Михаил Серегин - На гребне войны
– Перестань злиться, – миролюбиво пробормотала Валентина и придвинулась к Року.
Ее сексуальная распахнутость нанесла ее самооценке такую рану, что помочь могла только терапия интимной нежности. Она обняла Рока за талию и прижалась губами к его плечу.
– Я не злюсь, – Рок пустил к потолку очередную седую, с сизым оттенком, спираль дыма, – я просто наблюдаю и оцениваю.
– А я думала, что, кроме краба и драк, тебя ничего не интересует. – Валентина поднялась на локте и пристально вгляделась в лицо Рока.
Оно оставалось спокойным, даже непроницаемым.
– Ты сам загнал себя, – после затяжной паузы сказала она, – в угол.
– Жизнь загнала, – вяло возразил он. – И потом, море – это не карцер. Море – это свобода, – с оживлением закончил он.
– Знаю я этот фольклор, – небрежно усмехнулась Валентина, – свобода – это деньги…
Рок нахмурился, его пыл погас.
– У тебя они есть, но ты не свободна, – он перевел ничего не выражающий взгляд с потолка на Валентину.
– Ты намекаешь на брата? – насторожилась она.
– И какая свобода вообще может быть в борделе, в твоем ремесле? – продолжал Рок.
– Брат любит меня, – с ожесточенным упрямством произнесла Валентина, – дело не только в деньгах. Даже если бы я сделала что-нибудь такое… ну, выходящее за рамки, он простил бы. Пожурил бы, конечно, для проформы, но простил, да еще – когда раскаялся бы в своей грубости – чего-нибудь стоящее подарил.
– Этот дворец – не результат подобного раскаяния? – Рок с неожиданной злостью посмотрел на Валентину.
Сейчас она напоминала ему сытую довольную корову, покорную и безотказную, касается ли это удоев или бойни.
– Нет, ты злой, – с укоризной посмотрела на Рока Валентина, – так нельзя.
Рок, который полагал, что стоит Валентине заговорить о своем брате, как к ней вернется вся ее наивная спесь и заносчивость, избавляя ее от стыдливых мыслей о своем сексуальном темпераменте, теперь раздраженно думал о том, как бы отсюда убраться.
Для начала он поднялся и взял из вазы гроздь винограда.
– Поделись со мной, – жеманно просюсюкала Валентина.
Рок взял еще одну гроздь и резко протянул Валентине. Она отстранила его руку с гримасой гневливого разочарования.
– Дикарь и есть дикарь, – передернула она плечами.
Рок застегнул штаны и с недоверчивой ухмылкой взглянул на презрительно взирающую на него Валентину.
– Так бы и простил?
– Он только с виду такой злой, к нему надо подход иметь…
Рок ничего не ответил, он, словно разминаясь, прошелся по комнате.
– Он мне доверяет, – оседлала своего любимого конька Валентина. – Он лучше, чем… -…чем я? – вскинул брови Рок. – Что же ты тогда пригласила меня? Может, жалеешь, что сделала такую глупость?
– Ничуть, – высокомерно проговорила Валентина, – сказать честно, я бы еще раз с тобой встретилась…
– Хочешь обратить меня в свою веру? – иронично спросил Рок.
– Отнюдь, – засмеялась Валентина.
Она тоже встала. В ее глазах мелькнули лукавые огоньки. Когда она обратила к Року лицо, он увидел на нем торжествующее выражение. Валентина отодвинула картину. В полумраке тускло блеснула дверца сейфа.
– Это что, ваша семейная усыпальница? – пошутил Сергей.
– Значит, не веришь, что брат мне доверяет как себе? – игнорируя его насмешливое замечание, с веселым вызовом спросила она.
Рок пожал плечами. Тогда Валентина, открыв сейф и запустив в него обе руки, достала видеокассету. Она вставила кассету в гнездо видеомагнитофона, взялась за пульт. Сияющие мельтешащие линии на экране сменила живая картинка. Вначале из желтовато-оранжевого облака выплыло мясистое лицо Михея, потом лицо еще одного человека. Он заговорил. Рок сразу же узнал его. Узнал он и комнату, где происходил диалог. Камера явила портрет президента, потом государственный флаг, длинный стол, ряд стульев.
– Это какой-то чиновник, – с сомнением сказала Валентина, – брат дал мне эту кассету на хранение.
Михей сидел на стуле и исподлобья смотрел на расхаживающего перед ним субъекта, отвечая на его вопросы с упрямым однообразием и фальшивым смирением человека, знающего, что их снимают.
Рок с любопытством пялился в экран. Кондратов, а это был он, грозил Михею всеми мыслимыми карами. И тут Михей, как человек, работающий на камеру, завел щекотливый разговор о своих отношениях с неким сильным мира сего. Он бросал гневные обвинения в том, что Кондратов хочет оттеснить его, Михея, и «крышевать» некоего чиновника. Фамилия не называлась, но Рок понял, что это Луганов-старший.
Потом кадр прервался. Однако не прошло и пары секунд, как на экране снова появился Кондрашов, но уже в неформальной обстановке. Его засняли в бане, окруженного раскрасневшимися девицами, которые без устали хлестали его вениками, заливисто смеясь при этом. Он отпускал плоские шуточки и совсем не был похож на того строгого, принципиального дядю, который беседовал с Михеем в своем кабинете. Дальше началось сплошное непотребство – камера засняла это с плотоядной дотошностью.
– Кто это? – прикинулся Рок.
– Какой-то чиновник, – пожала плечами Валентина.
– А нельзя ли у тебя на время одолжить эту кассету? – нежным голосом сказал Рок.
– Нет, это икс-файлз, – усмехнулась Валентина.
– Но ведь ты сказала, что брат тебе простит все, что угодно… – не отступал Рок.
– Так-то оно так, но я не могу обмануть доверие брата, – вздохнула Валентина.
– Ну тогда мне пора, – Рок собрался уходить.
– Ты еще приедешь? – спохватилась Валентина.
– Не думаю, – холодно произнес Рок, – я должен позаботиться о себе. Эта кассета могла бы здорово облегчить мою участь.
Он умоляюще посмотрел на Валентину. Та пребывала в замешательстве.
– И тогда… – запнулась она.
– Тогда наши отношения могли бы получить продолжение, ведь мне не пришлось бы убегать от погони… – Рок неотрывно смотрел на растерявшуюся Валентину.
– На время? – наивно спросила она. Рок кивнул.
– И когда ты объявишься? – Валентина уступила минутной слабости.
– Не позднее завтра, мне у тебя понравилось, к тому же ты… – Рок замолчал, и только его глаза влажно блестели.
– А зачем тебе эта кассета? – не отставала Валентина.
Року удалось правдоподобно ответить на все ее вопросы, и кассета перекочевала к нему. Иногда позывы плоти заглушают трезвый голос практической пользы и даже интересы семьи. Может быть, в этом вероломном и хитроумном явлении природы есть что-то от ее заботы о всеобщем размножении? Так или иначе она сыграла шутку с Валентиной – этой похотливой, волоокой дщерью.
Рок вернулся на корабль тем же путем, каким прибыл на остров. Сменил рубашку. Собрал совещание. Затем связался с Феклистовым с тем, чтобы использовать того в качестве посредника для передачи кассеты Кондрашову.
ГЛАВА 28
Каботажное судно «Академик Парамонов» плавно отвалило от пирса и, гуднув на прощанье Тарутинскому порту, стало медленно продвигаться к выходу из порта.
В защищенной от ветра губе было еще тихо, а в открытом море гребни волн белели кучерявыми барашками. Капитан судна – Лебедев – был в курсе того, что на его борту перевозится какой-то запрещенный груз, он даже догадывался, что это наркотики, но где конкретно он находится и как упакован, не имел ни малейшего понятия. Таможня, как ему и сказали, проверила только ту часть груза, которую оставили в порту, а на тот, что был на борту, не обратила совершенно никакого внимания. Груз на борту «Академика Парамонова» сопровождали три сурового вида громилы, начальником у которых был небольшой лысоватый гражданин с бесцветными глазами гэбэшника и плотно сжатыми губами. Он не открывал рта от самого Шанхая, с тех пор как товар загрузили на борт корабля. Возможно, он что-то говорил своим подчиненным, которые изредка появлялись на верхней палубе, чтобы выкурить сигарету на свежем воздухе, но Матвей Яковлевич ни разу не слышал, что они разговаривают. Он только знал, что маленького человечка зовут Геннадием – его ему представили еще на Таруте, когда они выходили в Шанхай с грузом кругляка, а одного из его громил – Гера.
Радиометрист несколько раз докладывал ему, что за судном как прилепленные следуют два небольших корабля, скорее всего сторожевики береговой охраны, но Лебедев, находившийся в ходовой рубке, не мог их разглядеть даже в бинокль. Он подозревал, что Геннадий знает об этих кораблях, но спрашивать у него про них не решался.
«И черт бы с ними, – Лебедев вывел судно из залива и взял курс на север, – быстрее бы скинуть товар и развязаться с этими гориллами».
Выйдя из территориальных вод, он связался с рубкой радиометриста.
– Ну как там, Жора?
– Опять прилепились, Матвей Яковлевич, – отрапортовал радиометрист.
– Хрен с ними, забудь, – Лебедев выругался и отключил приборы внутренней связи.
* * *– Падает, – Немец, блеснув стеклами очков, отвернулся от барометра в медном корпусе, который висел на переборке у входа в ходовую рубку, – кажется, шторм собирается. Оттуда.
