Реквием «Вымпелу». Вежливые люди - Валерий Юрьевич Киселёв
– Да, против этого возразить нельзя! – сказал я. – Так же, как нельзя возразить против Святых книг: Библии, Торы, Корана… Возразишь – значит против всех! Не смей сомневаться в том, что тебе предписано… А предписано: твоя вера и верноподданническое служение государству…
– А чтобы запутать человека – продолжил Кшнякин, – и сделать так, чтобы он не сомневался: существуют такие учения как конфуцианство, нисколько не противореча ни Библии, ни Торе, ни Корану. Конфуций ведёт с человеком разговор на «понятиях»: «Ты – кто, человек? Как оценить тебя?» И сам отвечает: «Ты – сосуд! Жертвенный сосуд в родовом храме…» Вот и пойми, находясь в своём мироощущении, что такое сосуд, да ещё в жертвенном храме…
– Хотя, каждая его фраза, – продолжал говорить Кшнякин, – в отдельности настолько сильна и правильна, что начинаешь сомневаться в том, что он не прав в целом… Если столько умных, великих и уважаемых людей говорят об одном и том же, то неужели ты так глуп, что не понимаешь этого? Или неужели ты так умён и исключителен, что познал что-то особенное?
– Правильно вы говорите, Валерий Иванович. Но! Странное дело получается… Вы с такими мыслями и… Не верите в Бога! Своими словами и поступками всё время доказываете своё безверие. Но всё равно всё время обращаетесь именно к нему с просьбами… С большими, маленькими, но именно к нему… Разве не так? Каждый же из нас в душе говорит: «Ну, слава Богу! С Богом!» – и так далее. Даже когда побежим по команде, задачу выполнять, каждый про себя скажет: «С Богом!» – стал я доставать Кшнякина своими аргументами.
– И опять на этот вопрос отвечает Конфуций, – нисколько не смутившись, сказал Валерий Иванович. – Учитель говорит: «Учиться и не размышлять – напрасно терять время. Размышлять и не учиться – губительно!» Я продолжаю учиться. Пока мои знания и мировоззрение такие, какие есть. Я прохожу свой путь «Дао». И это – только мой путь… К чему я приду, покажет время. Встретимся с тобой через лет двадцать – тридцать – поговорим… И ещё тебе скажу, друг мой тёзка: «Не имей друзей, которые уступали бы тебе в моральном отношении!» Я в своём окружении таковых не имею. Поэтому и путь мой верен. По крайней мере, я так думаю.
В разговорах время летело быстро. Прошло часа три, но на улицах – никаких событий, интересных для группы захвата, не происходило. Почти каждый из нас, переодевшись в гражданку внутри автобуса, успел тоже походить по указанным маршрутам и уныло, ни с чем вернуться назад. Ждать было уже бессмысленно. Даже, казалось бы, интересный разговор о Боге, Конфуции, жизни, нашей судьбе постепенно угас…
* * *
Вернувшись в здание Комитета, убедились, что процесс сжигания бумаг во дворе продолжался. Зло пошутили по этому поводу, потащились со всем взятым с собой имуществом и оружием в отведённое для ночлега место. Коридоры Комитета гулким эхом сопровождали наше безмолвное шествие.
Среднего размера кабинет на втором этаже здания был переоборудован нами под какое-никакое спальное помещение. Правда, спать нам здесь почти не приходилось. До этого времени обычно полночи и почти весь день у нас проходил в поездках по городу. Чаще успевали поспать во время движения автобуса, а здесь, в нашем «спальном» номере – почти ни разу.
– Эх, с каким удовольствием сейчас бы душ принять, – размечтался Саша Мордвинов, один из офицеров нашей группы.
– Душ остался у нас в гостинице, – ехидно отозвался Володя Зайцев, – там надо было успеть и выспаться, и искупаться. Слушай, командир! – обратился офицер уже ко мне. – Не иметь возможности где-то помыться – так вообще нельзя! Вон, я утром наблюдал, как Геймур в туалете на нашем этаже пытался полоскаться – умора. Он под кран не помещается, поэтому вся вода – на полу, а на нём – только синяя кожа… Я уже так воняю, что автомат с собой брать не надо, скоро как химическое оружие меня использовать можно…
Дверь открылась, и на пороге появился Кшнякин.
– Давай, Юрич, на совещание, – обратился он ко мне.
Возражать и сопротивляться ни желания, ни сил не было, поэтому так, с галетами в руке, потому что собирались перекусить, мы втроём: я, Кшнякин и Инчаков и побрели по длинным коридорам в дальний конец здания. Вслед только услышал:
– Насчёт помыться – спросите…
А дожёвывать галеты с паштетом пришлось за дверью…
И опять эта длинная дорога по освещённым дневным светом, уже ненавистным нам, коридорам, переходам, то вниз, то вверх, лестницам и, наконец, – кабинет заместителя председателя КГБ Азербайджана, где уже собрались люди на совещание. Большое помещение, обставленное дорогой мебелью, со столом, на котором множество телефонов цвета слоновой кости, и специально притащенными, как оказалось, разнокалиберными стульями, со всех, наверное, соседних помещений, – напоминало штаб революции семнадцатого года. Здесь разрешали курить. Поэтому некоторые потягивали сигареты или папиросы, что тем более усиливало аналогию со временем революции. И поскольку в зале народ был одет в разнообразную военную и очень специфическую одежду, некоторые офицеры местного происхождения – в полевую форму с портупеями и кобурами на боку, картина военно-революционного времени проступала неотвратимо.
Розин был уже здесь. Здесь же были начальники и командиры групп других отделов, офицеры «Альфы», старшие офицеры КГБ Азербайджана, какие-то гражданские лица и даже заместитель председателя КГБ СССР. Когда собравшиеся успокоились и в огромном кабинете стало тихо, сидевший за главным столом маленький, вначале показавшийся невзрачным человек заговорил:
– У нас появилась информация, что около двухсот вооружённых боевиков собираются в помещении Дома культуры завода им. Шмидта. Это почти в центре города. Необходимо прямо сейчас выдвинуться туда и прекратить антиконституционные действия. Задача – не допустить этого сборища. Всех разоружить. Зачинщиков арестовать! Мероприятие проводит отдел Розина, ему придаются Первый отдел ОУЦа и отдел из Управления «А». С вами выезжают также два оперработника из местного аппарата КГБ, которые «обслуживают» это предприятие… Если вопросов
