Эльмира Нетесова - Пасынки фортуны

— Они бы их у него взяли.

— Как? Кузьма сказал им, что документы в милиции.

— Они успокоились бы и справкой об освобождении. Из зоны. Ее они собирались взять у него. За нею пришли, — ответил Кравцов уверенно.

— Но почему не сделали этого раньше?

— Как я полагаю, не было договоренности с транспортом. Заметьте, что три дня назад открылся здесь

аэродром. Именно самолетом хотели фартовые выбраться на материк. И, конечно, не пассажирским, а грузовым, транспортным. Все же их не столь тщательно проверяют пограничники. Фартовые, не за спасибо, конечно, могли вылететь как сопровождающие груза. По двое, по трое на борту. Но о таком с пустыми руками не договориться. Может, задаток дали. С гарантией… В любом случае времени у них оставалось в обрез.

— А что вам удалось установить сегодня? — спросил Игнатьев. Кравцов рассказал о разговоре с Кузьмой.

— Да разве это серьезно? Сажать вора в камеру, где есть мыши? Нелепость! — отмахнулся Евгений Иванович.

— Устраивать такое специально и я не собирался. Но, как знаете, милиция распределила беглецов в разных камерах. Лишила общения друг с другом. И, как ни смешно, но именно в камере Жабы имеются не мыши, а крысы. Правду сказать, они не только во всех камерах, но даже в кабинеты забегают, — рассмеялся Кравцов.

— И что Жаба?

— Орет не своим голосом. Это точно. Остальные внимания на крыс не обращают.

— Когда мы их в Магадан отправим?

— Думаю, через два-три дня.

— А что делать с Жабой?

— Уж не предлагаете ли вы мне забрать его в гостиницу? В номер? — рассмеялся Игорь Павлович и добавил: — Кое-что я, конечно, предпринял… Он будет в камере у чекистов ночевать. Там не только крыса, муха не влетит.

…К вечеру следующего дня Кравцов знал все подробности случившегося на прииске воровства золота. Узнал и изъял недостающую его часть. И, завершив все следственные действия в поселке, вызвал за арестованными машину из Магадана. Поздно вечером, вернувшись в гостиницу, присел к столу за скудный командировочный ужин.

Игорь Павлович был в хорошем настроении, а значит, сегодняшним днем он был доволен. Коллеги, выполнявшие поручения Кравцова, понимали далеко не все и ждали, когда за чашкой кофе Игорь Павлович поделится с ними всем, что удалось узнать, сделать и выяснить за минувший день. Так было всегда. И сегодняшний — не стал исключением.

— Ну, вот и все! Завтра возвращаемся домой, — сказал Игорь Павлович с еле скрываемой грустью и предположил: — Тот, кто породил из Колымы большую зону, наверное и не предполагал, как жестоко и свирепо его решение. Сколько оно изувечит судеб и жизней… Еще вчера я высказал догадку, что сумел Капеллан до смерти своей обеспечить возможность быстрого отъезда всех законников. Но не все я высчитал. Не все предусмотрел. Пахан оказался хитрее. И знаете, на чем сыграл? На неопытности и спешке.

— Чьей?

— Аэрофлотовских работников. Оказалось, фартовые и впрямь хотели улететь транспортным самолетом, который доставляет сюда продукты не из Магадана или Якутска, а из Хабаровска. Зэки не просто договорились с пилотом, а даже багаж свой пристроили. При нем сторож. Свой кент. Не удивляйтесь. Сказались геологами. И вместо денежной оплаты пообещали самородок. Небольшой, но все же золото. Тот согласился. Но предупредил, что иногда в аэропорту Хабаровска милиция и пограничники проверяют экипажи прибывших из Магадана самолетов. И поставил условием, чтобы у всех, кто полетит с ним, были при себе документы.

— Почему он не спросил их о главном, с чего они решились лететь не пассажирским, а грузовым рейсом?

— Ну, это — детский вопрос. Из Сеймчана прямых линий на Хабаровск нет. Только через Магадан. А проблемы в кассах с билетами, а проверки, а ограничения на багаж и, главное — досмотр… Они же сказали пилоту, что хотят провезти с собой немного пушняка. Тот и спрашивать больше ни о чем

не стал. К чести его будет сказано, золото брать не хотел. Настаивал на деньгах. Но законники ответили, что поиздержались в Сеймчане. И денег при себе не имеют. Что если поверит, в Хабаровске они ему живо рыжуху бабками заменят. Условились встретиться в порту утром. В восемь часов. На том и расстались. До этого времени им нужно было успеть тряхнуть Кузьму на справку и взять ее любым путем. И убить Чубчика.

— Так его в доме не убьешь. Жена — сотрудник милиции.

— Они и не думали убивать его в доме. Им лишний шум был помехой. Но не забывайте, что вылет они наметили на выходной. А в воскресенье Чубчик всегда уходил на рыбалку. И этот день не стал бы исключением. Они проследили, как тот сеть положил в рюкзак. Собирался основательно. С его дома глаз не сводили.

— Но он никогда не ходил на реку один, — вспомнил Игнатьев.

— И это знали. Учли. Не раз его стерегли на реке. Знали все. Хотели подстеречь, когда Чубчик один у костра останется. Мужики по очереди ловили рыбу. У костра грелись и обсыхали. Чубчик обычно дольше других задерживался.

— А если на крик, брань сбежались бы мужики?

— Тут обошлось бы без слов. Молча, тихо и быстро. Это было запланированное, обдуманное убийство. И в нем участвовал не один Капеллан. То, что Чубчик оказался у Кузьмы, случайность.

— А могли они уехать, не убив Александра?

— Могли, конечно. Но… Тогда Капеллан рисковал своей головой. Ему поручили. И он старался. В ином случае «малины» охотились бы уже и за ним. Фартовые не признают причин и доводов, им подавай результат. Любой ценой.

— Неужели пилот не догадался, кого он повезет?

— О чем вы? Ну откуда ему, мальчишке, на втором году работы научиться разбираться в людях? Да вы и сами, при всем опыте, не сможете отличить охотника от геолога, рыбака от зэка. Они все заросшие щетиной, все диковатые, от всех пахнет духом бродяжничества. Все голодны на хлеб и общение. Не только вы, Евгений Иванович, но и более опытные порою ошибаются. А уж пар-ню-пилоту и вовсе простительно. Одно плохо, что решился в оплату золото взять. Такое даром не сойдет. Обязан был предупредить органы. Но, как сказали чекисты, экипаж, с которым намеревался улететь Капеллан со своими кентами, взял курс на Хабаровск в девять часов вечера. То есть, не дождавшись утра. Не искал для себя выгоды от рейса пилот. Едва услышал сводку, что погода на трассе ухудшается, улетел из Сеймчана.

— А золото? — ахнул Евгений Иванович.

— Его изъяли в порту чекисты. У последнего кента. И самого вместе с багажом соскребли. Теперь все в порядке. О нем мне Жаба рассказал. Сам, добровольно. Как только я его из крысиной камеры взял. Он, как оказалось, с детства мышей и крыс не переносит. Напуган был. Вот ведь парадокс — под ножами не раз стоял, пытали, вламывали ему в «малинах» за всякую оплошку. Сколько голода вынес — не счесть. Да ведь и науку прошел суровую, а человеческая слабина и в нем жила.

— И все же мне попался самый любопытный из всех воров этой «малины». Потрясающий тип. С удивительными способностями. Головастик его кличка, а зовут Геннадий. Правда, от родного имени он вконец отвык и не реагировал на него. А кличку получил за то, что «малину» выручал своим слухом. Сидя на допросе в кабинете, он дословно услышал все, о чем вам, Игорь Павлович, Жаба говорил. Я ни слова не слыхал. А он вздохнул так горестно и ляпнул: «Просрал кент мозги! Раскололся по самые… Всех засветил. Лажанул каждого. Твоя взяла, следчий…»

— Игорь Павлович! А как же вы уедете, не отдав документы Катерине? Ведь нарочный сегодня доставил их из Магадана. Или вы забыли? — вспомнил Евгений Иванович.

— Отдал я их. Сразу послал к ним оперативника. Попросил его пригласить ко мне обоих. И Кузьму, и Катерину. Ну, он и рад стараться. Я же не учел, что милиция знакома с единственным методом приглашения. Не рассчитал… Он и привел их обоих. В наручниках и под оружием. Еле живых…

Вся следственная группа дружно рассмеялась.

— Когда я им объявил, зачем их пригласил, не только Кузьма, Катерина меня в задницу послала и пожелала мне из нее не вылезать никогда. Я потребовал, чтобы оперативник извинился перед семьей за свои противоправные действия. А он встал, как кол в огороде, и двух слов связать не умеет. Не научен извиняться, не доводилось. Сверлит глазами обоих. Что-то мычит, а выдавить из себя не может. Вот и попросил на свою голову, что самому пришлось не только извиняться, а и успокаивать Катерину. С нею истерика была. Этот привод и стал той последней каплей, переполнившей чашу терпения. Ох, и наслушался я от нее брани! Всю биографию в цветном изображении мне прокрутила. Что поделаешь? Права женщина. Да, собственно, эта реабилитация ей никакого облегченья не принесла. За неделю до окончания ссылки пришла. Только то и радости — покажет родственникам, что незаконно отбывала наказание. Так они об этом сами знают. А чужие и бумаге не поверят. По себе знаю. Ни годы, ни прежнее здоровье уже не вернуть. Не исправить изломанную судьбу. А говорить спасибо за то, что живыми остались, так и здесь все не от людей. От них одни мученья…