Баян Ширянов - Последняя битва Пономаря
Едва за наркобароном захлопнулась дверь, Изотов начал действовать. Состояние «жалюзи» ему всегда давалось с трудом, но сейчас Сергею Владимировичу удалось войти в него почти без проблем. Не имея возможности повернуть голову, и не зная, что или кто находится в подвале, где он лежал, майор решил действовать со всей возможной стремительностью.
Он зацепился манипурой за потолок. Проверил прочность крепления энергетического луча и изо всех астральных сил дернул.
Пластмасса корпуса «скафандра» разлетелась на куски, во все стороны полетели вонючие брызги наркотической смеси. Но сейчас, когда Изотов вошел в состояние «Жалюзи», никто и ничто не могло коснуться его тела без желания экстрасенса.
Взмыв к потолку, Изотов огляделся. Кроме него в подвале было еще четыре человека. Одного, выглядевшего самым напряженным, Сергей Владимирович вырубил первым. Мощный импульс из муладхары лишил боевика сознания. Подозрение оказалось верным. Человек рыбака упал со стула и тут же «черная дыра» распалась. Майор немедленно подключился к эгрегору Космэтики и кинул в него клич о спасении. И вовремя.
Появившись, словно чертик из табакерки, фээсбэшнкик застал наркобоевиков врасплох, что и позволило ему успешно позвать на помощь. Но мгновения растерянности прошли, рыбаковцы сориентировались и немедля приступили к ответным действиям.
Не желая упускать самого ценного пленника, Зарайский приставил к нему охрану из лучших своих наркозомби. И теперь пришла пора им показать, на что они способны. Первый же энергетический удар впечатал Сергея Владимировича в бетон стены. «Жалюзи» остались целы, но от невероятной силы потрясения у майора на мгновение помутилось в глазах. Следующий сабельный луч вскрыл энергетическую защиту майора, но он успел за доли секунды восстановить ее. И теперь сам ответил атакой на все три позиции. Наркозомби устояли, хотя и пошатнулись от нечеловеческой мощности ударивших в них лучей. Не давая рыбаковцам прийти в себя, Изотов сконцентрировался на одном из них и послал импульс в его солнечное сплетение. От подобного воздействия обычный человек получил бы дыру в груди, но рыбаковец смог ассимилировать ударившую в него энергию и, на автомате, отразил ее обратно.
Теперь уже фээсбэшнику пришлось защищаться. Но «благодать», к которой Сергей Владимирович уже успел подключиться, в сочетании с «жалюзи», полностью поглотила энергетический пучок, и он лишь сделал Изотова еще сильнее. Опьяненный своей силой, майор принялся энергетически дубасить своих противников. Те могли лишь пятиться и пассивно защищаться.
Но фээсбэшник совершенно забыл о четвертом противнике. Тот же, успев прийти в сознание, не стал долго думать и выстрелил в Изотова острейшим лучом. Тот на доли секунды пробил защитные оболочки майора, но и этого времени было достаточно, чтобы наркобоевик создал канал, через который нанес информационный удар в Дыру Брамы Сергея Владимировича. Нежный чакр не выдержал такого варварского обращения и Изотов потерял ориентацию. Пока он боролся с собственным организмом, рыбаковцы успели снова накрыть подвал «черной дырой», отрубить майора от источников энергии и спеленать его силовыми нитями.
Когда Сергей Владимирович очухался, он уже не мог пошевелиться, а вращающаяся вокруг его тела оболочка, которую на этот раз поддерживали уже двое наркоманов-энергетиков, не позволяла никаким энергиям выходить за ее пределы.
Убедившись, что пленник жив и здоров, наркозомби, неслышно посовещавшись, внезапно открыли кокон, но не успел Изотов воспользоваться таким прекрасным шансом, как он уже опять погрузился в сон.
В это время наверху начался большой обыск. Прибывшие на зов Сергея Владимировича космэтисты принялись штурмовать гаражный кооператив в районе Волгоградского проспекта, под которым и находился пленный предапостол. Но даже с помощью местной охраны, обыскав все гаражи, они не смогли найти вход в подвал. Проторчав бестолку несколько часов, космэтисты вынуждены были уйти.
4.
Три года пролетели как один день. Если в начале срока Грибоконь считал дни, оставшиеся ему до освобождения и эта четырехзначная цифра не внушала никакого оптимизма, то, став нарядчиком зоны, он настолько замотался, настолько привык к этому ритму жизни, что лишь когда Лакшин спросил его, почему это Михаил Львович не отращивает волосы, Шаман вспомнил, что до воли осталось меньше двух месяцев.
Большая часть его Апостолов уже освободилась. Некоторые вышли, как говорится, по звонку, по окончании срока, другие, с помощью своих новообретенных способностей, выхлопотали себе условно-досрочное освобождение. Остались лишь двое: Рак и Банзай, но и им предстояло вскоре покинуть толстые монастырские стены.
В один из вечеров, когда Рыков пригласил Шамана отужинать вместе, между ними состоялся очень неприятный для Основателя разговор.
Чай уже давно был забыт. Апостолы давно стимулировались исключительно натуральным кофе. В каптерке Банзая зеки соорудили мангал, медник выковал джезвы и теперь Геннадий Эргюнович несколько раз в день потчевал себя и Рака свежесваренной арабикой.
Устав после напряженного дня Грибоконь с видимым безразличием наблюдал как массивный Банзай крутит и переставляет в песке, словно профессиональный напрерсточник, три пузатые джезвы. Рак сидел напротив с такой же постной миной. Даже аромат готового кофе не смог вывести Данилу Сергеевича из апатии.
Сжав в ладонях большую фаянсовую кружку и, будто не замечая, что в нее налит парящий корицей кипяток, Рыков вдруг встрепенулся и спросил:
– Что делать будем?
– Ты о чем? – Банзай с шумом всосал в себя глоток обжигающей жидкости.
– О Космэтике.
– А чего делать? – Удивился завхоз. – Пусть живет.
– Я не тебя спрашиваю. – Оборвал Геннадия Рыков. – Ну, Основатель, ответь! Ты скоро откидываешься. Я скоро откидываюсь. Пожил бы еще, да срок истекает. Банзаю, вон, тоже сто дней осталось. И что дальше?
Михаил Львович задумался. Он подозревал, что рано или поздно такой вопрос придется решать, но все откладывал и откладывал мысли о нем, надеясь, что все может разрешиться само.
– Давайте думать. – Предложил Грибоконь. – Есть нам здесь замена?
– Нет. – Твердо ответил завхоз.
– Смогут ли простые мужики теперь справляться с блатными?
– Простые – точно нет. А те, кто в нашем Обществе – наверняка. – Сказал Данила Сергеевич.
– Именно. – Вздохнул Шаман. – Мы уйдем. Посвящать будет некому. И все развалится.
– Здесь развалится. – Уточнил Рак. – А на воле?
– Что на воле? – Не понял Грибоконь.
– На воле ведь уже тысячи членов Общества.
– И что? – Михаил Львович уже понял, к чему ведет Рыков.
– Там, за колючкой, их тоже надо будет как-то организовать!
– Слушай, а ведь дело говоришь! – Вскричал Банзай.
– Это дело другие уже делают. – Ухмыльнулся Данила. – С воли уже несколько маляв пришло. Книпперсон, Павлов, Ладыгин пишут, что уже организовали первичные ячейки… И все у нах ништяк, кроме одного…
– Нет харизматической фигуры. Меня. – Закончил мысль Грибоконь.
– Ну, харизмы у тебя хоть отбавляй! Ты там теперь народный герой. Страдаешь за Веру, царя и отечество в советских застенках. – Рассмеялся Рыков. – Другого нет: Цели.
– И ты хочешь, чтобы я тебе ее выложил на блюдечке? – Покачал головой Михаил Львович.
– Ну, конечно, не сразу. Над этим думать надо. Но к твоему откидону неплохо бы ее уже иметь.
– Цель, цель… – Пробурчал Шаман. – У нас что? По большому счету – секта. А какая цель у любой секты? Конечно, счастье, причем не где-то как-то, а исключительно в мировом масштабе! За счет ее мирового господства! Годится такой бред?
– Шаман! Ты – гений! – Заорал Данила. Его апатия куда-то исчезла и он затопал по доскам каптерки, изображая какие-то коленца то ли из «камаринского», то ли просто из зэковского стэпа.
– И ты думаешь, они, – Грибоконь широко повел рукой, – поверят такой идиотской цели?
– Поверят! Куда им деваться!
Шаман недоверчиво покачал головой.
Но весь его скепсис испарился в день освобождения. Пройдя под изрядно намозолившим глаза плакатом «На свободу – с чистой совестью!», и получив свои вольные, пахнущие пылью и плесенью вещи, Михаил Львович переоделся и, расписавшись за деньги, справку об освобождении, паспорт, шагнул за ворота зоны.
Ему показалось, что он попал на застывший праздник. Около вахты тихохонько стояла огромная толпа. Над ней реяли чьи-то одинаковые портреты, транспаранты с корявыми надписями. Дети, сидя на родительских плечах, держали связки разноцветных воздушных шариков.
Но тишина тут же лопнула, едва кто-то опознал вышедшего Михаила Львовича.
– Это он! Давайте!
Немедленно, откуда он только взялся? духовой оркестр разродился громогласным тушем. В воздух полетели шарики, раздались взрывы хлопушек и свист петрард. Кто-то открыл стоящие на авансцене клетки, и из них валом посыпались недовольные белые голуби. Они разлетались, как взъерошенные курицы, шарахались от взрывов, шариков, портретов, но со своей ролью, создать праздничное настроение, они справились.
