Нежный взгляд волчицы. Замок без ключа - Бушков Александр Александрович
— Добрый вечер, Бади, — сказал Сварог, присаживаясь рядом на мягкий диванчик и доставая из воздуха бокал. — Ты уже усвоила, что не нужно вставать и церемонно раскланиваться? Молодец. Ну как, освоилась немножко? Я был чертовски занят все дни, не выпало случая поговорить. А сегодня — никаких дел и никаких забот…
— Понемножку осваиваюсь, ваше величество, — сказала Бади с мимолетной улыбкой. — Многое очень похоже на Аркатан, так что мне легко. Я только не могу привыкнуть ко всем вашим чудесам, — она прямо-таки с детским восхищением уставилась на горящий светильник. — Вот этот фонарь хотя бы взять — ни дыма, ни копоти… А уж те-ле-ви-зор… Чудеса, словно в сказке про волшебный поднос… Девушки ко мне прекрасно относятся, я себя не чувствую чужой и одинокой. Вот только простите на откровенном слове…
Перехватив ее взгляд, брошенный на танцующих, Сварог усмехнулся:
— Платья?
— Ага, — сказала Бади. — Никак не могу к ним привыкнуть. И к некоторым танцам тоже, особенно к таким вот. Я раньше и подумать не могла, что королева может танцевать с другим мужчиной в столь смелом платье, да еще таким вот образом, в обнимочку, а вы спокойно смотрите…
— Осуждаешь?
— Ну что вы, ваше величество, — серьезно сказала Бади. — Я прекрасно понимаю: одежда и танцы в наших мирах разные. — Она на миг опустила глаза. — Если по совести, я сегодня днем рискнула у графини Каниллы примерить одно. Там были только мы вдвоем, но все равно, я не более пары минут в нем выдержала. Очень уж короткое, а спереди и сзади такие вырезы…
Никакого осуждения в ее голосе не было, а вот явный интерес присутствовал. Рано или поздно привыкнет, констатировал Сварог. Не родилась еще красивая девушка, которую оставили бы равнодушной модные платья, пусть по меркам того мира, в котором она выросла, и страшно неприличные. Достаточно вспомнить, как укоротили платья женщины после Первой мировой. Привыкнет, тем более что ножки у нее, следует отметить наметанным мужским взглядом, стройные, под стать всему остальному.
Он осушил бокал искрящегося золотистого вина, постарался расслабиться, глядя на танцующих под знакомую ему с юности мелодию.
Любовь и бедность навсегда меня поймали в сети. Но мне и бедность — не беда, не будь любви на свете. Твои глаза горят в ответ, когда теряю ум я. А на губах твоих совет — хранить благоразумье…Никаких совпадений, понятно. Как и полдюжины других, и эта песня попала на Талар трудами Сварога. Он снова составил подстрочник, а придворный поэт уже привычно его зарифмовал, так что получилось довольно близко к оригиналу. Ну, а музыка была та самая, из отличной кинокомедии Свароговой юности. Яна ее извлекла из его памяти. Самое забавное, что по дворцу стал гулять очередной слушок: оказывается, король Сварог еще и пишет неплохие вирши белым стихом, по какому-то капризу, свойственному творческим личностям, желает их видеть непременно зарифмованными.
Зачем разлучница-судьба — всегда любви помеха? И почему любовь — раба Достатка и успеха?Налив себе еще бокал, Сварог покосился на девушку и спросил не без веселости:
— Ну, а графу Легарту ты зачем пальцы сломала?
Очаровательное личико вмиг стало озабоченным:
— Ваше величество, неужели я попала в немилость?
— Ничего подобного, Бади, — сказал Сварог. — Вовсе даже наоборот. Не стала бы ты во дворце, во время вечерних танцев ломать пальцы человеку из-за каких-то пустяков. Особенно если личность его всем прекрасно знакома… Неужели опять распустил руки?
— Не совсем, — сказала Бади. — Понимаете, он остановил меня в коридоре и начал говорить такое… Что вы меня интересуете исключительно как диковинная зверюшка, что я вам скоро надоем, и вы перестанете обращать на меня внимание, и я окажусь на обочине жизни. А потому мне следует подумать о будущем и начинать отношения с людьми, которые красотку вроде меня могут золотом осыпать. И положил мне руку на плечо, так самодовольно, по-хозяйски… Вот я и не сдержалась… Если бы он вольничал словами, я бы просто ушла. Если бы вольничал руками — дала бы пощечину. Но вот это, когда он меня трогал, как лошадь на ярмарке… — и все еще настороженно спросила: — Вы, правда, не сердитесь, наше величество?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Да ничуть, — сказал Сварог. — Что заслужил, то и получил. Препустой человечек, век бы его не видеть, но держу при дворе — исключительно оттого, что не хочу расстраивать отца. Отец его человек совершенно другого полета, с большими заслугами перед королевством. И потом… Если я начну отбирать себе придворных исключительно по их благородству души, порядочности и цельности, рискую остаться без придворных вовсе… Не тревожься. Мне как раз по душе девушки гордые и независимые. Графиня Дегро в свое время, когда только что появилась при дворце и ее не успели хорошо узнать, как-то подобному вертопраху не то что пальцы — блудливую рученьку сломала, да вдобавок зубы коленкой вышибла. Бедолага совершенно добровольно уехал в дальнее имение, прекрасно понимая, что станет всеобщим посмешищем. От Легарта этого не дождешься, правда. Лекари говорят, что с недели через две лубок снимут, и он опять объявится во дворце, но тебя будет наверняка обходить седьмой дорогой… Особенно когда узнает, что мое величество, узнав о случившемся, изволили расхохотаться и заключить: сам напросился… Это пустяки, Бади. Я бы хотел с тобой кое о чем посерьезнее поговорить… Конечно, если ты не захочешь быть откровенной, неволить не стану…
— Не представляю, ваше величество, чтобы возникли какие-то причины, по которым я не была бы с вами откровенной…
— Прекрасно, — сказал Сварог. — Понимаешь ли… Ты, конечно, уже слышала, что я могу моментально отличать в разговоре правду ото лжи?
— Да, но я вам ни разу не солгала…
— Я тебя в этом и не обвиняю. Речь пойдет о другом… да вот кстати. Как у тебя дела с книжниками? У меня не было времени поинтересоваться.
— Я каждый день говорю по несколько часов. Наверное, еще неделя понадобится, — Бади улыбнулась: — Вы были правы, они порой пишут быстрее, чем я говорю. Вы хотите, чтобы дело шло быстрее?
— Нет, пусть идет, как идет, — сказал Сварог уверенно. — Совершенно не к спеху. Итак… Я умею определять еще, когда люди что-то утаивают. Когда ты говорила, что ушла с Троп навсегда, ни в чем не солгала, но о чем-то умолчала. Ошибиться я не мог. О чем, Бади?
Она помолчала, сказала словно бы неуверенно:
— Но это совершенно незначительный случай, вот я и решила о нем промолчать. Тем более что… история довольно неприятная, мне не хотелось ее вообще помнить, не то что о ней рассказывать. Эта волчица проклятая…
Сварог встрепенулся:
— Волчица? Бади, мне нужно все знать. Это очень серьезно. Вот тут уже я кое о чем умолчу, но это очень серьезно… Я тебя не приневоливаю, в конце-то концов, но если бы ты рассказала…
— Да, у вас стало такое лицо… — ответила Бади. — Ну, хорошо. Скрывать тут нечего. Дело не только в чудовищах, внезапно неизвестно откуда нахлынувших на Тропы. Я бы все равно ушла, но позже. Однако после этого сна… Мне приснилась странная волчица — совершенно белая, надо сказать, красивая. И она со мной каким-то образом говорила, я не понимала, как, но она говорила… такое… — она потупилась. — Она хотела, чтобы я разделась. Собиралась со мной проделать сущую мерзость. У нас женщин сжигают на кострах, если они друг с дружкой такое вытворяют, а тут была даже не женщина, а волчица. Я вдруг почувствовала, что тело мне не повинуется, что я сейчас ей подчинюсь, разденусь… Я ее стала прогонять из моего сна, поняла уже, что это не простой сон, а насланный…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Подожди, подожди, — сказал Сварог. — Со стороны насланный, ты имеешь в виду? Не просто так тебе приснившийся, а насланный кем-то посторонним?
