Маэстра - Хилтон Л. С.
Используя пластиковую пленку в качестве рычага, я перетащила тело в ванную. Мышцы плеч и пресса работали на пределе, мне пришлось несколько раз останавливаться отдохнуть, но я все-таки сделала это. Мне всегда нравилось принимать душ в одежде. Раздевшись до трусиков, я кинула джинсы и свитер в ванну, вернулась на кухню и наполнила раковину водой. Полив все поверхности в квартире изрядным количеством «Мистера Пропера», я принялась мыть пол, выжимая тряпку в раковине с горячей водой, до тех пор, пока вода из алой не стала розово-серой. Сток забился ошметками, я вытащила их пальцами, выбросила в унитаз и спустила воду. Закончив с гостиной, я помыла водой с хлоркой пол до ванной – и, вуаля, квартира готова принять новых жильцов!
Если честно, я думала, меня стошнит, когда я сделаю первый надрез, но оказалось, что за время работы в китайском ресторане я и не такое видала. Включив душ, я довольно легко за несколько минут избавилась от восьми пинт крови – примерно столько содержится в теле человека. Шея сломалась с квакающим звуком, когда я воткнула нож в сонную артерию, но никаких сгустков свернувшейся крови я не увидела, лишь липкие скудные выделения, а под ними аккуратный слой беловатого жира, как будто на сэндвиче с ветчиной. Голову я оставила под проточной водой, а сама пошла в комнату и принесла заказанный заранее дополнительный контейнер. Другим японским ножом я срезала пропитавшуюся кровью одежду и кинула тряпки в ванну. Расстелила на полу полотенце, перетащила тело на него и довольно долго сушила феном, чтобы контейнер не потек. Затем в ход пошли два мешка для мусора, один сверху, другой снизу, а поверх плотный пакет огромного размера из химчистки – в таком обычно перевозят свадебные платья. На дно контейнера я положила бумажник и дипломат Монкады, потом перевернула тело на бок, уперлась спиной в раковину, взялась за труп и перекинула его в контейнер. Приколачивая крышку гвоздями, я прибавила громкость и под звуки Моцарта несколько раз проклеила все стыковочные швы хозяйственным скотчем, под конец снабдив контейнер любезно предоставленными мне компанией перевозчиков стикерами с надписями «Тяжелый груз!», «Не кантовать». Ну вот и все, теперь Рено – или то, что от него осталось, – был готов отправиться в Венсен.
Голову я сначала завернула в полиэтиленовую пленку, а потом положила в пакет из супермаркета, связала ручки и убрала сверток в спортивную сумку на молнии, купленную в «Декатлоне», присовокупив пистолет Монкады и жуткие «найки», в которых Рено таскался за мной по Люксембургскому саду. На всякий случай я пнула сумку ногой – вроде все в порядке. Еще раз прошлась с тряпкой по квартире, потом обработала смоченной в хлорке зубной щеткой внутренние стороны кранов и стоков. Затем свернула всю нашу одежду и запихнула в другую сумку, и наконец я залезла в душ. Не вытираясь, я села на пол и закурила. Передо мной стоял большой черный мешок, набитый окровавленным мусором, кожаная дорожная сумка, спортивная сумка и черный кейс с Рихтером. Одежду и инструменты можно выкинуть в печь для сжигания мусора за подсобным помещением во дворе. Пакет с головой я упаковала в соломенную корзину для пикника, с которой мы с Рено обычно ходили на рынок. Надев спортивные брюки, спортивный бюстгальтер, кроссовки и свитшот, я натянула на голову кашемировую шапочку и выбежала в темноту. Через десять минут я уже была у реки – неплохо, кстати! – и следовала тем же маршрутом, как в тот вечер, когда мы с Рено играли в кошки-мышки.
Как это часто бывает в самые знаковые моменты жизни, наше прощание выглядело до пошлости сентиментальным. Вообще-то, я собиралась отправить Рено в последний путь в каком-нибудь романтичном месте: под Новым мостом, на мосту влюбленных, ведущем на остров Сите, но в такое время суток там плюнуть некуда, все кишмя кишит влюбленными парочками, загадочно вглядывающимися в воды Сены, мерцающие отблесками фонарей. По каменной лестнице я спустилась в небольшой сквер на оконечности острова и в ужасе застыла на месте, когда два патрульных жандарма остановились, чтобы пропустить меня. Они вежливо сказали: «Bonsoir», но долго смотрели мне вслед, пока я шла к памятнику Генриху IV с корзинкой в руках. Решив не шуметь, чтобы лишний раз не рисковать, я снова прошла мимо них, вышла на набережную, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на какого-нибудь спящего бомжа. Я села на край парапета, свесила ноги, взяла пакет за ручки и осторожно погрузила его в воду, касаясь ледяной воды кончиками пальцев. А потом медленно и ласково отпустила.
Когда я справилась со всеми делами, уже рассвело. Наверное, чаще всего я буду вспоминать Париж именно в это время суток, в тот момент, когда ночь переходит в день, город оживает, сбрасывая с себя постыдные последствия ночных увеселений и начиная по-утреннему свежую, деловую жизнь. Момент пустоты, пространство со знаком минус, пропасть между желанием и его отсутствием. На заре Рено всегда крепко спал, не без моей помощи, разумеется. Домашние ужины никогда не обходились без секретного ингредиента – ничего серьезного, просто легкое успокоительное, чтобы быть уверенной, что после секса он вырубится на час-другой и я смогу достать спрятанный за книжным стеллажом ноутбук и отправиться на охоту.
Иногда лучше недоиграть, чем переиграть. Признаюсь, Кэмерону Фицпатрику удалось провести меня своим «ирландским» акцентом, но мне оказалось достаточно всего одного слова, чтобы понять, что Рено не тот, за кого себя выдает. Ну конечно! Он произносил «р» слишком четко и едва заметно повышал интонацию на конце слова. Вот и все. Еще разве что оссобуко.
Плюс меня сразу удивила небрежность, с которой он упомянул имя да Сильвы. Тот приехал ко мне на Комо на машине финансовой полиции. В итальянской полиции огромное количество различных подразделений, и, как ни странно, всеми расследованиями, связанными с мафией, занимаются не карабинеры – сексуальные парни с модельной внешностью в обтягивающей форме, один взгляд которых заставляет трепетать сердца юных студенток, – а куда более прозаичное подразделение под названием «Финансовая безопасность». Как только я увидела ту машину, то сразу поняла, что Монкада – мафиози.
Дальше – да Сильва. Я не фанат общения в «Фейсбуке», в отличие от синьоры да Сильва. Франчи – уменьшительное от Франческа – не могла даже сварить спагетти, не поделившись со всем миром захватывающими подробностями того, как она ставила кастрюлю на плиту. Я решила, что Франчи легко может зафрендить незнакомого человека, поэтому взяла какое-то фото из местной газеты, выбрала из Римского телефонного каталога подходящее имя и послала заявку в друзья. Сразу после этого запостила фотографию своего нового дивана и хорошенького бегемотика из «киндер-сюрприза» в кокосовой глазури с подписью «Ай как нехорошо!», и дальше мне оставалось только изучать ее страницу, детально описывающую ее жизнь в пригороде Рима. Рождество, Пасха, сумочка «Прада», подаренная мужем на день рождения, семейный отпуск на Сардинии, новая посудомойка. О такой жизни, как у Франчи, мечтает любая девушка. У да Сильвы оказалось двое детей, Джулия четырех лет и малыш Джованни, которого, судя по всему, фотографировали чаще, чем подружек Дэвида Бекхэма. И вот на одном из снимков рядом с гордой мамашей, пытающейся скрыть расплывшуюся после родов фигуру неудачным красным костюмом с баской, и папочкой, в идеальном костюме и при галстуке, я увидела знакомый животик, а после увеличения обнаружилась монограмма. Р. К. Ренато или Рональдо? Впрочем, какая разница. Пробив монограмму в «Гугле», я с легкостью нашла в итальянском телефонном справочнике некоего Сарто Кьотаззо, проживавшего в том же городке, где Франческа да Сильва с упорством, достойным лучшего применения, снимала документальный фильм о своей жизни. Сарто означает «портной». Рено сказал мне, что его отец – портной и до сих пор не отошел от дел, как это принято в Италии, да и инициалы совпали. Значит, Рено и да Сильва – друзья детства и всю жизнь поддерживали отношения. Не просто коллеги, а друзья, настоящая банда!
