Владимир Дудченко - Война на истощение
Ну, вот и кончилась командировка в Египет, думаю я, шагая со своими конвоирами по выщербленной бетонке бывшего аэродрома в сторону КП роты. Слава Богу, что хоть не прирезали сонного в блиндаже… Ну, раз не убили сразу, значит, я им зачем-то нужен. А куда подевался Юра Агеев?!.. Мой взгляд натыкается на окровавленный труп египетского солдата, ничком лежащий возле тропинки, чуть дальше — неподвижные тела еще нескольких бойцов — сколько их, разобрать трудно — я вижу беспорядочно сваленные друг на друга трупы, и нервный спазм страха мгновенно схватывает низ живота.
«Неужели все спали? Что сделают со мной?» — продолжаю я задавать себе вопросы и проклинать извечную арабскую беспечность. Ни хрена не помогли алжирцы, констатирую я, — а ведь мы им сколько раз говорили о возможной высадке десанта именно здесь, на стыке двух армий…
…По знакомым ступенькам, пинаемый конвоирами, я скатываюсь в просторный блиндаж, где несколько часов назад кипела боевая работа, и мы задыхались от клубов пыли и мелкого песка, взметенных взрывами авиабомб. Опершись на руки, я пытаюсь подняться, но конвоиры не дают мне это сделать, и под ударами их ботинок я утыкаюсь лицом в грязный земляной пол. Я мычу от боли и выталкиваю из разбитого рта крошево зубов вместе с песком и кровью. Звучит короткая фраза на непонятном иврите и шум удаляющихся шагов. В наступившей тишине слышу слово «встать», произнесенное по-арабски.
Поднимаюсь с пола, вытираю рукой окровавленное лицо и со смешанным чувством ненависти и страха перед неизвестностью смотрю на израильтян, сидящих на складных стульях. Их трое в одинаковой камуфляжной форме без знаков различия с брезентовыми кобурами пистолетов на ремнях.
— Вот и еще раз свиделись, русский переводчик! — говорит мне по-арабски один из них, и я узнаю в нем того самого «александрийца» с голубыми глазами. — Я тебя предупреждал, русский, чтобы ты больше никогда не попадался мне на пути…
Полещук проснулся весь мокрый от пота, сел на кровати и стал тереть глаза. Ну и сон, подумал он, прямо явь, а не сновидение! Он машинально притронулся рукой к передним зубам — все целые! Черт! Этот голубоглазый израильтянин меня преследует даже во сне! Какой-то кошмар! Он встал с кровати, закурил и подошел к окну. За ставнями брезжил ранний рассвет, обитатели Насер-сити еще спали. Полещук докурил сигарету, глянул на часы и лег на кровать. Но заснуть так и не смог. Он лежал на кровати, а в памяти всплывали картинки двух встреч с «александрийцем», назвавшимся Мухаммедом Саидом. Чуть не обделался от страха, вспоминал Полещук встречу в пустыне под Рас-Гарибом, когда голубоглазый стал снимать с плеча автомат… Ужас неминуемой смерти тогда оказался страшнее, чем все перенесенные бомбежки… И до, и после… Одно дело сидеть в мальге, думал он, когда не знаешь, попадет в нее бомба или нет, и совсем другое — видеть направленное на тебя дуло автомата и палец врага на спусковом крючке… Ладно, не убил же, в конце концов, — мысленно подвел Полещук итог своим размышлениям и вновь закурил.
Раздался усиленный динамиками голос муэдзина, призывающего правоверных на утреннюю молитву. Полещук вздрогнул и посмотрел на часы: начало шестого. Тэты в Каире нет, подумал он, Лякина — тоже, даже соседа нет. Он посмотрел на аккуратно застеленную кровать и подумал, что соседа по комнате так ни разу и не видел. Говорили, какой-то старлей, то ли переводчик, то ли технарь. А может, оно и к лучшему, решил Полещук, что наши отпуска не совпадают. По крайней мере, собираемся своей маленькой компанией без лишних глаз и ушей…
«Ашгаду анна Мухаммад расуль Алла!»[130] — кричал муэдзин. Интересно, как этот Аллах умудрился нас с Юрой спасти, вспомнил Полещук про заваленный прямым попаданием ракеты блиндаж и слова лейтенанта Фавзи, если мы — неверные гяуры? Элементарная случайность!
А с Тэтой так и не получилось тогда толком ни поговорить, ни…, подумал он, не повезло… Пить надо было меньше! Когда теперь увидимся?
Полещук натянул джинсы и пошел на кухню варить кофе. Шесть утра, думал он, глядя на поднимающуюся коричневую пену в медной джезве и с удовольствием вдыхая аромат кофе с кардамоном, рань несусветная! Это все кошмарный сон виноват! Надо будет обязательно поговорить с Набилем насчет дополнительных мер на предмет противодесантной обороны. На горе-то были минные поля, а на новой позиции их нет… Да и алжирцы далековато… Пока подоспеют, нас всех прирежут в один момент! Как это было в проклятом Рас-Гарибе…
Полещук открыл дверцу холодильника, глянул на пустые полки, взял сиротливо стоявшую бутылку с водой и устроился за журнальным столиком в холле. Хотелось есть, но куда-либо идти было еще слишком рано. Что ж, кофе с «Клеопатрой» и стаканом холодной воды — нормальный вариант, чтобы на время заглушить чувство голода, подумал он, прихлебывая ароматный напиток. А потом приму душ и поеду в Гелиополис, где и перекушу более основательно…
— Кузакин! Александр! — крикнул Полещук, увидев знакомую жилистую фигуру бригадного переводчика. — Здорово!
— Привет! — протянул руку Кузакин и огляделся вокруг. Вид его был мрачен.
— Ты чего здесь делаешь? — спросил Полещук. — В Гелиополисе и в такую рань?
— Да так, дела… — ответил Кузакин и почему-то отвел глаза. — Сань, ты меня подожди, я скоро… — И он, еще раз оглянувшись, открыл какую-то дверь и исчез.
Полещук удивленно посмотрел ему вслед и перевел взгляд на медную табличку на стене возле двери. На ней арабской вязью было написано: «Дуктур Исмаил Салах. Амрад зугрийя»[131] И ему все стало понятно: не уберегся-таки Кузакин! Полещук закурил.
Через четверть часа появился Кузакин. Глянул на Полещука, потом, кивнув на медную табличку на фасаде, сказал:
— Догадался?
— Понял, не дурак… Рассказывай!
— Чего тут рассказывать? Трепак подцепил, вот — лечусь… Колют антибиотиками…
— А почему не у наших докторов?
— Ты чего? С ума сошел? Заложат сразу и вышлют в Союз!
— Да, ты прав, — сказал Полещук и с сочувствием посмотрел на Кузакина. — Саша, может, приземлимся в какой-нибудь кафешке? Поболтаем чуток! А?
— Давай! Только без спиртного, мне нельзя…
По дороге набрели на кафе, заказали еду на двоих. Полещук добавил бутылку «Стеллы», а Кузакин ограничился стаканом апельсинового сока.
— Помнишь стриптизершу Мэри в ночном клубе? — спросил Кузакин. — Ну, которая смылась, когда просекла, что мы с тобой — не югославы…
— Помню, а как же.
— От нее и подцепил триппер… Сучка канадская! — Кузакин грубо выругался. — Даже предположить не мог, что она больная… Ей-Богу, лучше бы шармуту египетскую трахнул за пару-тройку динаров! Мало того, что заплатил этой суке целых двадцать фунтов, так теперь еще и доктору приходится отстегивать приличные деньги… А в постели она, кстати, была очень хороша… — Он улыбнулся.
— Хороша, но… двадцать фунтов?! Старик, ты с ума сошел! — искренне удивился Полещук. — Это же…
— Ладно, Саня, замнем… Только ты не вякни кому-нибудь! Мне же скоро в Союз…Не хочется возвращаться с «волчьим билетом»…
— Перестань, Кузакин! — сказал Полещук, наливая в стакан пиво. — Стукачеством не занимаюсь! Все, сменим тему! Расскажи, как там наши в бригаде…
— Нормально. Все живы и здоровы. Тебя частенько вспоминают, особенно Субботин… Говорит, один, мол, Полещук знал все места, где можно раздобыть горючее… Ты, что: привозил им водяру из Суэца?
— Да нет, спирт из палестинского госпиталя, когда Чеботарь в отпуск уехал, не проставившись, и бренди под Новый год. Точно, из Суэца… Причем, даром…
Полещук вспомнил предновогоднюю поездку в Суэц, араба, исчезнувшего в темноте, с которым он так и не рассчитался за две бутылки бренди, и улыбнулся. Потом, отхлебнув пива, спросил:
— Как мой Чапай?
— Ругается постоянно: дали ему стажера-узбека… Ни по-арабски, ни по-русски не понимает…Откуда только их выкапывают?
— А то ты не знаешь? ГУК поставляет, — сказал Полещук. — Видать, только такие кадры остались… Сафват, кстати, на месте?
— Если бы… Ему дали новый батальон и вывели из состава бригады. Отдельный батальон с усилением. Где сейчас — не знаю. Наверное, готовится к очередной авантюре на том берегу канала. Да, рисковый мужик!
Полещук закурил и подумал, что надо бы позвонить Сафвату домой, ведь после встречи в кафе с Озеровым он его больше не видел. Озеров… Хорошо, хоть этот, вроде, отстал…А Сафвату сегодня же позвоню…
— Мужик он смелый, — сказал он, глядя, как Кузакин макает кусок мяса в блюдце с тахинным соусом. — Но не везет ему…
— Наоборот — еще как везет! — не согласился Кузакин. — Из такой передряги живым выбрался!
— Но батальон-то почти весь потерял! Да и с продвижением по службе у него не очень… Копт!
