Олег Алякринский - Большой шмон
Витька поежился. Ему впервые в жизни по-настоящему стало страшно. Он действительно целиком и полностью сейчас согласился с логикой генерала. И никакого для себя выхода не видел. Его охватил животный ужас. Он не мог выдавить из себя ни слова.
Урусов тоже долго молчал. Будучи тонким знатоком и умелым инженером человеческих душ, он точно просчитал алгоритм этой непростой беседы с Витей Хорьком. После мучительной паузы, за время которой Витьку стала бить мелкая противная дрожь, генерал Урусов снова заговорил.
— Ты, я вижу, мужик лихой, — резко сменил он тональность беседы, — раз не побоялся на такие опасные авантюры пуститься. У меня к тебе есть деловое предложение. Согласишься, выполнишь — тогда, может, не только жизнь себе сохранишь, но и всю свою биографию по-другому повернешь…
Витя впервые за все время жуткой беседы поднял голову и поглядел генералу Урусову прямо в глаза.
— Что за предложение?
Евгений Николаевич поджал губы, словно сердясь за лишние, не относящиеся к делу вопросы.
— Надо одного бандюгана мочкануть втихаря. Сможешь?
— Что еще за бандюган? — опасливо спросил Карпов.
— Ты его не знаешь, — отмахнулся Урусов. — Торгует краденой взрывчаткой. Хитрый, гад. Работает в одиночку. Ездит по воинским частям, вынюхивает, выспрашивает, гексогеном промышляет… Да мало ли чем. Ну так как, сможешь?
Витя неуверенно качнул головой.
— Это ж не телку в койке пером исполосовать, — вдруг жестко заметил Урусов уже без тени улыбки. — Это гад первостатейный. Таких давить надо. Да только с УК да УПК на него лезть без толку. Вывернется, как уж. Там он с дружком живет, но с тем дружком тоже надо разобраться — убрать, как лишнего свидетеля… Ну, так как, сможешь?
— Смогу. Наверно.
Урусов порылся в кармане косухи и нащупал блокнот. Достал, вырвал страничку и шариковой ручкой по памяти черкнул пару слов.
— Вот тебе его адрес, Витя. Бусиновская улица. Кстати, учти: там же и его баба обитает. Ее зовут Людмила Степанова. Вернее сказать, она в своей квартире живет, а он и, тот второй, рядышком снимает, на другом этаже.
— А если зашухарюсь?
— Об этом не может быть и речи, — покачал головой Урусов и, прищурившись, поглядел на Витьку Карпова. Как и предполагал Евгений Николаевич, этот бравый бандюк на поверку — то есть перед лицом настоящей опасности — совсем сник, оказался трусливым и слабым. Но теперь у Евгения Николаевича в мозгу окончательно сложилась гениальная конструкция решающей атаки на Варяга, которая будет осуществлена по его замыслу, по его наущению, но чужими руками. — И вот еще что. Это тебе так, для сведения. Ты же видишь, я про тебя все знаю. Выполнишь дело я тебе под личную ответственность гарантирую… э-э-э… — Урусов неопределенно помахал в воздухе рукой: он и сам пока не придумал, что бы такое гарантировать этому идиоту. — А сбежишь — так не я, а блатари тебя найдут. От них не спрячешься. С таким-то запоминающимся лицом… Не забудь, что я тебе сказал: суджук сделают!
— Не забуду. А что с его бабой делать?
— Да что хочешь — можешь в стенном шкафу запереть, а можешь почитать с ней «Камасутру» на сон грядущий. В общем, сообразишь по обстановке. Но ейного мужика надо в любом случае замочить. И не в сортире, а в натуре… Понял, Владислав Геннадьич? — ехидно ощерился Урусов. — У тебя найдутся пара верных шакалов, чтобы на это дело пойти? Один ты с ними двоими не совладаешь…
— Найдутся! — резко брякнул Витька и зло заскрежетал зубами.
Глядя в пустые колючие глаза тульского бандита, Урусов поймал себя на мысли: да, типаж подходящий, такой хмырь Варяга замочит — и не чихнет. Он склонился к уху Хорька и зашептал:
— Ну а теперь, Витя, слушай самое главное…
ЧАСТЬ III
Глава 32
А может, все-таки слинять к едреней матери? Бабки в заначке есть, и нехилые, штук триста, а то и поболее, он уж и запамятовал, сколько там точно лежало у него в тайничке в тульской хате… С такими бабками можно в любой город в России, в глубинку куда-нибудь, во Владик, а то и вообще за бугор податься, хоть поездом, хоть самолетом… Залечь там на дно, в какой-нибудь Польше или Словакии, переждать тихо годик — впервой что ли для Витьки Карпова в бегах оказаться? Не впервой. Уже не раз бывало такое и раньше… И ничего, все путем. Где наша не пропадала!
Но, вспомнив о сказанных ему фраероватым ментовским генералом словах насчет суджука, на который его покромсают блатари, Витька опять засомневался. Не то что его этот генерал напугал, хрен ли ему генералов пугаться, но именно он сам засомневался. Потому как и сам грешным делом не раз рисовал себе в воображении такую вот малоприятную перспективу кровавой разборки с ворами. Уж больно дерзко он себя вел в последнее время, аж дух захватывало у самого… А как случилась с ним первая осечка, там, в Тольятти, с той девкой, как пришлось ему оттуда ноги уносить, так и засвербело впервые: а вдруг и впрямь найдут серьезные люди да на перо поставят? А теперь, когда ментура взяла его вчера в Переделкине на понт и хладнокровно постреляла его верных подельничков Мишку Гуся и Стасика Рыжего, — тут уж впору самому призадуматься. Слинять сейчас от Урусова — дело самое простое. И непыльное. Что, в самом деле, неужто он не сможет слинять из страны? Да это как два пальца… Купит себе загранпаспорт на имя Говнодавова Пахома Пахомыча, доедет до Бреста, там сядет на туристический автобус до Берлина — и ищи-свищи Витю Карпова по всей Европе…
Вот только будет ли он за бугром в безопасности, сумеет ли от братвы, от воров спрятаться? Воры ведь крысятничества не спустят, их не купишь, не задобришь — эти точно на куски порвут, суджук сделают… Ежели генералишка и впрямь слушок пустит по братве, что, мол, он, Витька Карпов по кличке Хорек, простой тульский пацан, под смотрящего России нагло косил, так ведь от воровской карающей десницы не спрячешься даже на Канарах… Ох, прав был Урусов! Надо соглашаться с его последним предложением. Поначалу-то генерал только прощупывал Витьку на вшивость, когда предлагал какого-то чмыря замочить. А когда понял, что Витька готов спасать свою шкуру, вывалил то самое, главное… Он еще, падла, два раза переспросил, понял ли Витька, кого ему в действительности мочка-нуть придется… Ну, блин, полный абзац! Самого Варяга, смотрящего России! Это же на что мент поганый его, Витьку, толкает! Самому себе смертный приговор подписать? Не-ет! Витька еще разумом не тронулся, он наотрез отказался от предложения: мол, ты меня, генерал, лучше сразу на тюремную парашу сажай, а я на такое дело не пойду! Но у Урусова был припасен веский аргумент, ничего не скажешь! «Варяг-то, — начал ему впаривать генерал, — все равно по официальной версии погиб месяц назад, сгорел в автокатастрофе. И труп его нашли, и протокол составили. И братва вся знает о гибели смотрящего, так что, считай, формально и по сути Варяг и так уже в гробу. А ты, Витя, только этому факту придашь юридическую убедительность. Какие к тебе претензии? Замочишь Варяга, да при этом так его труп обезобразишь, чтобы не опознали сразу, — сделай из его рожи отбивную котлету или на фарш поруби — главное, чтобы непонятно было, кого угробили! И тебе, между прочим, от этого максимальная выгода, потому как если кто и заинтересован больше всех тебя наказать да на куски порезать, так это сам Варяг, которого ты скомпрометировал… И мне этот живой Варяг тоже без надобности, — вдруг разоткровенничался генерал, — ведь я уж о его гибели доложил по начальству. А он, выходит, жив-живехонек. Нехорошо получается. Так что ты мне окажешь услугу, а я — тебе…»
И на жизненном горизонте у Витька вдруг замаячила светлая, манящая точка, которая постепенно росла и пухла, превращаясь в пылающий шар надежды… А что, может, и прав генерал Урусов, может, это и впрямь ему подарок судьбы, единственный путь к спасению? Может, и в самом деле закрутить такой вот пируэт — разобраться с Варягом, а потом заделаться у этого гребаного генерала спецкиллером вроде Солоника… Ведь Витька своими собственными ушами слыхал базар, причем серьезные пацаны базарили, такие попусту брехать на станут, будто Саша Солоник много лет служил у легавых тайным палачом, действовал по их указке, мочил, кого велено. Но и для братвы заказы выполнял. То есть пользовался авторитетом и у тех, и у других. И никто его не трогал — ни криминалитет, ни ментура. А погорел Сашка по одной только причине — не сумел вовремя выскочить из этого рискованного бизнеса и слинять с концами… Сли-нять-то слинял, да поздно: из «Матросской Тишины» съехал, до Греции добежал, а там его и шлепнули… Но он-то, Витька Хорек, в отличие от Саши Солоника, теперь шибко ученый — его жизнь уму-разуму научила, второй ошибки он не допустит. Вот ежели бы дернул он из Тольятти сразу, как выяснилось, что в городе есть какой-то дед, кто лично с Варягом знается, да еще и поимев бабки от того лоха, — так ничего бы и не случилось потом. И менты бы не засуетились, и шалава та осталась бы жива, и вообще все бы по-иному завертелось, и не было бы ингушей, подбивших его «мерсы» угонять, и не пришлось бы обращаться к Шевцову, этой продажной шкуре и сволочи… При мысли о майоре Шевцове у Витьки внутри все закипело: ну, сука, тварь продажная, да за такие дела резать надо на подтяжки, на тот самый суд-жук сушить… Что он непременно и учинит с Шевцовым, но только не сейчас, потом, в свое время… А сейчас главное — успокоиться, не напортачить, не озлобить генерала Урусова. Притвориться, что завязались у них отношения, а там… Но пока что надо это первое задание не провалить, все обделать в лучшем виде. Тем более что генерал обещал ему поддержку: там возле дома все время ментовский наряд тусовался, так теперь этого наряда не будет — снимут наряд, чтобы Вите Карпову задачу облегчить…
