Лев Пучков - Собачья работа
Блондин захрипел и, как и следовало ожидать, начал упираться. Мгновенно отпустив шею мужика, Ли ухватила его за шиворот и, поймав импульс упирания, с разбегу вогнала башкой в стену. Блондин сполз на пол, затих. Ли постояла несколько секунд, справляясь с подступающим к горлу комком, пошла, держась за стену, к зарешеченной комнатушке.
– Не понял! – пьяно удивился чернявый Шура, даже не попытавшись встать из-за стола. – Ты че это?
– А вот – пистолет, – страдальчески морщась, сообщила Ли, сдергивая свою сумку с вешалки и извлекая из нее «беретту». – Вот – пистолет. Пока Шура, – прицелившись в голову чернявого, плавно выдавила слабину на спусковом крючке.
Пук! – Продырявленная голова Шуры со стуком ударилась о стену, оставила на ней жирное пятно с разбрызгами и исчезла под столом.
– Никогда не буду беременеть, – с надрывом прошептала Ли, направляясь по коридору к шестой камере. – Ни-ког-да!!! Икх! Ой… Ой, как нехорошо… Их же на определенном этапе все время тошнит, черт подери! Этак и свихнуться недолго…
Плешивый мужик в хорошем костюме в этот момент давил на поршень шприца, делая инъекцию соизволившей расслабиться пленнице. Покосившись на внезапно возникшую в дверном проеме бледную дамочку с пистолетом, он замер и дрожащим голосом попросил:
– Не стреляй пока! А то не дай Бог эмбол загоню. Дай закончить – потом…
– А ты врач, что ли? – поинтересовалась Ли, садясь на корточки и приваливаясь спиной к косяку, стоя ей было нехорошо, пару резких движений – и начнет выворачивать и без того пустой желудок.
– Ага, врач, – ответил плешивый, прижимая ватку к месту укола и извлекая иглу из вены. – Венеролог.
– А этот из какой кунсткамеры удрал? – Ли мотнула стволом в сторону застывшего, как монумент всем горбунам мира, Никиты, у которого даже глаза бегать перестали – замерли, уставившись на пистолет.
– Сторож он, – сообщил плешивый. – Он дурачок – не опасный.
– Зато физически силен чрезвычайно, – не согласилась Ли. – Как только меня замутит, бросится и удавит. И пистолет не поможет…
Тут ее действительно замутило: хватанув пару раз воздуха, дама скрючилась и принялась взрыкивать, пуская на пол вязкую слюну – желудок был пуст.
– Никита, пистолет! – взвизгнул плешивый. – Отбери пистолет!
Горбун бросился к Ли, в тесном пространстве камеры не рассчитал усилий – дородный врач помешал, встрял на пути – и, запнувшись о ножку топчана, с размаху шлепнулся на пол.
Ли, с огромным трудом подавив судорожные спазмы, приставила глушитель к голове Никиты и нажала на спусковой крючок. Горбун брызнул на всех присутствующих кровью, затих. Взвизгнула дамочка на топчане, забилась в угол, закрыла лицо руками. В камере остро запахло.
Вывалившись в коридор. Ли на получетвереньках удалилась метра на три, села у стены, позвала слабо:
– Плешь! Иди сюда, плешь, а то пристрелю. Телку в заложники можешь не брать… Ой… Икх! Обоих пристрелю – мне без разницы.
Врач вышел в коридор, зачем-то положил руки на затылок.
– Сядь на пол, ноги широко раздвинь, – распорядилась Ли. – Руки – правильно, руки на затылок. Садись.
Врач сел. Увидел в противоположном конце коридора лежавшего без движения блондина, губы затряслись, поинтересовался потухшим голосом:
– Ты их обоих… замочила?
– Ага, – не стала отпираться Ли. – Замочила. Засушила. Засолила… Ты чего телке уколол? Скоро отключится?
– Галоперидол, – сообщил врач. – Совсем не отключится – просто успокоится. Мы ее только что привезли – только что очухалась…
– Что за предприятие? – Ли изменила угол прицеливания и на всякий случай предупредила:
– Имею обыкновение простреливать конечности – если допрашиваемый врет. Не ври, ладно?
Мужик с готовностью закивал головой и тотчас же выдал на-гора всю информацию, которой владел. В конце присовокупил – не без определенной цели, – что предприятие пребывает под могущественным покровительством самого Вора, так что…
– Сволочи, – укоризненно произнесла Ли. – А по поводу Вора… мне глубоко начхать. Я, видишь ли, нетутошняя – что мне ваш Вор… Машина есть?
– «Шестерка» во дворе. Ключи у меня в заднем кармане… – Плешивый жалостливо шмыгнул носом и попросил:
– Дай мне по голове, а? Не убивай… Я отключусь, а ты убирайся – машина есть… А? Ты ж не местная, тебе все равно…
– Точно. Все равно… – Дама подняла ствол на уровень груди и два раза выстрелила – плешивый завалился на бок, застыл в нелепой позе.
– Все равно Вор тебя за такую промашку прибьет, – договорила Ли, подбираясь на карачках к трупу и вынимая из заднего кармана брюк связку ключей. – Все равно…
Отдышавшись, заглянула в камеру, подобрала оброненное Никитой кольцо с ключами от камер, некоторое время наблюдала за особью на топчане – та испуганно жалась в угол, но орать не пыталась: видимо, начало действовать снадобье.
– Как зовут? – поинтересовалась Ли.
– Лилька, – едва слышно ответствовала особь. – А ты… А вообще – что тут… Что такое?
– Черт знает что такое, – Ли неопределенно пожала плечами. – Подвал, камеры, врачи какие-то «левые»… Бардак, короче. Не бойся – убивать не буду.
– Спасибо, – пролепетала Лилька. – Спасибо… Мне сейчас куда?
– Иди во двор – там «шестерка», – Ли потыкала пальцем в сторону входной двери. – Садись, жди – сейчас всех выпущу, смотаемся отсюда.
– Кого это – «всех»? – вяло поинтересовалась Лилька и сладко зевнула во весь рот.
– Всех, кто есть. – Ли покрутила на пальце кольцо с ключами. – Топай – я сейчас…
Помимо них с Лилькой в подвале томились еще три пленницы: все в одних трусиках, вялые, сонные, какие-то заторможенные. Дамские шмотки сыскались в углу зарешеченной комнаты, понукаемые Ли девы кое-как облачились и покинули узилище.
Заехав в город. Ли скомандовала:
– Брысь отсюда, мочалки. Я вас спасла от забугорного рабства, так что… В общем, молчите – и будете жить. Это целая банда – там, в подвале, лишь дежурная смена была. Всем понятно?
«Мочалки» синхронно кивнули и полезли наружу. Лилька, сидевшая рядом с Ли, тоже попыталась покинуть салон.
– А ты сиди. – Ли поймала дамочку за юбку, втащила обратно, захлопнула дверь. Некоторое время изучающе рассматривала ее, затем как-то странно хмыкнула и сообщила:
– Тебе сейчас домой нельзя – заберут. Понятно, почему заберут? Ты свежая – только сегодня взяли. Поехали, поживешь с недельку у меня. Безопасность гарантирую. Но сначала кое-куда прошвырнемся…
Глава 3
В сосновом бору не заметно, что лето минуло и стоят первые осенние деньки. Почва устлана толстым ковром жухлой хвои, который приятно пружинит под ногой и ненавязчиво приглашает поваляться на нем. Эта роскошь не приурочена к смене сезона – здесь всегда так. В любое время года – кроме снежной зимы – бор однообразен: сверху зелень, у подножия могучих деревьев – ковер. Это однообразие создает иллюзию надежности и умиротворения, заставляет забыть о всех треволнениях пропахшего асфальтом и бензином города, который не так уж и далеко – в каких-то сорока километрах отсюда.
Короткий энергичный вдох через нос – животом, – будто насильно отобрал у природы порцию пахучей хвойной субстанции, затем длинный выдох, разделенный на три фазы, до прилипания живота к позвоночнику, до полного опустошения легких, жаждущих очередной дозы чудодейственного экстракта, целебного в своей первозданной чистоте и свежести. Ступня утопает в хвойном ковре – шаги не слышны, кажется, что попал в другое измерение, наполненное тягучей смолистой тишиной. Кажется, что летишь меж скачущих навстречу стройных стволов и нет конца твоей энергии, получающей подкачку от этого благодатного местечка…
Рудин завершал восьмой круг по периметру егерской усадьбы Белогорского заповедника. Стояло раннее утро второго сентября – рассвело буквально час назад. Серету бегать никто не заставлял: привыкшее к физической нагрузке тело, уставшее от двухсуточной неподвижности, настойчиво требовало активности.
Неразношенные кроссовки немного жали. Вчера Василий ездил в город: купил одежонку (спасибо Улюму за «спонсорскую» помощь), привез вторничные газеты. Пресса о загадочном убийстве Толхаева особо не распространялась: вскользь было отмечено, что первого фармацевта области обнаружили утром на пустыре, в своей машине с размозженной головой, – и только. Никаких версии – убийцу, мол, ищут правоохранительные органы, подробная информация в последующих публикациях.
Василий был одним из многочисленных друзей Григория, который, в числе прочих благодеяний, финансировал функционирование захиревшего было по нашему неблагополучному времени заповедника. Рудин егеря хорошо знал: неоднократно наезжал сюда с патроном, когда тот был в добром здравии, – поохотиться, отдохнуть. Рудинскую правдивую сказку о невероятных злоключениях и каком-то гипотетическом вредителе, организовавшем всю эту мерзкую заварушку, Василий воспринял неадекватно: прослезился, долго смотрел в сторону, затем тихо сказал:
