Виталий Гладкий - Обреченный убивать
Меня определили в крохотную комнатушку на третьем этаже, рядом с апартаментами Тимохи. Ему досталась обставленная мебелью из карельской березы спальня с ванной и туалетом.
Остальных гавриков нашего кортежа не пустили даже во двор. Где им отвели место для ночлега, я не знал, а спрашивать шефа не решился – он замкнулся, стал суров и высокомерен.
По тому, как его встречал хозяин (?) дачи, я решил, что мой Тимоха в мафиозной иерархии отнюдь не пасет задних.
Что и подтвердил ужин, на который были допущены Щепотка и я, – вокруг шефа обслуга бегала едва не на цырлах.
За длинным столом, застеленным хрустящей белоснежной скатертью, сидели двенадцать человек, не считая хозяина, который больше руководил официантами, нежели принимал участие в трапезе.
Банкетный зал, где нам накрыли стол, сверкал огромными люстрами, отражающимися в до блеска натертом паркете. Стулья с высокими спинками были чересчур помпезными и неудобными для сидения; они больше подходили для заседания в палате английских лордов, где чопорность является едва не главным достоинством этого высокого собрания.
Разговор за столом шел ни шатко ни валко.
Тимоха больше нажимал на отменно приготовленную дичь с острым соусом и водку из графина с золотыми гербами по бокам.
В основном болтал невысокий толстощекий тип с широкой добродушной ухмылкой и совершенно бесстрастными неулыбчивыми глазами цвета табачной настойки – светло-коричневыми с темными крапинками. – Ты думаешь, они нас оставят в покое?
Толстощекий пытался наколоть маринованный гриб.
– Сомневаюсь, – буркнул ему в ответ его собеседник, крепко сбитый, глыбастый мордоворот, судя по наколкам на кистях рук, вор в законе. – На одной дорожке двум козлам остается только бодаться. А там – чьи рога окажутся покрепче.
– Это с кем ты собрался бодаться, Пал Саныч? – поинтересовался с изрядной долей иронии в голосе сухощавый тип.
Он был одет в отменно сшитый костюм, а на безымянном пальце правой руки посверкивал крупный бриллиант в оправе из платины.
– Нас сомнут, не успеешь и вякнуть, – сурово сказал сухощавый. – За ними сила и государственная поддержка.
– А у нас что, сил мало?! – вскричал мордоворот, наливаясь кровью. – Какого черта, Орест?! С каких это пор ты начал труса праздновать?
– Считай, что я тебя сейчас не слышал, – спокойно парировал выпад Пал Саныча сухощавый Орест. – Нажимай на закуски, набирайся энергии для завтрашнего бомонда. – В его голосе явственно прозвучала злая ирония.
– Чего? А… – понял мордоворот. – Встречи. Да энергии-то и так хватает, но вот ума бы немного не помешало. Притом всем нам. Ты как считаешь, Тимофей?
Мой шеф перестал жевать и поднял голову от тарелки.
– Я как все, – коротко ответил он и снова погрузил пальцы в жирную тушку крупного фазана.
– Хорошая позиция, ничего не скажешь! – воскликнул Пал Саныч. – И это говорит человек, который держал под своей ступней две зоны…
– Заткнись! – рявкнул, брызгая слюной и крошками, Тимоха. – Иначе я могу напомнить, кто есть кто. Скажи, во что тебе вылилось твое "коронование" на роль вора в законе? Сколько косых ты воткнул своим сявкам, чтобы они дружно провякали "да"? – Ты… ты, мать твою!.. – вскочил мордоворот. – Да если я захочу…
Тут же, будто привязанный к нему невидимой резинкой, вслед за ним подхватился и начальник его охраны, крепко сбитый кавказец с шальными глазами.
– Если я захочу, от тебя сейчас мокрого места не останется! – Ты отвечаешь за свои слова?
Бледный как смерть Тимоха сказал это так тихо, что его едва услышали сидящие рядом.
Мне показалось, будто всех хватил столбняк.
Лицо толстощекого вдруг пошло пятнами, хозяин дачи выпучил глаза, будто кто-то воткнул ему кол в заднее место, а сухощавый Орест с такой силой стиснул зубы, что окаменевшие скулы стали похожими на два речных голыша, обтянутых рыбьим пузырем.
Остальные тоже хранили зловещее молчание.
Наконец Орест расслабился, пожевал губами и обратился к Пал Санычу.
– Мы сюда собрались не для того, чтобы выяснять личные отношения, – с нажимом на "личные" проскрежетал он. – И если ты желаешь затеять разборку, то знай – я категорически против.
– И я, – решительно сказал толстощекий.
– Мы все против, – угрюмо пробасил еще один из присутствующих, до сих пор сидевший молчком.
Это был квадратноголовый тип с седым бобриком волос и носом-пуговкой ноздрями наружу.
– Так что лучшее в этой ситуации для тебя извиниться и взять свои слова обратно, – снова вступил сухощавый.
Литые бицепсы мордоворота опали, он сник, опустил голову. – Извини, Тимофей… Я был не прав…
Эти простые слова дались ему с трудом. – Лады, – ответил Тимоха и криво осклабился. – Я не злопамятный…
Он мельком посмотрел на меня, и я прочел в его глазах: "Убей его! Не сейчас, но убей!"
Окончание ужина больше напоминало поминки. Все мрачно жевали, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами, и помимо воли часто поглядывали на большие старинные часы с боем, украшавшие стену над мраморным камином.
У меня было такое впечатление, будто я попал в змеиное кубло в период брачных игр.
Вот-вот блеснет первый луч восходящего солнца, который согреет остывшую за долгую зимнюю спячку кровь, и скользкие тугие тела гадов начнут вить свои смертоносные кольца и петли, чтобы схлестнуться в бескомпромиссной схватке.
Волкодав
Да-а, домик был как картинка – красный импортный кирпич, тонированные стекла окон, какие-то башенки, флюгеры… и кованые решетки на окнах.
Мне показалось, что во дворе, куда мы зарулили на своей видавшей виды "волжанке", открылся всемирный автосалон – так много там было машин самых дорогих и престижных зарубежных марок.
Наша старушка на их фоне казалась даже не бедной родственницей, а нищей попрошайкой, случайно забредшей на бенефис модного кутюрье.
Но мне все это великолепие было по барабану – едва не оцарапав чей-то серебристый "мерс", я нахально приткнул "Волгу" не туда, куда указывал распорядитель, а там, где мне понравилось.
На его возмущенные возгласы примчался откуда-то важный хмырь, но рассмотрев, кто приехал, он только цыкнул на своего подручного и расплылся в благожелательной улыбке.
Я мысленно возликовал – значит, брат Волкодав, нас тут уважают, а потому плюй на все и делай погоду по нраву.
Еще на подъезде к месту встречи я заметил небывалое для столь глухих и укромных мест оживление.
Среди деревьев там и сям мелькали небольшие группы молодых ребят с фигурами качков. Вдоль дороги, с виду пустынной, был натянут тонкий кабель; его назначение я понял, когда заметил на сосне, почти у верхушки, видеокамеру охранной сигнализации.
А на пригорке, под маскировочными сетками, стояли импортные вездеходы.
Я только ухмыльнулся, узрев этот дилетантский шухер.
Знали бы эти пацаны, что несколько отборных спецназовцев сейчас залегли едва не под ногами у них и по первому моему сигналу готовы разнести здесь все к чертям собачьим. Не говоря уже о группе поддержки на двух вертолетах, которых американцы прозвали "черными акулами".
Так что не зря тот хмырек так раскланивался с Кончаком и что-то лепетал, как клоун на арене цирка, позабывший текст репризы.
Мы им не жошки кастрированные и уважать себя заставим любого, будь он хоть самим Рокфеллером.
На пороге дачи-дворца нас встретил, видимо, сам хозяин.
– Как насчет обеда? – поинтересовался он, любезно пропуская нас внутрь.
– Только быстро, – взглянул на наручные часы Кончак. – До встречи осталось полчаса.
– Стол уже накрыт. Прошу сюда… – Благодарю.
Кончак был сама любезность, хотя я и заметил, что он несколько на взводе.
Мы буквально проглотили обед, даже не успев толком разобраться, что нам подали, и посмаковать всласть, хотя стол был поистине царским: серебряная посуда, старинный фарфор и вина, названия которых я даже не слыхивал.
После перекуса, предварительно обшмонав с ног до головы на предмет личного оружия (что было обусловлено заранее), нас провели на второй этаж. Там, под высокой дверью из мореного дуба, украшенной искусной резьбой, уже слонялись пять крепких неразговорчивых ребят, судя по внушительным фигурам, моих коллег по части охраны важных персон, заседавших в просторном светлом зале, как я успел заметить, когда Кончак отворил тяжеленную чудо-дверь.
– Что приуныли, орлы? – бодро обратился я к коллегам, которые не удосужились на мое приветствие даже покивать головой. – Может, в картишки сгоняем, пока наши хозяева разводят трали-вали?
– Ми тэбэ нэ орлы, – отрезал один из них, чернявый с усами под горбатым носищем. – Я так и знал… – легкомысленно сказал я.
И сел на подоконник – с расчетом держать их всех в поле зрения.
Заметив, как после моих, достаточно дерзких, слов усатый кавказец грозно набычился, я со смешком продолжил:
