдным улицам, и, прежде чем ты успел бы в меня выстрелить, я продырявил бы тебя дважды. А теперь прощай, я тороплюсь, – и, обернувшись напоследок на скрюченное тело, неторопливо пошел по вымершей улице.
Сержант вышел к морю. Оно волновалось белой пеной, и осколки волн разбивались о скользкую поверхность скал и колючими иглами впивались в его разгоряченное лицо. Юрьев облизнулся, брызги были такими же солеными, как и пролитая слеза. Он снял с себя куртку, осмотрел. В месте выстрела – аккуратная маленькая дырочка с опаленными краями. Испорчена вещь, теперь уже не поносить. Юрьев набил карманы куртки камнями, а потом, взобравшись на уступ скалы, бросил куртку в воду. Море, благодарно хлюпнув, приняло подарок. Некоторое время Юрьев смотрел за тем, как куртка уверенно погружалась в глубинную темень, и рукава, взывая о помощи, помахивали ему снизу. Потом пропали и они.
Юрьев стоял неподвижно, как будто прощался с почившим другом, так хоронят одну из своих надежд, а потом каменистым берегом пошел назад в город.
Это был тот редкий случай, когда Сержант не знал, что делать дальше. Он чувствовал себя свободным от обещания, которое дал Владиславу. И еще одна беда: в деле киллера существуют такие же правила, как и в воровской среде, и нарушить их – это подписать собственный приговор.
Море стучало в скалы и трескуче шелестело галькой под ногами, пытаясь намочить ступни. Возможно, самое разумное в его положении, это снять деньги в банке и затаиться в глухом уголке, покинутым даже Богом. И следить издалека, чем же закончатся эти тараканьи бега.
Раньше он получал заказ от множества воровских группировок, которые уверенно делили Россию на лакомые куски и с его помощью освобождались даже от потенциальных конкурентов. Сейчас, когда место патриарха занял Владислав Геннадьевич, выполнять работу будет куда труднее.
Он видит в Сержанте опасного свидетеля, от которого нужно избавиться: во что бы то ни стало, и эта охота будет продолжаться всегда. Юрьев почувствовал себя зерном, которое вот-вот разотрут в пыль два огромных жернова: на Западе – Валаччини, на Востоке – блистательный доктор Щербатов, и, чтобы этого не случилось, нужно действовать самому. Нужно вернуться в Россию и сбросить Владислава с той вершины, на которую он вскарабкался. И тогда этот кусок льда, называемый айсбергом, рассыплется в студеную кашицу. Вместо одной силы появится несколько, вот тогда он точно не останется без работы.
И еще одна была причина у Юрьева, почему он хотел вернуться в Россию, – он искал брата. Этими поисками он занимался уже несколько лет, щедро выплачивая из своих гонораров гонцам, нанимал людей, однако все усилия оказывались тщетными. Оставалось предположить, что брат или изменил фамилию, или упрятан так далеко, где не в силах помочь не только огромное влияние, но даже и деньги. Возможно и третье – он мертв!
Юрьев покинул страну как раз в тот день, когда брат угодил в КПЗ за сопротивление властям, а это тянет лет на пять лесоповала. Единственное, на что тогда был способен Юрьев, так это пообещать: «Я вернусь к тебе, Рома. Вот увидишь, вернусь! Ты же знаешь, что у меня нет никого, кроме тебя. Я вытащу тебя, вот увидишь!»
Однако получилось все по-иному, жизнь у Юрьева потекла по другому руслу, а от того обещания его отделяло уже около двадцати лет. И если Рома действительно жив, то он уже не восемнадцатилетний мальчишка, а взрослый мужчина.
В свой первый приезд в Россию, воспользовавшись одним из своих паспортов, Юрьев безбоязненно входил в самые высокие кабинеты, и на его многочисленные запросы всегда был готов ответ: «Место пребывания неизвестно».
Возможно, на его месте другой оставил бы это безнадежное предприятие, только безумный мог верить в то, что Рома еще жив, но острое чувство одиночества заставляло его усиливать поиски.
И когда Юрьев наконец обнаружил след пропавшего брата, он не воспринял это как чудо – просто произошло то, к чему он так долго и терпеливо себя готовил. Рома содержался в одном из магаданских лагерей и вышел на свободу за несколько месяцев до его приезда. Юрьев узнал, что за это время он сделался «коренным обитателем тюрьмы», или просто КОТом, и только раза четыре ненадолго выглядывал на свободу. Он уже трижды менял фамилию, а сейчас жил под четвертой – в этом и состоял секрет, почему так долго его не мог разыскать Юрьев.
Исколесив и облетев половину страны, он так и не смог увидеть тогда брата. Он исчезал так же неожиданно, как и заявил о себе. И вот, прибыв в Россию в третий раз, Юрьев обратился за помощью к Варягу, который, внимательно выслушав Сержанта, твердо пообещал:
– Если он жив, мы его найдем. Наша связь куда надежнее, чем государственная. Через месяц ты получишь от своего брата весточку.
Варяг сдержал слово. Однажды он приехал на базу и положил синий конверт без марки на его гладко струганный стол.
– Здесь небольшое письмецо от твоего брата и фотография.
Некоторое время Юрьев внимательно рассматривал конверт. Он был слегка мятый, один из уголков немного потерт, на сгибах надорван, и Юрьев подумал о том пути, который прошло это письмецо, прежде чем попало к нему на стол.
Неторопливым движением извлек фотографию.
Рома изменился за это время немного, разве что похудел очень, и глаза на его тощем лице казались болезненно огромными. Письмо было коротким – обычное послание издалека:
