Владимир Гриньков - Министерство мокрых дел
– Я уйду, если это окажется правдой, – прошептала Ольга.
Я знал, что именно так она и сделает.
* * *Утром за завтраком я спросил Ольгу:
– Вечером встретимся здесь?
Невнимательно кивнула в ответ. Как будто была не со мной. Мне стало тревожно за нее. Может случиться все, что угодно.
– А хочешь, можешь поехать со мной, – предложил я.
– Куда? – без удивления спросила Ольга, думая о чем-то своем.
– Ко мне в офис.
– У меня работа.
– К черту работу!
– У меня работа, – все таким же ровным голосом сказала Ольга.
Я не ошибся вчера. Какая-то живинка из нее ушла. И вернется ли когда-то вновь – неизвестно.
– Прошу тебя, – я заглянул ей в глаза, – не возвращайся домой. Туда, к Антону. Не звони ему. Не пытайся встретиться. И ни о чем его не спрашивай. Хорошо?
Ольга долго и задумчиво смотрела на меня, будто решала, соглашаться или нет.
– Знаешь, мне очень хочется с ним поговорить, – сказала наконец. – Но я боюсь.
Боялась, что все окажется правдой. Он будет юлить и оправдываться, но обмануть ее не сможет, как бы ни старался. И когда она поймет, что все правда… Что это он… Что тогда? Она, наверное, ужасалась самой мысли об этом. Хотела знать, как все было на самом деле, и боялась этого знания.
– Я отвезу тебя на такси, – сказал я ей, когда мы вышли на улицу.
– Спасибо, не надо. Я в метро.
Она будто сторонилась меня. Ей нужно было время на то, чтобы прийти в себя. Она испытывала непреодолимое желание уйти от всех и затаиться.
– Хорошо, – сказал я. – Вот тебе ключи от квартиры. Я, возможно, сегодня немного задержусь.
Ольга молча кивнула в ответ. Ключи спрятала в сумочку.
Мы попрощались до вечера. И я, когда смотрел ей вслед, вдруг подумал, что совсем не уверен в благополучном исходе нашей с ней истории. Она может сломаться. А я окажусь не в состоянии чем-нибудь ей помочь.
В офисе все было как обычно. Кроме того, что все валилось у меня из рук. Пытался просмотреть скопившиеся за последние дни бумаги – и отложил папку в сторону, так ни во что и не вникнув. Когда мне звонили по телефону, я долго не мог понять, что от меня требуется, и в конце концов всех звонящих стал переадресовывать к Демину.
– Витаешь в облаках, Женечка, – определила Светлана. – Большая и светлая любовь?
– Что-то вроде того, – буркнул я в ответ.
Мысли мои были в полном беспорядке, и я никак не мог собрать их. История с Антоном выбила меня из колеи. Я уже почти утвердился в мысли, что он каким-то образом причастен к случившемуся с Жихаревым. Но это мое знание никак не оформлялось в действия. Потому что если все окажется правдой, это будет правда, которая лично мне не нужна. Она недопустима, такая правда. Потому что я видел глаза Ольги и слышал сказанное ею. Она такой правды просто не выдержит. Сломается. Уйдет. Ее не будет. И глупо потом рассуждать, кто больше виноват в случившемся. Потому что потеряю-то ее я.
Начиная с пяти часов вечера я стал названивать к себе домой. Ольга не поднимала трубку. В пять часов, в шесть, в семь. Ее не было в моей квартире. Тревога вплывала в меня горьким ядом. Я еще что-то делал, с кем-то говорил и иногда почти осмысленно отвечал на чьи-то вопросы, но уже знал, что это не имеет ровным счетом никакого значения. В конце концов тот самый горький яд окончательно меня парализовал. Бессмысленно было оставаться в этих стенах. Я позвонил в последний раз. Ольга мне не ответила. Она не пришла. Не вернулась в мой дом. Все-таки решилась на поиск правды.
Был девятый час вечера. Я уже знал, что поеду к Боярковым. Меня тянуло туда как магнитом.
– До завтра! – сказал я остающимся.
– До завтра.
Я заметил, как переглянулись Илья и Светлана. Я казался им странным весь этот день. И не мог объяснить, что со мной происходит. Не имел на это права.
Я решил взять такси. Вышел к дороге, поднял руку, и тотчас же рядом со мной остановился неприветливо черный мерседесовский внедорожник.
– Вам куда, товарищ? – Насмешливый женский голос.
Настенька Полякова собственной персоной.
– С работы? – спросил я.
– Ага. С чувством исполненного долга.
– Вообще-то я такси ловлю.
– Вот и садись. Пить не будете? Голые при луне танцевать не будете? Эх, прокачу!
– Это из Ильфа и Петрова? Приятно общаться с начитанными людьми.
– Так тебе куда?
Настя явно гордилась своей машиной. И непременно хотела, чтобы я оценил ее приобретение. Свой «Мерседес» вела аккуратно, с прилежностью школьницы.
– Я слышала, твоей машине пришел капут, – вдруг сказала она невинным голоском.
Ну надо же так уметь! Как хорошо и как вовремя коллега «вспомнила» о моей недавней неудаче. Она вот за рулем новенького, пахнущего дорогой кожей внедорожника, а я как раз безлошадный. У Настеньки бесспорное умение вызывать у окружающих комплекс неполноценности. Так она самоутверждается, наверное.
– Да, разбил свое авто, – подтвердил я.
– Говорят, как-то вы там оконфузились. Хотели кого-то подставить, да сами попали впросак.
Старательно меня дожимала. Ей бы не женщиной родиться, а пантерой.
– Увидишь, – пообещал я. – Мы это отсняли на пленку. И непременно выпустим в эфир.
– Интересно будет посмотреть.
– Да, зрелище незабываемое.
Некоторое время ехали молча. Потом Настя спросила, внимательно глядя на дорогу прямо перед собой:
– Тех подонков арестовали?
– Которых? – не понял я.
– Которые напали на тебя.
Похоже, решила пройтись по всем моим неприятностям последнего времени.
– Да.
– Туго пришлось? Лицо-то до сих пор не зажило.
– Заживет, – проявил я оптимизм.
– Не везет тебе в последнее время.
– Я не жалуюсь.
– Заметила.
Она как будто под панцирем, подумалось мне. Наверное, несладко ей живется. Повсюду мерещатся не поклонники, а конкуренты по жизненной гонке. И она тянется за лидерами, напрягая все силы. Заигралась в карьеру. Теперь уж не остановится. Старательно лепит собственный имидж. Деловая женщина. Никаких сантиментов. Я бы испытал немалое потрясение, доведись мне увидеть ее плачущей. Только нужные знакомства. Целый ворох идей, и при этом все идеи тщательно выверены и обоснованы. Во всем старается быть чуть более мужественной, чем окружающие ее мужчины. И даже этот агрессивно-черный «Мерседес» – всего лишь часть ее имиджа. Гром-баба, как сказал о ней Демин. Я неожиданно почувствовал к ней нечто сродни жалости.
Она могла бы прожить совсем другую жизнь. Пусть не такую заполненную сверхважными хлопотами, но более счастливую, как мне представлялось. Потому что в той, другой, жизни ей не пришлось бы каждодневно воевать. Она ведь красивая. И умная. Вот только характер мужской. С добавлением женской ядовитой стервозности.
– Здесь останови, пожалуйста, – попросил я.
– Тебя подождать?
– Спасибо, не надо. А машина у тебя отличная, – искренне признал я.
Настино лицо расплылось в счастливой улыбке. Не должна была бы проявлять столь явно свои чувства, но не сдержалась. Наверное, не совсем еще потеряна для общества.
* * *Я позвонил в квартиру Боярковых. Никто мне не открыл. Это было полной неожиданностью. Я ехал сюда и знал – знал! – что Ольга здесь. Но ее не было. И это открытие повергло меня в шок. Я как будто заблудился в лабиринте, из которого не было и не могло быть выхода. Мой мобильник был со мной. Я позвонил себе на домашний номер, и опять никто не ответил. Там Ольги не было. И здесь ее тоже не было. Я подумал, что все складывается слишком плохо. Так плохо, насколько только может быть.
Снизу кто-то поднимался по лестнице. Если соседи – спрошу, не видели ли они сегодня Ольгу. Почему-то я думал, что она непременно сюда приходила. Раз не появилась у меня, значит, была здесь. А куда делась потом – этого я не знал.
Это был Антон. Увидев меня, он остановился одним пролетом ниже. Наверное, шел с работы. В руке портфельчик неопределенного возраста. Стоял и смотрел. Было видно, что не ожидал встретить меня.
– Здравствуй, – сказал я.
Мой голос вернул его к жизни. Первое изумление отступило, он опустил глаза, пряча пробуждающуюся ненависть.
– Где Ольга?
– Этот вопрос я хотел задать тебе, – сказал он сквозь зубы.
Значит, сегодня он ее не видел.
Поднялся на лестничную площадку, загремел ключами, открывая дверь. Он стоял совсем рядом, и я физически ощущал излучаемую им ненависть.
– Заходи, – сказал он внезапно.
Я замешкался, и он повторил глухо:
– Заходи. Все равно ведь надо поговорить.
Первым прошел в комнату, бросил на диван свой потертый портфельчик. Движения были порывисты. Он плохо себя контролировал. Мне предложил стул, а сам ушел в ванную и долго там плескался. Излишне долго. Как будто весь смысл был именно в уединении. Мое появление здесь оказалось для него полной неожиданностью, он не был готов к разговору и потому нуждался в спасательной паузе.
Я сидел к нему спиной и рассматривал портрет Высоцкого. Он явно недоумевал, что я здесь делаю. Этот портрет за стеклом жил какой-то своей, обособленной жизнью. Некоторые мои поступки Высоцкий одобрял, некоторые – нет. Я видел это по его глазам.
