Юлиан Бардин - Империя страха
И вновь, как будто прочитав их мысли, девушка произнесла:
— Пуля попала ему в позвоночник… Но врачи говорят, что есть надежда.
Как будто желая отвлечься от неприятных мыслей, она спохватилась:
— Что ж мы здесь стоим, пойдемте в комнату. Я быстро накрою на стол, — и тут она снова заметила элегантный вид гостей, в очередной раз спросив: — Так откуда у вас такой прикид?
Мужчины засмущались — им вдруг стало ужасно стыдно за свои обновки, в которых они выглядели по меньшей мере нелепо на фоне этой бедненькой, если не сказать нищей обстановки.
— Мы думали… — начал майор, — нам хотелось…
— Да что ты тянешь кота за яйца, — в своей обычной нагловато-вульгарной манере вмешался Гвоздик. — Дело толкуй, и нечего буксовать. Если у вас все в шоколаде, то я буду только рад. Ну колитесь, откуда бабки?
Чижов с Лямзиным одновременно нагнулись, чтобы взять в руки стоящий на полу кейс, и сильно стукнулись лбами, громко рассмеявшись.
— Давай ты, — предложил Антон, предоставляя каскадеру рассказать обо всем самому.
Громко откашлявшись, Иваныч, еще не открывая «дипломат», принялся пересказывать подробности неожиданного визита гостя из Франции, упуская, по вполне понятным причинам, отдельные детали. Когда же он приблизился к самому главному, то вместо того, чтобы говорить, Ваня просто распахнул кейс и вывалил деньги на колени Дегтярева.
На какое-то время в квартире установилась почти осязаемая тишина. Наконец Гвоздик, громко сглотнув, прошептал:
— Вот это да!
— Это твоя доля, — улыбаясь, пояснил Чижов и мрачно пошутил: — Хотя мы думали, что бабки пойдут на роскошный памятник из черного гранита.
Пощупав дрожащими пальцами гладкие купюры, Юра посмотрел на онемевшую Ольгу, затем перевел взгляд на друзей и, криво ухмыльнувшись, произнес:
— Хренушки, мы еще потанцуем…
Не договорив, Гвоздик на глазах изумленных товарищей проворно вскочил с кресла и, обхватив за талию законную супругу, закружился с нею в воображаемом вальсе.
Лямзин с Чижовым не мигая смотрели на произошедшее «чудо», не в силах вымолвить ни слова. Наконец шок миновал, и Антон спросил:
— Как это понимать?
— Понимай как хочешь, — бросил через плечо мгновенно поправившийся «инвалид» и, плотнее прижав к себе Ольгу, весело договорил: — Я всегда знал, что деньги способны творить чудеса, просто не представлял, до какой степени.
Девушка же, отстранившись от мужа, просительно произнесла:
— Не обижайтесь, ребята, просто мы хотели вас разыграть и преподнести двойной сюрприз.
— Считайте, что у вас это получилось, — пробурчал каскадер, вмиг становясь обычным, угрюмым и нисколько не сентиментальным Иванычем.
Покосившись в сторону застывших приятелей, Гвоздик весело вскрикнул:
— Да мусор все эти деньги; главное, что у меня есть настоящие кореша! — С этими словами он бросился в объятия друзей, обхватив худыми ручонками их могучие плечи.
Глава 19
Маша медленно вышагивала по мокрому тротуару, стараясь обходить наиболее крупные лужи. Она почти не смотрела по сторонам, погрузившись в глубокое раздумье.
Бирюзового цвета коротенькая куртка, похожая на легкомысленный балахон, выгодно подчеркивала стройность ее затянутых в нейлоновые колготки длинных ног и оттеняла белизну роскошных волос.
Было уже темно, поэтому она не узнала шагнувшего навстречу ей массивного человека, внезапно появившегося из-за угла дома. Девушка напряглась, привычным движением расстегнув металлический замочек миниатюрной сумочки, и дотронулась тонкими пальчиками до ребристой рукоятки автоматического пистолета.
Но мужчина, стараясь выглядеть как можно безобиднее, отступил на шаг, как будто хотел дать возможность блондинке спокойно пройти.
На какой-то миг их глаза встретились, и случайный прохожий широко улыбнулся, обнажая два ряда ровных белоснежных зубов.
— Здравствуйте, Маша, — дружелюбно произнес он, протягивая руку для пожатия.
Девушка машинально подала ладонь и ощутила неприятное, едва уловимое покалывание. Правда, оно тотчас исчезло, так что Маша не придала этому особого значения.
А мужчина, видя, что Маша его не узнает, все в том же радостно-миролюбивом тоне продолжил:
— Вы, наверное, меня забыли? Я Паша Аникеев, вы ко мне приезжали с Антоном Лямзиным, а потом жили на моей даче. — Выдержав короткую паузу, он спросил: — Ну, вспомнили?
Естественно, она его вспомнила, но эти воспоминания отнюдь не были для нее такими же приятными, как для этого тучного субъекта с начальственным голосом и боответствующими повадками, присущими сильным мира сего.
Окинув холодным, ничего не выражающим взглядом крепкую фигуру Аникеева, Маша уверенно, с ледяным спокойствием в голосе сказала:
— Нет, простите, я вас не помню. Да и не знаю я никакого Лямзина. Позвольте… — Она слегка оттолкнула мужчину плечом, невольно заставляя его посторониться»
Паша скорчил обиженно-растерянную гримасу и пробормотал:
— Извините, возможно, я обознался, — отошел, уступая ей дорогу.
А девушка, даже не обернувшись в сторону неподвижно застывшего мужчины, грациозной походкой скрылась в ближайшем подъезде многоэтажного дома.
Лифт стоял внизу, и она вошла в распахнувшиеся двери, нажав Кнопку седьмого этажа. Автоматические створки плавно закрылись, и кабина двинулась вверх, вызвав у нее легкое головокружение.
Она сперва не придала этому никакого значения, но вдруг почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног — перед глазами поплыли розовые круги, и Маша потеряла сознание…
Спустя несколько минут веселая компания, состоящая из долговязых парней и прыщавых, беспрестанно хохотавших девиц, вызвала лифт.
Кабина послушно опустилась вниз, распахнулись двери, но никто не спешил войти внутрь.
Как по команде смолкли многозначительные смешки; взору подростков предстала неприглядная картина: свернувшись калачиком на грязном, заплеванном полу, в лифте лежала обворожительная красотка, чьи пальцы судорожно сжались на рукоятке пистолета. Красивое лицо блондинки недобро улыбалось, а в глазах застыла непередаваемая боль, животный ужас и фатальное отчаяние.
Не нужно было иметь медицинский диплом, чтобы понять — девушка безвозвратно мертва.
* * *Аникеев проводил удаляющуюся стройную фигуру красотки плотоядным взглядом, и его губы скривились в саркастической усмешке.
Подождав до тех пор, пока девушка не скрылась в подъезде, Паша неторопливой походкой направился к ближайшему таксофону и вошел в тесную кабинку. Сняв трубку, он набрал номер и лишь потом опустил пластиковый жетон.
Какое-то время в динамике раздавались протяжные гудки, затем послышался хрипловатый мужской голос, который негромко спросил:
— Кто говорит?
— Это я, — отчетливо произнес звонивший, будучи уверенным, что дополнительных представлений не потребуется.
— Слушаю, — жестко произнес его немногословный собеседник.
Плотнее прижав трубку к уху, Аникеев заговорил, но его слова не походили на обычную светскую беседу, скорее это был профессиональный рапорт военного человека:
— Насчет полковника и его агентессы можете не волноваться — все чисто. Таким образом, все участники операции нейтрализованы…
— А небезызвестная троица? — кратко поинтересовался динамик.
— У них ничего нет, а потом — они абсолютно безопасны. Им, конечно, удалось получить компромат, но он относился к полковнику, — Аникеев довольно улыбнулся, — моя роль в этом деле для них является совершенной загадкой. Таким образом, на вас никто не сможет выйти. Последнее звено в цепочке оборвано.
Трубка какое-то время молчала, как будто на том конце провода пытались что-то всесторонне обдумать. Наконец все тот же голос произнес:
— Вы уверены, что это последнее звено?
— Естественно, — несколько небрежно процедил Паша.
— Мне бы ваш оптимизм, — посетовал невидимый собеседник и продолжил: — Все же я думаю, что это еще не все.
Наморщив лоб, Аникеев тупо уставился на металлический диск набора номера, как будто разговаривал именно с ним, и переспросил:
— Что вы имеете в виду, говоря, что это не все?
Человек упорно хранил молчание; до Паши доносилось только его прерывистое дыхание.
И в этот момент Аникеев скорее подсознательно ощутил, чем услышал, в привычном смысле этого слова, пронзительный свист, вслед за которым последовал звон разбитого стекла — маленькая конусообразная пуля, пробив прозрачную, едва ли существенную для нее преграду, легко вошла в его округлый затылок.
Ноги Паши подкосились, и он медленно осел на пол, разжав онемевшие пальцы. Там, где только что был мясистый нос, зияла громадная зловеще-кровавая дыра, а в широко открытых глазах навечно застыл немой вопрос.
