Михаил Зайцев - Час рыси
— Не волнуйся, Рысь, я все сделаю, как надо.
— Я не сомневаюсь в этом. Ни пуха.
— К черту!
Дачная резиденция Владимира Владимировича вид имела обжитой и аккуратный, необустроенным остался лишь участок вокруг дома. Двухэтажный пухлый красавец-дом с башенкой краснел кирпичом на заваленной строительным мусором площадке. Отходы строительства вросли в чернозем с прошлого лета, не иначе. Дом каменщики, печники и плотники до осени поставить успели, электрики протянули к нему провода, а вот работу дизайнеров-садовников зима заставила отложить до лучших, теплых времен.
От улицы к дому пролегла хорошо утоптанная тропинка. Виктор решительно на нее свернул, Рысь осталась у поворота.
Скворцов подошел к дому, поднялся на низкое крыльцо. Входная дверь оказалась слегка приоткрытой. Он шагнул в сени. Изнутри дом отделали обычными стругаными досками. Пахло древесиной, сосновыми иголками. От порога было два пути — вперед, за угол и вверх по деревянной винтовой лестнице. Владимир Владимирович обещал — если сам гостей не встретит, то их развлечет постоянная обитательница дома с неправдоподобным именем Фрося.
— Эгей! — крикнул он. — Живой кто в доме есть?
Над головой скрипнули доски.
— Поднимайтесь по лестнице! — позвал голос со второго этажа.
Он пошел вверх по крутой лестничной спирали. С лестницей архитекторы намудрили — вогнали в пол толстенное бревно и приладили к нему дощечки-ступеньки, а о перилах не позаботились. В результате лестница вышла стильной, красивой, но на редкость неудобной.
Вскарабкавшись на второй этаж, он оказался в просторном зале. Четыре окна с тяжелыми гардинами, камин, уютные кресла, аж восемь штук, вокруг низкого круглого стола, хрустальная люстра под потолком, на одной стене медвежья шкура, другая сплошь завешана разнообразным холодным оружием эпохи раннего Средневековья. То, что оружие настоящее, коллекционное, а не какой-нибудь новодел, Виктор определил с первого взгляда. В основном это было клинковое оружие шестнадцатого-семнадцатого веков. Прекрасно сохранившиеся кавалерийские мечи на «полторы руки» соседствовали с двуручными гигантами, словно вчера выкованными умельцами-кузнецами. Меж длинных тяжелых клинков рука дизайнера по интерьерам разбросала множество кинжалов и кинжальчиков. Среди прочих красовался и «кинжал милосердия» в отличном состоянии, разве что без ножен, очень похожий на тот, который в свое время положил начало его собственной коллекции.
— Виктор?
Он с трудом оторвал взгляд от средневековых сокровищ. У окна, в тени гардин, стояла молодая дама симпатичной наружности, одетая в черное, плотно облегающее стройную фигуру сильно декольтированное платье.
— Вы Виктор?
— А вы — Фрося?
— Фрося. Рада познакомиться. Владимир Владимирович звонил, предупреждал о вашем приезде, а недавно позвонил второй раз, сообщил, что они с Вадимом Борисовичем выехали и скоро будут. Вы проходите, Виктор, присаживайтесь. Чего-нибудь выпить не желаете? Коньяк? Кофе?
— Кофе, если вам не трудно.
— Сейчас принесу... Извините, Виктор. Во время нашего с Владимиром Владимировичем первого телефонного разговора он сообщил, что вы прибудете с дамой...
— Все правильно. Дама задержалась на улице, через минуту подойдет.
— Так я сварю два кофе?
— Три. Надеюсь, вы не откажетесь выпить чашечку вместе с нами?
— Спасибо. Я сварю три кофе.
Фрося пересекла зал, заманчиво виляя бедрами, и скрылась за неприметной дверцей слева от камина. Виктор поспешил подойти к окну, отдернул плотные гардины, махнул правой рукой. Рысь вяло помахала в ответ и, сгорбившись, побрела меж строительного мусора по направлению к даче. Видать, совсем плохо Раисе Сергеевне.
За спиной Скворцова скрипнула дверь. Должно быть, Фрося принесла кофе. Быстро управилась. Он оглянулся.
Рядом с камином, широко расставив ноги, стоял Акела. Антон Александрович Шопов злорадно улыбался уголками губ, в его бесцветных рыбьих глазах отражалась смерть, его сильная мускулистая рука сжимала «Макаров» с лазерным целеуказателем.
Лазерный лучик замер, пометив ярко-красной точкой морщинку посреди лба Виктора Скворцова.
Глава 9
Око за око
Акела бежал по лесу. Спотыкался и падал, поднимался и снова бежал. Пули давно перестали царапать кору деревьев, мимо которых он мчался, автоматчик отстал, прекратил погоню, а Акела все бежал и бежал, не в силах остановиться. Страх, как ретивый конь, уносил его все дальше и дальше от дороги, где остывали тела Коршуна и Ястреба. Чего он боялся? Пули? Смерти? Пыток предателя Сокола? Он постоянно задавал себе эти и тысячи других вопросов и не мог найти ответа. Боялся, и все тут! Боялся и бежал от своего страха по приказу взбесившегося подсознания. Он не первый и не последний, переживающий приступ неосознанной паники и при этом здраво отдающий себе отчет в нелогичности и безумии собственного поведения. Чего конкретно боится человек, страдающий высотобоязнью, когда покрывается холодным потом на смотровой площадке Останкинской телебашни? Что башня рухнет? Нет, он понимает — конструкция надежна, проверена, башня не рухнет и вниз его никто не спихнет. Он все понимает, этот абстрактный человек с фобией высоты, но продолжает бояться, а чтобы не свалиться в обморок от страха, обманывает свое трепещущее подсознание, будто малого ребенка, — не смотрит под ноги, закрывает глаза, и это помогает.
Акела решил обмануть страх. Позволил панике захватить в плен его дух, разрешил ногам перебирать еще чаще, но изменил направление бега, побежал параллельно дороге, откуда взял старт его безумный марафон. Так он бежал, может быть, час, а может быть, и минуту. Счет времени для него утратил смысл. Все утратило смысл, кроме внутренней борьбы с самим собой.
Физическая усталость, боль в натруженных мышцах и задыхающееся от бешеного ритма сердце помогли Акеле совершить очередной обманный маневр. Он снова изменил направление бега и теперь с каждым шагом приближался к затерявшейся в лесу дороге, прочь от которой его гнал страх. Акела победил, обманул страх. И тогда мало-помалу страх начал сдавать позиции, а когда впереди поредели деревья и стала хорошо видна дорога, безумие отпустило, уступив место разумной осторожности.
Не добежав до дороги десяти метров, он упал на снег, растянулся под высоченной сосной и ждал, пока успокоится дыхание. Когда же он смог спокойно дышать, когда частота сокращений сердечной мышцы вернулась к обычной норме, он выщелкнул из рукоятки пистолета магазин, удостоверился, что осталось два патрона. Не богато. Но, как говорится, чем богаты, тем и рады.
Пистолетную рукоятку, скользкую от пота, он кое-как вытер о подкладку пальто. Лицо и руки вытирал более тщательно. Пытался почистить пальто и отказался от этой затеи. Шикарное пальто превратилось в бесформенную, грязную хламиду бомжа.
К дороге он подошел похожим на партизана-белобандита времен Гражданской войны. Типичный буржуй после перестрелки с красноармейцами.
Он перепрыгнул придорожную канаву, с удовольствием прошелся по относительно ровной, лишенной лесной растительности земле, остановился на середине дороги между выбоинами от автомобильных колес и попробовал сориентироваться.
Если пойти назад (в ту сторону, откуда он прибежал), вскоре впереди покажутся выстроившиеся рядком автомобили. Или хотя бы один автомобиль. Трое предателей (он до сих пор пребывал в заблуждении, что его обстреливали Сокол, Беркут и Ворон) увести четыре машины никак не смогут. Зато они могли уехать на трех, а четвертую в этом варианте непременно сожгли или привели в негодность каким-либо иным способом. Следовательно, возвращаться бессмысленно. Надо идти вперед, к шоссе.
По пути к шоссе он строил планы, что делать и как жить дальше. Планов рождалось громадье, но ни одного путного. Он настолько погрузился в невеселые мысли, что не сразу заметил впереди по ходу своего движения знакомый силуэт «БМВ» пятьсот двадцать пятой модели. Машина была откровенно брошена метрах в сорока от выезда на асфальтовую дорогу. Напрашивались подозрения о возможной засаде, но почему-то интуитивно он почувствовал — засады нет. Как ни странно, грозовые тучи панического страха на этот раз не затмевали сознание, напротив — в душе вспыхнул огонек надежды.
Слон, принявший вчера утром мученическую смерть в пресловутой научно-исследовательской лаборатории, при жизни отличался преданностью начальнику и подозрительностью к подчиненным. Он-то придумал оборудовать весь автопарк Акелы скрытыми записывающими устройствами. В каждой машине прятался миниатюрный диктофон. Верный Слон постоянно был в курсе настроений и чаяний всех бойцов команды Акелы и прослыл среди них мужчиной проницательным и дьявольски осведомленным.
Акела втиснулся в салон, залез рукой под кресло водителя, щелкнул потайным рычажком. На ладонь выпрыгнула магнитофонная кассета. Он вставил ее в щель автомобильной магнитолы, секунду попридержал пальцем кнопку перемотки и надавил клавишу «Пуск».
