Евгений Сухов - Бубновый туз
— Не отходи от него ни на шаг! — строго наказал Сарычев. — Я о нем должен знать все.
— Сделаю, Игнат Трофимович, — заверил его Мирон.
Тьма отступила. Сарычев почувствовал облегчение, когда увидел залитую светом улицу. Прохожие шли по тротуарам, толпились перед магазинами и ресторанами, о чем-то громко разговаривали. Раздавался беззаботный смех. Милицейский патруль, стоявший на перекрестке, явно скучал. Сарычев не без раздражения подумал, что милиции надо не здесь торчать, а полазить по трущобам.
— Кстати, где ты ночуешь?
Мирон удивленно посмотрел на Сарычева.
— У меня квартира на Басманной. Небольшая, но мне хватает.
— В ней кто-нибудь, кроме тебя, есть еще? — живо поинтересовался Сарычев.
— Я, конечно, не монах… Но в данный период совершенно один. Устал, знаете ли! А потом, у меня такой род деятельности, что лучше никого к себе не приваживать. Я люблю одиночество и тишину.
— Переночевать у тебя можно?
— Сочту за честь! — И, чуток смутившись, добавил: — Только у меня убого… Сами поймите, все-таки без женщины. Кушетка и стол.
— Ничего, не баре.
— Ради такого гостя я могу и у порога переночевать.
— Не беспокойся, не притесню.
Возвращаться в прежнюю квартиру Игнату не хотелось. Вряд ли, конечно, жиганы сунутся туда еще раз, но на всякий случай он выставил в квартире засаду. Остаток ночи можно будет провести и у филера, а дальше видно будет.
Глава 35 КТО ВЫ, МАРИЯ СЕРГЕЕВНА?
— Вы не могли ошибиться? — после некоторой паузы спросил Сарычев.
Он сам почувствовал, что в этот момент его взгляд сделался необыкновенно тяжелым. Таким впору заколачивать дюймовые гвозди, а человек, сидящий напротив, всего-то прикрыл глаза.
— У этой женщины безымянный и средний пальцы какие-то узловатые. Обычно такое случается, когда надрываются связки. Например, когда-то могла таскать тяжести, — уверенно подтвердил он.
А ведь действительно, однажды Мария жаловалась на то, что несколько лет назад порвала связки. Время было суровое, чего-то она вроде поднимала тяжелое и слегка повредила руку.
Сарычев не сомневался, что Леонид говорит правду. За это его и ценили. Леонид служил официантом в ресторане «Заречье», и вряд ли кто из клиентов ресторана мог предположить, что этот тихий и незаметный человек вот уже два года был информатором Лубянки.
Сарычеву с ним невероятно повезло. Ресторан «Заречье» был одним из первейших мест, где обычно собирались жиганы после завершения дела. В тихих и уютных кабинетах они частенько делили прибыль, отстегивая положенную долю хозяину. Внедриться сюда было практически невозможно. Вариант вербовки также исключался. Облавы ни к чему не приводили, оставалось только приглядывать за жиганами со стороны.
Удача явилась к председателю московской Чека в виде высокого сухопарого блондина с редкой шевелюрой. Его гость выглядел человеком застенчивым, и оставалось только удивляться, каким чудом он сумел преодолеть свою робость, перешагнуть порог грозного кабинета.
Агентом он оказался прирожденным — такие встречаются нечасто, — обладал отменной памятью и наблюдательностью. Не заигрывался, как это нередко случалось с другими, умел вовремя остановиться, реально оценить ситуацию. А его информация всегда отличалась точностью.
Опасаясь спалить столь ценного агента, Сарычев общался с ним с особыми предосторожностями.
— И еще вот что, на левом запястье у нее небольшой кривой шрам.
Игнат Сарычев видел и этот шрам, не однажды им целованный.
— Вы говорили кому-нибудь об этом?
— Как же можно! — искренне удивился Леонид. — Как увидел, так сразу же к вам!
— Хорошо, но только зря ты сюда пришел. Можно было как-то по-другому. Увидеть могут.
Прихлебывая крепкий чай, Леонид усмехнулся:
— Я же не настолько глупый! Посмотрел, что здесь никого не осталось, ну я и шмыгнул. Постовому сказал, что вы вызывали, как свидетеля, мол…
— Ладно, будем надеяться, что все обойдется. Но в следующий раз так не поступай, не следует рисковать. Я же тебе говорил, в магазине на углу сидит наш человек, передашь ему записку, а он уже знает, как с ней следует распорядиться.
— Хорошо, — виновато кивнул Леонид.
— Как часто Кирьян бывает с ней?
— Я видел его два раза. Первый раз я ничего вам не сказал, думал, что случайно… В тот раз дама отчего-то быстро засобиралась, и они ушли. Второй раз их Фрол обслуживал, а он хозяину верней сторожевой собаки служит. Из него слова не вырвешь… В тот раз они в отдельном кабинете сидели.
— И что ты заметил?
— Не хочу говорить лишнего, но я так понимаю, что между ними любовь.
Губы Сарычева дрогнули, и ему очень хотелось верить, что Леонид этого не заметил.
Допив чай, Леонид ушел.
Достав из шкафа личное дело Марины Феоктистовой, в девичестве Завьяловой, Игнат Сарычев открыл его. Красивое, слегка наивное девичье лицо. Наверное, такой она была в старших классах гимназии. Сейчас в ее взгляде сплошная суровость — ничего не поделаешь, профессия накладывает свой отпечаток. Вообще-то странно, что женщина работает в Чека, для этого дела требуется сильный характер и масса дополнительных качеств, которыми женщина не может обладать в силу своих природных особенностей. А такая барышня, как Мария, — красивая, мягкая, интеллигентная — странность вдвойне.
В этом деле имелась еще одна нестыковка, она говорила о том, что на работу в Чека ее направила партия, но в действительности со своей просьбой она обратилась лично к Дзержинскому, и «Железный Феликс» неожиданно размяк под ее натиском. Весьма редкий случай, надо признать. Не очень-то он жалует женщин.
Трудно было поверить, что в ее желании работать в Чека была романтическая основа. Это не расклеивание листовок в темных переулках, где душевная царская охранка могла только погрозить пальчиком хорошенькой девушке.
Здесь игры идут по-крупному. Мужские! За них и голову оторвать могут. Да и самим головы приходится отрывать. А ведь Мария из интеллигентной семьи, потомственная дворянка. Ей больше подошло бы заняться какой-нибудь благотворительностью, организовывать смотры, участвовать в самодеятельности, а она норовит в самое пекло влезть, хочет быть одной из шестеренок карающей машины.
Было в этом что-то противоестественное.
А что, если все это время Кирьян жил у Марии, ведь все говорили о том, что у него появилась какая-то женщина, о которой толком никто из жиганов ничего не знал. А ведь и в самом деле — лучшего места для того, чтобы спрятаться, чем в квартире у Марии, ему не отыскать. Вот картина получается — его по всей Москве ищут, а он себе спокойно на диване лежит да титьки у комиссарши теребит!
Раздался короткий стук в дверь. Сарычев захлопнул дело и сунул его в стол.
— Войдите.
В кабинет вошел Кравчук. Выглядел он отчего-то слегка виноватым. Неужели в чем-то провинился?
Сарычев слегка нахмурился:
— Я-то думал, что уже все разбежались. Время-то уже за полночь. С чем пришел?
— Понимаете, товарищ Сарычев, мне нужно домой в деревню дня на три съездить. Мать у меня одна осталась. Крышу надо подправить, пишет, что заливает, да и поддержать ее как-то надо, а то после смерти батяни она сама не своя стала. Боюсь я за нее!
— Ты же знаешь, что сейчас нам особенно не хватает людей.
— Знаю, товарищ Сарычев, но я отработаю. В два раза больше работать буду!
Игнат только махнул рукой:
— Да куда уж больше-то! Вон время уже за полночь, а ты еще на службе.
— Очень надо, товарищ Сарычев.
Игнат вздохнул:
— Я-то все понимаю, тем более если мать одна… Где ты живешь-то, кажется, под Питером?
— Да в Петергофе.
— Ладно, так и быть, съездишь дня на четыре.
— Спасибо, товарищ Сарычев.
— Рано еще благодарить, — прервал его Игнат. — Одно маленькое дело заодно выполнишь…
— Да все, что угодно!
— Сделаешь вот что, заедешь по адресу, где прежде проживала Мария Сергеевна Феоктистова, и попытаешься узнать о ней все. Кто ее родители, чем занимались, что она делала до того, как стала профессиональной революционеркой.
— Ее в чем-нибудь подозревают?
— Ну почему сразу подозревать-то? — почти возмутился Сарычев.
Федор пожал плечами:
— Но все-таки…
— Да ты присядь, — махнул Сарычев на свободный стул.
Кравчук присел и в ожидании посмотрел на Игната. Разговор принимал неожиданный оборот.
— Тут вот какое дело, Федор, только ты не удивляйся.
— Я уже давно ничему не удивляюсь, — махнул рукой Кравчук. — На такой-то работе.
Сарычев его понимал.
— Оно, конечно, верно, наша работа развеет любые иллюзии.
Поначалу Сарычев хотел сказать, что это обычная проверка, и даже подыскал подходящие слова, но в последнюю секунду раздумал. Пускай прочувствует!
