Александр Тамоников - Взвод специальной разведки
Обойдя отдел, Трофимов наконец осел в своем кабинете.
Неожиданно раздался звонок внутреннего телефона. Это не был вызов к начальству, поэтому майор ответил своим обычным тоном:
— Трофимов слушает!
Абонент доложил:
— Товарищ майор, дежурный по контрольно-пропускному пункту прапорщик Митин! К вам прибыл полковник-афганец Хабитдин.
Замполит приказал:
— Выпишите ему пропуск по всей форме и пропустите в отдел.
— Есть!
Трофимов положил трубку на рычаги телефонного аппарата, откинулся на спинку стула, заложив ладони за голову, подумал: для чего это явился Хабит? Чтобы обсудить результаты последних действий Амирхана? Вряд ли. Только ради этого Хабит не стал бы лишний раз светиться в политотделе советского штаба. Очередное задание Амира? Это более вероятно. Но нечего гадать, скоро выяснится цель визита афганского политработника. Зная пристрастие последнего к русской водке, Трофимов достал из холодильника бутылку «Особой московской», поставил на журнальный столик, убрав подшивки газет «Красная звезда» и «Фрунзевец». К водке добавил мелко нарезанные ломтики копченой колбасы и красивые, взятые у Омана, витые бокалы. Открыл бутылку нарзана. К приему гостя все было готово. Майор не успел отойти от столика, как в кабинет вошел полковник афганских правительственных войск. Трофимов сразу заметил, что тот выглядел необычайно бледным, и это вызвало слабую пока еще тревогу.
Хабитдин поздоровался:
— Ассолом, Илья!
— Здравствуй, Хабит, что это вид у тебя какой-то не такой? Не приболел, часом?
Полковник прошел к столику, упал в кресло, вытер запотевшее смуглое лицо носовым платком.
— Хуже, Илья! Все значительно хуже!
Тревога в груди майора перешла в страх. Он спросил:
— Что случилось, Хабит?
— Ваш спецназ вышел на заложников и штурмом освободил их!
Лицо Трофимова помрачнело.
— Но как наши смогли вычислить место содержания заложников? Ведь это было возможно лишь при условии… — Майор споткнулся на середине фразы. Страшная догадка пронзила мозг, но он, сглотнув, тихо продолжил: — Это было возможно лишь при захвате самого Амирхана!
Афганец-полковник кивнул головой:
— Что и произошло!
— Но… как? Как спецназ смог выйти на Амира, если даже я никогда не видел его в лицо и не знал, откуда он руководит своей группировкой?
Хабит налил рюмку водки, опрокинул ее в себя. Закусывать не стал, закурив и выдав то, от чего у Трофимова непроизвольно открылся рот:
— Амирхана ты прекрасно знал, часто общался с ним! Это он маскировался под личиной уграмского дуканщика Омана.
— Что?!! Оман — Амирхан?
— Да, это одно и то же лицо!
— Но кто взял его?
— Особисты! Не без активного участия офицеров еще недавно подчиненного тебе по политической линии разведывательного батальона.
— Черт!
Трофимов приложил ладони к вискам. Потер их.
— Ничего не понимаю! Это… это же крах, Хабит! Особисты заставят Амира говорить, и он выдаст нас с потрохами.
На что афганский полковник внешне спокойно произнес:
— Если уже не сделал это!
Майор бросил взгляд на подельника:
— И ты, придурок, так спокойно говоришь об этом? Ты хоть представляешь, ЧТО нам с тобой будет за сотрудничество с главарем душманской группировки, на совести которого сотни жизней наших, да и ваших людей?
Полковник опустил голову:
— Если того пожелает Аллах, ничего не изменить!
Трофимов взорвался:
— Да шел бы ты со своим Аллахом знаешь куда?
— Не говори так! Не надо!
— А что надо? Сидеть и ждать, пока особисты загребут к себе в подвал? Так… спокойно… спокойно… необходимо взять себя в руки. Спокойно! — Майор наклонился к афганцу. — Надо бежать! И немедленно! Ты с машиной?
— Конечно, но какое это теперь имеет значение?
Обреченность полковника взбесила Трофимова:
— Да приди ты в себя! Или к стенке встать хочешь? Где стоит твой «УАЗ»?
Дверь кабинета распахнулась.
На пороге показался старший лейтенант Листошин. Был он в полевой форме, с автоматом. Офицер и ответил на вопрос своего бывшего начальника:
— Машина господина Хабитдина стоит, как и положено, на стоянке у КПП штаба. Что еще вы хотели бы узнать, майор?
Появления командира взвода спецназа Трофимов даже в мыслях не допускал, поэтому сначала опешил:
— Листошин?.. Но…
— Что «но», Трофимов?
Бывший замполит огромным усилием воли взял себя в руки:
— Какого черта тебе здесь надо? И почему находишься в штабе с оружием? Кто пропустил?
Семен навел ствол автомата на майора:
— Закрыл пасть, ублюдок, и сел рядом с духом!
— Ты мне…
Листошин выкрикнул:
— Ты плохо понял, тварь? — И ударом ноги в плечо опрокинул Трофимова на журнальный столик. Бутылка упала, водка потекла на пол.
Сзади Листошина прозвучал окрик:
— Отставить, старший лейтенант!
И рядом с Семеном появился майор Гуреев. Он держал в руке пистолет. А на пороге застыли еще две вооруженные фигуры: капитан — заместитель Гуреева и афганец в штатском — представитель местной контрразведки.
Гуреев приказал:
— Листошин, обыщи этих двух мразей и сцепи их наручниками!
На стол упали стальные браслеты.
Старший лейтенант защелкнул их на руках предателей, бросив на пол штатные пистолеты оборотней. Плюнув на бывшего замполита, отошел в сторону.
Гуреев посмотрел на арестованных, спросил у Трофимова:
— Ну что, Илья Владимирович, сколько веревочке ни виться?
Но политработник, полностью осознав нависшую над ним угрозу, неожиданно твердым голосом заявил:
— Я не понимаю ваших действий, Гуреев. Вы в чем-то хотите обвинить меня? В чем? В связи с полковником правительственных войск ДРА? Интересно, с каких это пор подобная связь стала противозаконной? И потом, кто вы такой, чтобы предъявлять обвинения? Где представители военной прокуратуры? Где…
Особист, брезгливо поморщившись, прервал тираду предателя:
— Все тебе, змееныш, будет! Все! И прокурор, и следователь, и трибунал с приговором! Полный набор карательных мер за совершенное предательство!
Трофимов выкрикнул:
— У вас нет никаких доказательств!
— А показания Амирхана?
— Не знаю никакого Амирхана!
— И Омара, конечно, не знаешь?
— Дуканщика из Уграма? Так его посещают десятки военнослужащих!
Гуреев ударил ладонью по столу:
— Ну, хватит, Трофимов! Нами установлена и документально подтверждена твоя преступная связь с Оманом-Амирханом, главарем душманов, посредством личного общения и через сидящего рядом с тобою господина Хабитдина. Так что прекрати игру, она только вредит тебе! Бери пример с подельника. — Особист кивнул на афганца-полковника.
Тот сидел, понурив голову, что-то шепча — наверное, молился. Но Трофимов не сдавался:
— Присутствие здесь полковника Хабитдина ни о чем не говорит, он частый гость политотдела армии, Омар известен мне как дуканщик. И это вы прекращайте свои грязные игры, майор! Если надо, я отвечу на любые вопросы, но не здесь! И вам, Гуреев, еще придется извиниться передо мной. Но предупреждаю: никаких извинений я не приму и вас ждут очень крупные неприятности!
Гуреев подошел к афганскому полковнику, извлек из кармана его рубашки миниатюрный диктофон, перемотал назад ленту, включил воспроизведение записанного разговора. Услышав свой голос, Трофимов слегка побледнел, но смог и на этот раз совладать с собой, проговорил, правда, уже не так уверенно:
— Это провокация! И магнитофонная запись не является для следствия уликой.
Разглагольствования изменника взбесили Листошина. Он, шагнув к креслу Трофимова, рывком поднял предателя за грудки. Прошипел, глядя в глаза бывшему замполиту:
— Я не знаю, что там будут делать с тобой прокуратура, трибунал, Особый отдел, мне плевать, но клянусь, ты, сука, сполна ответишь за гибель наших парней. Лично удавлю тебя, тварь, если что! Не жить тебе, Трофимов! Это мое слово!
Старшего лейтенанта оттащили от Трофимова. И тут же арестованных забрал спецконвой. Листошин с Гуреевым вышли во двор штаба. У контрольно-пропускного пункта стояли «УАЗ» особиста и бронетранспортер разведбата.
Гуреев спросил:
— В часть?
— В госпиталь! Саню проведаю, потом домой!
— Ну, давай, и спасибо вам всем! А Калинину особый привет передавай, будет время, обязательно проведаю!
— Передам! Разрешите идти?
— Конечно, Семен, что за вопрос!
Бронетранспортер разведбата взял курс на Уграм. Не доезжая селения, повернул к штабу дивизии. Оставив боевую машину в парке так называемого «придворного» полка, старший лейтенант Листошин направился в сторону госпиталя. Он нес другу хорошую новость, и на душе у него было спокойно и тепло.
