Сергей Самаров - На войне как на войне

Мы устроились в специальном кабинете лечебного корпуса. Стены тоже обиты звукоизолирующим покрытием с большим количеством отверстий — чтобы посторонние звуки сюда не проникали и отсюда ни один звук не выходил наружу. Опыт подсказал, что в этом кабинете велось уже много разговоров, которые документально запечатываются грифом «Особой важности»[25]. Как я понимаю, комната устроена по тому же принципу, что и глушитель на огнестрельном оружии.

— Здравствуйте. — Я умышленно поздоровался совершенно по-граждански. Но психотерапевт, хотя и стал при мне уже надевать на полковничий мундир медицинский халат, на это совсем не отреагировал.

— Здравствуйте, милый друг. Садитесь вот в это кресло, — показал мне на место, открытое «всем ветрам».

Выделил меня.

Полковник Мочилов пристроился сзади, где кресла составлены рядами, как в актовом зале.

— Меня зовут Федор Сергеевич, — представил ся полковник, застегивая халат на все пуговицы.

Приятная армейская аккуратность.

— Меня...

— Я знаю. Ну-с, приступим?

— Приступим.

— Я просмотрел предварительно вашу медицинскую карту. И потому не буду вас спрашивать, что вы знаете о гипнозе. Очевидно, вы много знаете, поскольку неоднократно проходили эту безобидную, но весьма полезную процедуру.

— Я даже знаю чуть-чуть больше, потому что сам проходил обучение по этому делу.

Я не мог не сообщить этого факта гипнотизеру, потому что процесс обучения обязательно должен быть отмечен в моем личном деле. А уж личное-то дело полковник Мочилов должен до дыр зачитать и наизусть выучить. Не сообщи я это, мое поведение может показаться странным. Есть вероятность, что Мочилов подумает, будто я умышленно сопротивляюсь сотрудничеству.

— Даже так? Это приятно, коллега.

— Так высоко я не взлетел, профессор.

— Прекрасно. Я думаю, мы здесь собрались для решения общего вопроса. Тогда давайте вместе решим, стоит ли пробовать легкий гипноз?

Я согласен, профессор, что мы собрались для решения общего вопроса. Но вот решать его каждому следует по-своему, и преследовать каждый будет свою собственную цель. Но это — не для декларации. Для декларации — вот это:

— Мне кажется, не стоит, — и мягкая улыбка.

— А глубокому вы подвергались?

Я уже проговорился при первой встрече с полковником Мочиловым, что подвергался глубокому гипнозу. Он вроде бы и мимо ушей мои слова пропустил. Но я не верю, что пропустил. Он ждет моих действий. Ждет, что я где-то проколюсь. А я постараюсь этого не допустить.

— Я вчера сам читал свою медицинскую карту. Профессор Радян внес в нее неверные сведения. Он подвергал меня глубокому гипнозу, тогда как в карте отмечен только легкий.

— А с какой, простите, целью он это делал? Как вы полагаете?

— Вот именно для этого мы и собрались здесь. — Я оглянулся на Мочилова. Тот сидит, наклонившись вперед, и держит перед собой диктофон. Записывает. Во взгляде — само внимание.

— Хорошо, — сказал профессор. — Попробуем выяснить. Еще один попутный вопрос. В вашей карте отмечено, что вам вводили инъекции препарата SWC-12. Признаться, мне несколько стыдно за свою некомпетентность, но я не слышал о таком...

Я не увидел, но почувствовал за спиной движение. Полковник Мочилов делал какие-то знаки Федору Сергеевичу. И по взгляду профессора я понял это же. Промашка у вас вышла. Не согласовали действия.

— Я не видел пометок об инъекциях, — старательно соврал я. — Очевидно, почему-то мне не следовало это видеть. Но, насколько я помню, профессор Радян так называл собственную интерпретацию пентотала натрия[26]. Без этого ему было трудно меня «разговорить».

— Не понял, — сказал профессор. — Пентотал натрия вводится обычно один раз для преодоления сильного стресса, мешающего расслаблению и не позволяющего сосредоточиться. Любой гипнотизер знает, что он должен в нужный момент дать подсознанию команду к обычному восприятию гипноза вовремя следующего сеанса. Зачем тогда вам вводили препарат неоднократно?

— Об этом лучше спросить у самого Радяна. К сожалению, это невозможно... Я же могу только предположить, что SWC-12 чем-то отличается от обычного пентотала.

— Возможно, возможно... — сказал профессор и внимательно посмотрел на полковника Мочилова. — Но возможно и другое. Возможно, профессор Радян в конце каждого сеанса зачем-то давал вам блокировочную команду. И чтобы обойти ее на новом сеансе, необходимо было применять SWC-12.

— Я допускаю такое, — согласился я.

— Но это значит, что, не имея на руках препарата, мы не сможем заглянуть в глубины вашей памяти?

— А что, SWC-12 — такой редкий препарат? — Я откровенно валял дурака.

— Такой препарат вообще нигде не описан. Я проверял через компьютер. Еще ночью проверял, — профессор расстроен.

— А если попробовать настоящий, этот, как его... — предложил из-за моей спины Мочилов.

— Пентотал... — подсказал я.

— Да, — согласился полковник. — Или скополамин?

— На скополамин я не согласен, — здесь я категоричен. — Он сильно влияет на потенцию. Нельзя лишать единственной оставшейся в жизни радости бедного инвалида.

— Вы же все равно проходили скополаминовый тест на устойчивость, — полковник настаивает.

— А потом три месяца одним пантокрином питался. От тоски больше ничего в глотку не лезло.

— Я не уверен насчет пентотала, — сказал профессор задумчиво. — Но попробовать можно. У меня есть несколько ампул.

— Мне достаточно будет и одной, — уточнил я кротко и почти с благодарностью.

Профессор нажал кнопку на столе. Через полминуты вошла медсестра.

— Укол, пожалуйста, пациенту...

— Шприц — только одноразовый, — предупредил я твердо. — Иначе не соглашусь.

— Естественно, естественно... — Профессор достал из «дипломата» ампулу. Большую и коварную.

Через минуту, уже после укола, Федор Сергеевич посмотрел мне в глаза и сказал совершенно обыденным, спокойным голосом, как и подобает разговаривать с пациентом доминантного типа:

— Начинайте отсчет от ста до нуля... С каждой цифрой вы будете погружаться в сон... С каждой цифрой... Все глубже и глубже...

— Сообщите пароль доступа... — неожиданно для себя сказал я традиционно скрипучим голосом полупьяного компьютера. Здраво сказал, сам осознавая это. И понимая, что все происходящее значит.

Считать я, к разочарованию полковника, так и не начал, не услышав пароля. Подождал несколько секунд, давая возможность Федору Сергеевичу назвать мне его, а потом ухмыльнулся и довольно быстро стал проваливаться в какую-то черную, круто вертящуюся воронку. И не заметил, как уснул.

Глава XX

1

На берегу казалось, что жаре конца не будет.

Вспотевший майор Рамзин долго бегал по отделам управления порта, созванивался с кем-то, что-то требовал. Наконец им выделили старенький катер, оказавшийся весьма ходким на воде.

«Газель» пришлось оставить на левом берегу.

— Я созвонился. На той стороне пришлют «уазик» из окружного военного санатория. На три часа нам его выделили. У меня в санатории главврач приятель, — успокоил майор Рамзин.

— Успеем за три-то часа? — критически спросил генерал. Он знал, что на три часа, бывает, один только допрос растягивается.

— Не знаю. Дорога до аэродрома займет минут сорок. Плюс сорок минут на обратный путь. В крайнем случае, будем там искать машину. Может, кто и подвезет...

Такая перспектива радовала мало. Опять чувствовалось, что организацией их операции местное управление занимается неохотно.

Катер пошел круто наискосок против течения. Волна слегка била его в правую скулу и поднимала с этой стороны мелкие брызги. Ловить брызги лицом в такую погоду приятно, и генерал Легкоступов специально пересел так, чтобы водная взвесь попадала на него. Офицерам тоже хотелось получить легкий душ, но они, поскольку званием не вышли, терпели и обходились ветерком, который на скорости тоже чувствовался.

— А что, у вашего управления своего катера нет? — спросил Геннадий Рудольфович майора Рамзина. — На Волге же живете...

Майор вздохнул привычно злобно.

— Есть. Целых три. У одного движок перебирают, а второй неделю назад на топляк на скорости попал. Пробоина по борту. Как только на берег выскочить успели? Можно сказать, повезло, в рубашке родились... До половины их уже водой залило.

— А третий?

— А третий — генеральский. Он сейчас куда-то с генеральской семьей укатил. Лето...

Легкоступов понял, что камень брошен и в его огород. Не любит майор генералов. Значит, никогда ему генералом не стать. Слишком на язык несдержан.

Сверху, когда Геннадий Рудольфович смотрел из гостиничного окна, думалось, что Волга не такая и широкая. И пересечь ее на катере — времени много не надо. В действительности оказалось совсем не так. Вроде бы и быстр катер на ходу, а все режет и режет волну, только-только вроде бы середину реки миновали.