Михаил Серегин - Черноморский Клондайк
Точка двигалась еще некоторое время, следуя за изгибами ущелья, а потом замерла на одном месте.
Прошел час, потом еще один, а точка оставалась на прежнем месте. Хазару это очень не понравилось. Не могли они вернуться назад после ночевки и устроить новый привал. Суки! И как назло, он не может все проверить на месте из-за этого Черкеса. Собственно, что ему Черкес?!
Неужто он его боится? Еще посмотрим, кто кого. Придется, правда, поделиться, но к этому ему не привыкать. Не с Черкесом, конечно, делиться. Он сидел, глядя на неподвижно мигающую точку еще часа полтора, потом вынул мобильник и набрал номер.
– Сергей Кузьмич, – спросил он, – ты не спишь?
– Какого черта, Эдик? – спросонья процедил вице-мэр. – Ты не появлялся несколько дней.
– А теперь появился, – хрипло произнес Хазар. – Ты ведь знаешь о наших беглецах? – без предисловий сменил он тему.
– Сошкин не может следить за ними на чужой территории, – отрезал Пеньков.
– Конечно, – съязвил Хазар, – они даже задержать их не смогли.
– Чего тебе нужно? – Пеньков был раздражен.
– Могу предложить тебе сделку, – выдавил Хазар. – Я знаю, где они находятся.
– Где? – голос Пенькова в трубке напрягся.
– Просто так? – поддел его Хазар.
– Сколько?
– Я отдам тебе половину.
– Ты меня веселишь, – через силу рассмеялся Пеньков.
– Ладно, – быстро согласился Хазар, – получишь две трети. Это очень много.
– Из них я должен буду отдать половину, посчитай, сколько мне останется?
– Столько же, сколько и мне, – быстро скалькулировал в уме Хазар. – Так что, по рукам?
– О’кей, – согласился Пеньков, решив, что все равно надует этого бандита. – Где они?
– Так ты согласен на мои условия?
– Да, я же сказал.
Хазар глянул на дисплей и назвал точные координаты.
– Высылай вертолет, и как можно быстрее, – сказал он. – Я постараюсь быть где-то поблизости.
– Ты мне не понадобишься, – буркнул Пеньков, – так что сиди спокойно.
«Как же, сиди спокойно», – пробормотал Хазар, отключив мобильник.
* * *Осведомитель сообщил Черкесу о задержании интересующих его личностей, когда он ехал в своем «Линкольне». Рядом с ним, потягивая мартини, сидел Ваня, еще не отошедший от ночной оргии.
– От твоего мобильника уши режет, – нервно произнес он, полулежа на подушках.
– Секунду, Ваня, – Черкес быстро нажал на кнопку.
– Это я, – осведомитель не представился, но Черкес узнал его и так.
– Слушаю, давай быстрее.
– Наши погранцы их задержали. Ни паспортов, ни других документов…
– Я сейчас буду, – Черкес отключил трубку. – Мне нужно съездить на границу, – поднял он черные глаза на Ваню.
– Если ненадолго, то я с тобой, – Ваня решил, что ему не повредит небольшая доля развлечений.
Он понятия не имел, что собирается делать Черкес на границе, но представлял, что это может быть занятным.
– Может, отвезти тебя в студию? – нерешительно предложил Черкес.
Не зная, как там сложится ситуация, он не хотел нервировать тонкую Ванину натуру.
– Я хочу с тобой, – Ваня остался непреклонен.
– Ладно, поехали, – Черкес назвал адрес водителю и позвонил своим браткам, велев немедленно прибыть туда же.
* * *Хазар долго не мог успокоиться. Его бесила эта зависшая на одном месте точка, бесила алчность Пенькова и необходимость сотрудничества с этим продажным чинушей. Весь день он находился в угнетенном состоянии духа. Его депрессия прерывалась иногда вспышками бессильной ярости, и тогда он кричал, ругался, стонал. Потом затихал и проваливался в ожидание, тупое, бесконечное, тягостное. Чтобы хоть как-то возобладать над Пеньковым, он слушал и заставлял Михаила снова и снова повторять рассказ о пребывании того в чертогах вице-мэра.
– Пидор вшивый, – громогласно рычал он, – ну и пидор…
Он качал головой, презрительно усмехался, смеялся, но точка на дисплее не хотела двигаться. И тут позвонил Пеньков.
– У меня есть кое-какая информашка, – сразу заговорил вице-мэр. – Один из погранцов на абхазской границе доложил, что этих лохов было не четверо, а трое. Два мужика и баба.
– Но их было четверо, – тупо смотрел на карту местности Хазар.
– Один с бородой, другой – белобрысый, ну и девка… – продолжал Пеньков. – Границу они перешли, но их сцапали какие-то шакалы из местных… типа работорговцев…
– Черт, – не удержался Хазар. – А при них случайно не было свинцовой маленькой пластины с греческими письменами?
«Где же Валька? Почему он застрял на одном месте?» – крутилось у Эдуарда в мозгу.
– Нет, ничего, кроме пожитков. Да-а, не все так просто, – урчал в трубку Пеньков, – придется лишний раз напрячься, чтобы разыскать их.
– А может, это и хорошо, – задумался Хазар, – если они и впрямь у работорговцев, значит, с теми можно договориться…
– Не знаю, – равнодушно ответил Пеньков. – Подожди-ка…
Мне звонят по другому телефону… Не отключайся.
Хазар сидел, прижав сотовый к уху, и смотрел на сереющую воду. По серебристой поверхности скользили быстрые розовые блики, вдали маячила узкая кромка берега.
«Если Валька решил наколоть меня и выбросить маяк, то почему он не со своими друзьями? Какого черта он вообще застыл на месте? Может, уже украл пластину и заблудился на обратном пути?»
Хазар поморщился. Все складывалось не самым лучшим образом.
От Вальки, как оказалось, не было толка. Те, кого он, Хазар, разыскивал, попали в плен. Где теперь их искать? Он прикусил губу от нетерпения.
Пеньков не торопился подавать сигнал. Наконец в трубке проклюнулся его сипловатый баритон.
– Мои люди обнаружили труп в горах, – сказал он. – Его прибило к берегу… Парень лет восемнадцати…
– Пластины при нем не было? – взволнованно прохрипел Хазар.
– Не-ет, пластины не было, но маяк был. Ты его послал?
В ответ Хазар выматерился.
– Не надо было самодеятельности проявлять, – нравоучительно обмолвился Пеньков. – Если бы ты был умнее, нам бы не пришлось теперь разыскивать этих уродов.
– Начать с того, что твои менты не могли…
– Хватит, – отрезал раздраженный Пеньков, – во всем ты виноват.
Хазар сцепил зубы и передразнил Пенькова. Михаил, дабы хоть как-то поддержать шефа, изобразил на лице веселый восторг. Хазар сделал недовольную гримасу.
– Жди моего звонка, – процедил вице-мэр, – сам ничего не предпринимай, а то опять в лужу сядешь.
ГЛАВА 27
– Добрый вечер, Нана, – поцеловал сестру Ираклий, – мы ненадолго.
– Ты всегда так говоришь, – недоверчиво усмехнулась Нана и поправила на лбу черную косынку, которую носила в знак траура по убитому мужу, и траур этот должен был быть едва ли не вечным. – Дато сказал мне, что ты придешь… Как видишь, я готовлю ужин.
– Спасибо, – Ираклий скосил глаза на Дато.
– Ты знаешь, что дед не хочет тебя видеть, – тревожным голосом продолжала Нана.
– Я не задержусь. Но у меня к тебе есть просьба… – Он строго посмотрел на сестру. – Завтра… я надеюсь на это… должен приехать Вахо, будь с ним ласкова.
– Вахо? – изумилась Нана. – Что ты задумал? И почему он должен приехать?
– За столом посидим, вина попьем и разойдемся… – уклонился от прямого ответа Ираклий, – все же он наш родственник.
Между тем бойцы освежались после дороги сухим вином, которое достал из погреба Дато. Парни помогли ему отрыть огромный, на двести литров, квеврис. Женщины наполнили стеклянные и глиняные кувшины и поставили на стол, под грушами. Бойцы, рассевшись по лавкам, пили стакан за стаканом, закусывая холодными ломтиками жареных баклажанов, натертыми чесноком, домашним сыром и колбасой.
– Пойдем в дом, – направился к крыльцу Ираклий.
– Так зачем приедет Вахо? – с опаской спросила Нана.
– Дело одно утрясти надо, – раздраженно произнес Ираклий. – Или это не мой дом? – вскинулся он. – Может, вообще не приедет… Хотя должен… – лукаво сощурил он глаза.
– Это твой дом, как и мой, но дедушка не одобряет твоих дел, – мягким голосом, словно уговаривая, сказала Нана.
Они вошли в гостиную. Под потолком горела украшенная чеканкой серебряная люстра, по форме напоминающая основательно приплюснутый с полюсов шар, с отходящими вверх и в стороны трубками. С этих «бурдючных горлышек» свисали вытянутые колокольца. Такие же колокольца, прикрепленные к кожаным веревочкам, спускались с днища лампы, едва ли не касаясь расшитой восточной вязью сине-черной скатерти, накрывающей поверхность резного овального стола. За ним, в каменной нише, верхняя часть которой плавно и рельефно выступала из стены, были сложены дрова. Камин, или, как его называют, бухар, придавал комнате уют, как, впрочем, и стоявшие вдоль стен персидские диваны с мутапами – длинными, плотно набитыми подушками, с которых свисали золотистые кисточки. Над камином висел домотканый узорчатый коврик.
