Богдан Сушинский - Севастопольский конвой
– Малюта, – приказал сержант, – от-тбери мешок у этого ирода, иначе он половину Григорьевки в воздух высадит.
– Да при чем тут я?! – оскорбленно огрызнулся Злотник.
– Побойся Бога, Миша, мы же не на Молдаванке, – попытался усовестить его Малюта, попутно запуская руки в мешок, чтобы пополнить собственный арсенал. – Кому нужны эти фейерверки? Тебя же учили: аккуратненько надо, аккуратненько!
Гранату под следующую подводу он бросил сам. Причем настолько «аккуратненько», что раненые лошади с оторванным передком понеслись куда-то через огороды, а несколько подоспевших десантников вместе с группой Жодина тут же вступили в рукопашную с двумя десятками полураздетых «легионеров Антонеску», во время которой ни плена, ни пощады никто не ведал.
Уже пересаживаясь вместе с двумя ротами батальона Владыки на подоспевшую из базы канонерскую лодку «Красная Грузия», майор получил радиограмму с берега: «Григорьевка наша. Плацдарм обеспечен. Дроздов».
Комбат Владыка взглянул на ту часть берега, за которой располагалась деревня и откуда все еще долетали взрывы и стрельба, и, покачав головой, возмутился:
– Что это он радирует: «Григорьевка наша»?! Какая, к чертям, «наша»?! Там еще как минимум на полчаса пальбы.
– Любит лейтенант прихвастнуть-покуражиться, этого у него не отнимешь, – признал его правоту Гродов. – Словом, почти как я – в молодости. Но десантник из него все-таки получится, нутром чувствую.
– Сделаем десантником, куда он денется?
– Радируй десанту, – передал комполка по внутренней связи. – «Плацдарм принимаю. Развивай успех на Чабанку».
А еще через несколько минут, уже находясь на канонерке, которая на какое-то время становилась его командным пунктом, Гродов получил переадресованную ему с флагмана радиограмму от пилота ТБ-3 старшего лейтенанта Гаврилова: «Десант сброшен. Наблюдаю бой в районе Шицли»[43].
– Что, и парашютисты теперь уже тоже при деле? – спросил Владыка, выходя вместе с майором из командирской рубки и направляясь на бак судна, которое при своей мелкой осадке вот-вот должно было развернуться у самого берега.
– Причем дел у них, как у крестьянина на жатве, – ответил Гродов, осматривая в бинокль степное поднебесье.
– Вот когда душе морской, из небес отпущенной, по-настоящему развернуться позволено, – мечтательно заключил командир батальона, первым бросаясь к трапу.
– Твоим архаровцам тоже погулять есть где, – напутствовал его Гродов. – Общее направление – Новая Дофиновка. И шоссе, Николаевское шоссе намертво перерезай.
– Противотанковыми рвами вспашу, – архиерейским басом пообещал Владыка. – Причем не в ширину, а во всю длину.
16
Завершив разговор с командиром полка, Зубов прошелся по кромке берега, где то в одном, то в другом месте моряки разводили костры, чтобы подсушить обувь и одежду. Ветер, прорывавшийся из степных глубин в лиманные плавни, становился все прохладнее, осенними порывами напоминая людям, что блаженные дни бабьего лета ушли, и наступает настоящая осень. Поэтому командир роты разрешил развести костры, но при этом внимательно прислушиваться к небесам, как бы не накликать ими ночных бомбардировщиков, ведь о десанте румынское командование уже наверняка знает.
Взводные предлагали расположиться на ночь в деревне, однако Зубов понимал, что разбросать роту по усадьбам – означает потерять управление ею. Поэтому в крайней к причалу усадьбе разрешил остаться только раненым и фельдшеру с санитаром, под охраной двух бойцов. Остальным санитарам приказал готовить под лазарет рыбачью хижину, расположенную почти в конце косы, посреди ивовой рощицы.
Выставив на северных окраинах села четыре заслона по три бойца в каждом, Зубов велел всем остальным до утра подготовить две линии окопов, используя при этом и пулеметные гнезда, оставленные румынами, в одном из которых моряки захватили немецкий пулемет с тремя полными колодками. Кроме того, он велел соединить окопом лабаз и рыбачий домик, превратив их таким образом в тыловой укрепленный пункт.
Едва десантники принялись за работу, как появился политрук Раскин, взявший на себя командование заслонами, и вместе с ним – восемь человек. Как выяснилось, пятеро из них были пленными красноармейцами, которых румыны задержали в плавнях и утром собирались переправить в соседний поселок, в комендатуру. Остальные же – два старика и парнишка, оказались из местных. Это они, сбив замок, освободили пленников из подвала жандармского участка. Трое пленных уже были вооружены подобранными возле убитых румынских солдат карабинами. Еще четверо – кто штыком, а кто топором или вилами.
– Сразу же должен предупредить, что мы пока что не освободители, а всего лишь десантники, – мрачно проговорил старший лейтенант, при свете «летучей мыши» осматривая представших перед ним красноармейцев.
– Да мы это уже поняли, – так же мрачно заверил его грозного вида старший сержант Курилов, еще недавно командовавший одним из полковых обозов. Ему уже явно было под шестьдесят, и одному Богу ведомо, как он оказался в действующей армии, причем при первой же мобилизации.
– И нам всего лишь приказано держаться, пока не поступит приказ отойти.
– Словом, оставили «стоять насмерть». Мы это уже поняли, – не меняя интонации в голосе, объяснил Курилов. – Когда немцы разбомбили наш обоз, а дорогу впереди перерезали румынские кавалеристы, мы ушли в плавни. Но, вместо того чтобы осваиваться там да партизанить понемногу, пытались вырваться в степь, чтобы к своим пробиться. Хотя умные люди предупреждали, что степью до своих не дойти. Далеко они, мол, где-то за Днепром.
– Так оно и есть, – признал старший лейтенант, – хотя получают местные жители сведения эти уже от врага.
– Главное, что правдивые, – мрачно парировал старший сержант. – Советовали уходить морем, на шлюпке какой-нибудь или на плоту. Да только среди нас никто ни разу за весло не брался. Плавающих – и то не нашлось. Словом, во время третьей степной прогулки уйти в плавни мы уже не успели; взяли нас, как соловушек неоперившихся.
– Но хоть какие-то места в плавнях себе «присмотрели»?
– Два островка, Русин и Утиный, да броды к ним. К слову, нам их парнишка этот, – подтолкнул он к старшему лейтенанту подростка, – Санек, показал. Знатный, должен доложить, рыбак и мореход.
– Только не мореход, а болотоход, – ворчливо огрызнулся парнишка. Но тут же словоохотливо объяснил: – Островки эти как раз со стороны Очакова. К ним подходит большая подводная коса. По ней румыны прямо сейчас могут пройти в плавни и почти окружить вас.
– Хорошо, мы займем эти островки, – пообещал Гродов. – А подойти хотя бы к одному из них боевой катер сумеет?
– Недалеко от Русиного, – перебивая друг друга, объяснили старики, – за четырьмя ивами, сохранился причал, к которому когда-то приставали рыбацкие баркасы. Так вот туда катер вполне подойти может. Как по каналу.
– Да и баркас там один до сих пор стоит, – уточнил Санек. – Правда, корма у него почти совсем разбита, однако же на плаву. А еще там есть куски порванной сети, так что можно связать плот из веток и камыша. Сам когда-то вязал такой, умею.
Едва он произнес это, как с востока, со стороны Очакова, залпом ударила минометная батарея. Снаряды легли между окраиной деревни и лабазом. Но даже этот пристрелочный залп свидетельствовал: румынским минометчикам известно, куда следует наносить основной удар. Зубов тут же связался по рации с «морскими охотниками». Оттуда ответили: «Засекаем. Сейчас будем усмирять».
После непродолжительной дуэли румынская батарея умолка, но по полевому телефону, который связывал штаб десанта с дозором на восточной окраине села, доложили: замечена автоколонна с живой силой. Солдаты спешиваются в степи, приблизительно в полутора километрах от крайней усадьбы, и накапливаются в долине для атаки.
– Что ж, – ответил Зубов, – лучше пусть они копошатся здесь, чем будут досаждать основному десанту.
Довооружив группу Курилова и пополнив ее четырьмя десантниками, он отправил ее на островки, которыми завершалась подводная коса, и приказал: «Замаскироваться, затаиться. А днем, в перерывах между стычками с врагом, обязательно связать плот». При этом он попросил стариков сразу же вернуться в деревню, а подростка – показать брод и тут же оставить группу. Однако все трое лишь удивленно переглянулись, словно бы не могли понять, с чего это вдруг офицер прогоняет их, взяли трофейные карабины и патронташи и пошли вслед за старшим сержантом.
– Ты вот что, старшой, – посоветовал Курилов уже из-за порога. – Ты здесь особо не окапывайся. Точнее, траншеи, в виде второй линии, пусть остаются, но залегать в них не торопись, а введи своих морячков в ту часть деревни, которая сюда, к плавням, подступает. Там семь или восемь усадеб, жителей в которых почти не осталось. Если же кто остался, тех попроси уйти. И держи оборону по этим усадьбам. Они на взгорье, там оборону знатно держать.
