Андрей Воронин - Алкоголик. Эхо дуэли
— Старая крыса, стреляй гранатами вперед неприятеля, а когда разрыв снарядов остановит толпу в ущелье, валяй картечью.
Старик сказал:
— Слушаю, матушка, ваше превосходительство!
Но выстрелов гранатами не последовало, горцы были уже далеко.
За этот подвиг государь Николай Павлович прислал ей бриллиантовые браслеты и фермуар с георгиевскими крестами».
Мерлини отлично владела несколькими иностранными языками, имела в доме значительную коллекцию картин. Салон Екатерины Мерлини был центром светской жизни в Пятигорске, маленьким осколком Петербурга в южном городке. По вечерам в салоне собиралась знать, столичная аристократия Петербурга и Москвы, прибывшая на воды. В сущности, салон Мерлини был еще и игорным домом. Ведь игра в карты была одним из самых популярных увлечений того времени. Приходил в салон Мерлини и отставной майор Мартынов.
Да, к тому времени Мартынов уже был в отставке. И по причине этой отставки он был сломлен психологически. Ведь он мечтал о блестящей военной карьере, о славе боевого офицера. А причина отставки была все та же – карточная игра. Из школы юнкеров Николай Мартынов был выпущен в декабре 1835 года корнетом в Кавалергардский полк. Это был лучший, первый гвардейский полк. Кавалергарды его были на особом положении, служили при дворе, являлись телохранителями царской семьи. Но Николаю такой славы было мало. Николай жаждал дослужиться до генерала. Продвижение в Петербурге шло медленно. И он решил прославиться в бою, на бушевавшей в то время войне на Кавказе. Поэтому он отправился волонтером на Кавказ. Воинская служба Мартынова закончилась быстро и неожиданно. Его обвинили в шулерстве при игре в карты и дали прозвище «маркиз де Шулерхоф». Сложные отношения с офицерами Гребенского казачьего полка привели к тому, что Мартынов был вынужден подать в отставку. Николай I подписал приказ об отставке Мартынова «по домашним обстоятельствам». Однако в Москву, где жила вся семья Мартыновых, тот не вернулся, а в конце апреля вдруг оказался в Пятигорске. «Я прибыл в город Пятигорск в конце апреля месяца для пользования водами. По приезде моем в Пятигорск я остановился в здешней ресторации и тщательно занялся лечением» – так отвечал Мартынов впоследствии в Окружном пятигорском суде. Через некоторое время после приезда Мартынов поселился во флигеле дома Верзилиных. Нервы его были на пределе. В каком положении он оказался в Пятигорске! Вместо генеральского чина он был уже в отставке майором, не имел никакого ордена и из веселого и светского молодого человека сделался неврастеником. Отрастил огромные бакенбарды, ходил в черкесском костюме, с огромным кинжалом, в нахлобученной белой папахе. И тут появляется Лермонтов, который публично начинает называть его старым прозвищем Мартышка, данным ему еще в Петербурге, в школе юнкеров. Лицо его кривилось, когда его так называли.
Время неукротимо стремилось к той дате, когда у подножия Машука прозвучал роковой выстрел. Мартынов находился в таком состоянии, что готов был вызвать не только Лермонтова, но и любого другого на дуэль.
В салоне Мерлини играли в карты, а Лермонтов писал при открытом окне по ночам, когда тишина и ночная мгла накрывала деревья в саду. Под окном росло черешневое дерево, он протягивал руку, срывал ягоды. В свободные от творчества часы задумчивый поэт словно по велению дьявола превращался в поручика Лермонтова, верховодившего кружком молодежи, прозванным «бандой Лермонтова». Он обладал несносным характером, был манипулятором, любил психологические эксперименты.
Ему было радостно по желанию вызывать в своих жертвах разные эмоции – гнев, растерянность, смущение, ярость. Ему доставляло удовлетворение сознавать, что люди – марионетки в его руках, что он может не только предвидеть все их поступки. Такого рода психологические «обкатки» и сам образ жизни Лермонтова и его компании в Пятигорске возбуждали зависть в одних и неприязнь в других.
— Вы хотите сказать, что Лермонтов стал жертвой собственного психологического эксперимента, доведенного до логического конца? – Абзац не смог удержаться от иронической улыбки.
— Возможно… – Антикварщик хотел что-то добавить, но оборвал фразу на полуслове.
Абзац скорбно рассматривал свой пустой стакан.
— А если он стал жертвой собственного психологического эксперимента, доведя и свой эксперимент и вашего драгоценного предка до высшей точки кипения, то к чему ваш рассказ о героической генеральше, которая в зрелом возрасте соблазняла мужчин и скакала на конях по горам?
Антикварщик едва заметно улыбнулся, потом его губы сложились в жесткую складку.
— В обстоятельствах дуэли Лермонтова и Мартынова генеральша Мерлини играет значительную роль, – ответил Антикварщик ледяным тоном.
— Роль? Так вы все же склонны рассматривать все как спектакль? – Абзац сознательно пошел на провокацию, и реакция не заставила себя ждать.
— Эту трагедию? Конечно. А что такое трагедия? Спектакль. Вы не согласны?
Абзац кивнул.
— Между прочим, все рассматривали предстоящую дуэль как спектакль. Зрителей там хватало. Каждый спешил занять место в первом ряду, – продолжал Антикварщик. – Только Мартынов воспринял эту дуэль не как спектакль, а как дуэль.
— А при чем здесь генеральша? – напомнил Абзац. – Она что, продавала билеты в первый ряд?
— Можно сказать, и так… Вы очень образно выразились. Нашли правильные слова, – вздохнул Антикварщик.
— Так в чем же дело?
— Есть сведения о руководимой генеральшей Мерлини интриге, целью которой было погубить Лермонтова.
— Зачем? Какой в этом смысл?
— А какой смысл во всех интригах? – устало произнес Антикварщик. – Генеральша любила быть в центре внимания. Любила мужчин. Всяких. А больше всего – молодых и знаменитых. Я не хочу сказать, что она со всеми вступала в близкие отношения… Нет, конечно, нет. Просто она была уверена, что достойна их внимания. Ведь говорят, что еще ни один человек не умер от недостатка секса, все умирают от недостатка любви и внимания. А Лермонтов не обращал на нее никакого внимания, демонстративно игнорировал приглашения в салон. Лермонтов посещал дом Верзилиных, глава которого, казачий генерал, состоял на службе в Варшаве, а семейство его, как старожилы Пятигорска, имело свою оседлость в этом месте, которое оживлялось только летом. И вот в салоне генеральши Мерлини одним из ее поклонников Мартынову было сказано, что терпеть насмешки Михаила Юрьевича не согласуется с честью офицера. Акцент, делался на то, что именно со стороны Лермонтова идут слухи, что Мартынов – шулер. А после закружило, понесло. Вскоре на вечере у Верзилиных Лермонтов смеялся над Мартыновым в присутствии дам, называл Мартышкой и «маркизом де Шулерхофом». Мартынов сказал, что заставит его замолчать. Лермонтов ответил, что готов дать ему удовлетворение. Но уже после того, как получил вызов на дуэль, Лермонтов говорил, что они скоро станут с Мартыновым снова хорошими друзьями, однако извинений, которых потребовал оскорбленный Мартынов, не принес.
Один из современников указывал в воспоминаниях: «Я полагаю, что вся молодежь, с которою Лермонтов водился, скрытно присутствовала на дуэли, надеясь, что она кончится шуткой и что Мартынов, не пользовавшийся репутацией храброго, струсит и противники помирятся… Не присутствие ли этого общества, собравшегося посмеяться над Мартыновым, заставило его мужаться и крепиться и навести дуло пистолета на Лермонтова?» Чувствуя себя словно на сцене, Мартынов вынужден был вести себя решительно: быстрыми шагами подошел к барьеру и выстрелил. Позже Мартынов рассказывал родственнику Лермонтова Столыпину, что он «отнесся к поединку серьезно, потому что не хотел впоследствии подвергаться насмешкам».
Все началось с забавы. Удержаться от шуток Лермонтов не мог, он забавлялся. Ему было интересно: а как будет вести себя Мартынов, хватит ли у него духу вызвать его на дуэль? А может быть, Лермонтова интересовало другое: что победит в Мартынове – оскорбленное самолюбие или чувство дружбы? Мартынов стал для него объектом психологического эксперимента, ради которого он готов был рискнуть даже жизнью.
А вот еще одно свидетельство – письмо Кикина, который был хорошо знаком с бабушкой Лермонтова Арсеньевой и тесно дружил с семейством Мартыновых. Кикин пишет из Пятигорска: «Я здоров. Скоро сто раз будет, как я уже купался. 31-го было рождение матери Мартыновой. Нашел ее в большом горе. Сын ее Николай застрелил М. Лермонтова на дуэли. Как мне жаль бедной бабки его (Арсеньевой). Всю жизнь ему посвятила и испила от него чашу горестей до дна. Николай давно в отставке и жил там по-пустому. Теперь сидит в остроге. Лермонтов в последнем письме к Мартынову писал сюда, что он кидал вверх гривенник, загадывал, куда ему ехать. Он упал решетом. Сие означало в Пятигорск, и оттого там погиб. Он был трус. Хотел и тут отделаться, как прежде с Барантом. Сказал, что у него руки не поднимаются, выстрелил вверх, и тогда они с Барантом поцеловались и напились шампанским. Сделал то же и с Мартыновым, но тот, несмотря на это, убил его…»
