Андрей Воронин - Большая игра Слепого
– Где туалет?
Его угораздило нарваться на того самого психа, который воображал себя военным. Больной вытянулся по стойке «смирно», отдал честь и отчеканил:
– Товарищ майор, прямо по коридору, первая дверь налево! Виноват, последняя!
От неожиданности Митрохин опешил.
«Откуда здешние психи знают, что я майор, и на хрена так громко об этом кричать?»
– Тихо, тихо, – Валерий Александрович приложил палец к губам.
Бравый служака будто только того и ждал, щелкнул несуществующими каблуками и гаркнул еще громче:
– Ура! Ура! Ура! – а затем отдал себе команду:
– На-пра-во! По коридору шагом марш! – и сам же выполнил приказ.
Майор Митрохин, ежась под пристальными и абсолютно бессмысленными взглядами больных, направился в конец коридора, где, как объяснил псих, должен находиться туалет. У двери, как было заведено здесь, без ручки, он столкнулся с сантехником, который покидал туалет с железным ящиком в левой руке и с газовым ключом в правой.
– Прощу прощения, – сказал Митрохин, заходя в туалет.
Три первых кабинки были настолько загажены, что майор Митрохин брезгливо поморщился:
«Не люди, а какие-то свиньи. Блюют и гадят в одно и то же место, да еще мимо. Ну, да ладно». – Он шагнул в темный угол, к самой дальней кабинке, надеясь, что там будет почище.
Майор на ходу взялся за молнию брюк, но расстегнуть ее до конца не успел. Картина, представшая его взору, была ужасной: старик Скуратович с окровавленной разбитой головой полусидел в углу, свесив голову в залитый кровью унитаз. Открытые глаза уже остекленели, из носа и из ушей сочилась кровь.
– Мать твою!.. – ахнул майор Митрохин, выхватывая из кобуры табельный пистолет.
Открыв дверь ударом ноги, он пулей вылетел в коридор с оружием наготове. Больные бросились врассыпную, длинный коридор наполнился визгом, плачем, хохотом, истерическими воплями.
– Псих! Псих! Держите, ловите! Он сейчас здесь всех перестреляет! Псих! Псих! Санитары! Где санитары?!
В общем, ситуация, с одной стороны, была комичная, а с другой стороны ужасная. Майор Митрохин только сейчас, в коридоре психлечебницы сообразил, что он с пистолетом в руке на психа смахивает куда больше, чем шарахающиеся от него люди. Он сразу понял, кто убил старика Скуратовича: тот сантехник в серой кепке с козырьком назад. Но сантехника и след простыл.
Майор Митрохин схватил за плечо первого больного, которого сумел догнать.
– Сантехник где? Где сантехник? Он только что вышел из туалета!
– Сан.., те.., те.., техник? – за полминуты проговорив одно слово, больной принялся тыкать себя пальцем в рот.
– Будь ты неладен, псих долбаный!
И тут вмешался Боря Элькинд, успевший немного прийти в себя.
– Сантехник там, там! – закричал он, указывая в конец коридора – туда, куда пошел мужчина с ящиком.
Майор Митрохин кинулся в погоню, но слишком много времени было упущено. Он добежал до лифта, вдавил кнопку. Лифта все не было, драгоценные секунды уходили.
– Ну, где ты? Где ты? – торопил майор окаянную машину.
Но лифт не шел. И тогда Митрохин побежал, перескакивая сразу через несколько ступенек и боясь, что, столкнувшись с каким-нибудь сумасшедшим, собьет его с ног, а тот упадет и насмерть раскроит себе голову.
Но Митрохину повезло, никто ему под ноги не подвернулся. Выскочив на крыльцо он закричал случившемуся поблизости санитару:
– Где сантехник!? Где сантехник, мать твою?
– Чего орешь? – санитар поначалу принял Митрохина за пациента лечебницы, но увидев черную сталь пистолета и красное удостоверение, развел руками и показал взглядом на кусты. – Туда пошел, туда.
Митрохин побежал, хотя понимал, только чудо поможет ему догнать мужчину с железным ящиком в руках.
Глава 18
Глеб Сиверов приехал в лечебницу ровно в одиннадцать часов. Он был уверен, что сейчас старик Скуратович сидит себе на лавке, подставив изможденное лицо ярким весенним лучам. Глеб опять прихватил с собой термос с кофе, чтобы второй раз порадовать старика, оказавшего ему такую неоценимую услугу. А самое главное – Глебу хотелось убедиться, что он не ошибся, и для этого надо было показать Василию Антоновичу фотографию майора КГБ Павла Павловича Шелковникова. Узнает ли старик мужчину" который в феврале 1994 года приходил к нему и интересовался коллекцией барона фон Рунге? Хотя Глеб, изучив личное дело Шелковникова, уже почти не сомневался, что он на верном пути, что именно отставной майор с помощью нового хранителя выкрал картины, заменив их подделками. Но на кой черт кому-то понадобились полотна второразрядных, малоизвестных живописцев, Глебу было пока неясно.
На его взгляд, овчинка выделки не стоила.
И только когда Сиверов подъезжал к больнице, у него выкристаллизовалась мысль, от которой он чуть не вдавил педаль газа в пол и уже готов был развернуть автомобиль, чтобы мчаться в противоположную сторону – к генералу Потапчуку. Мысль была проста: а если картины похищены именно с той целью, чтобы поднять потом скандал, не принять коллекцию и сорвать выдачу кредита? Вообще-то по размышлении в это верилось с трудом. Неужели кто-то еще два года тому назад мог предвидеть, что за коллекцию придется давать кредит? Значит, или за всем этим стоит очень умный и предусмотрительный человек, или мысль-глупость, причем полнейшая. Решив еще раз подумать над этим после встречи со старым хранителем. Сиверов поехал к клинике.
Глеб оставил свою машину на том же самом месте, где в прошлый раз и перебрался через забор. Теперь с ним был тяжелый армейский кольт, засунутый за брючный ремень, обойма кольта была полная. В руках Сиверов нес черный пакет с яркой картинкой – в нем лежали блокнот с застежкой, термос и четыре апельсина. Все это Глеб хотел отдать старику Скуратовичу. В блокноте был рисунок и фотографии.
Глеб опоздал на час с небольшим. На площадке перед главным корпусом он увидел Борю Элькинда. Тот обрадованно замахал обеими руками и побежал навстречу.
– Привет! Сколько лет, сколько зим!
– А у, нас тут такое! Такое! – выпалил Борис.
– Что у вас стряслось?
– Да, у нас тут… – по интонации, какой парень произносил слова, Глеб уже все понял. У него защемило в груди, а пальцы мгновенно сжались в кулаки.
– Опоздал! Опоздал!..
– Что ты говоришь? Да, вообще-то, опоздал, самое интересное кончилось. Тут у нас это… – Элькинд говорил быстро, сбивчиво, – убили сумасшедшего старика Скуратовича, того самого, который уверял, что его все преследуют. Так вот, его сантехник газовым ключом, говорят, бум-бум по голове! Череп всмятку!
Тут такое творилось! Потом какой-то мужик с пистолетом по коридору носился, выскочил из Туалета, хорошо, что еще палить не начал, а то могли бы еще сто трупов вынести кроме старого Скуратовича. Ну, блин! Вовремя ты слинял!
Наконец-то Боря Элькинд выговорился и перевел дух.
– Слушай, а кстати, – спохватился он, – ты-то чего тут делаешь?
– Знаешь, Боря, дело одно было, вот я и" подскочил. Но сейчас, вижу, мой приезд неуместен.
– Да, там уже милиция, ФСБ. Всех из коридора выгнали, а Скуратовича в целлофановом мешке занесли прямо в наш морг.
– А почему в ваш? – спросил Глеб.
– Куда же его еще? Наш-то ближе.
* * *Конечно, можно было подняться в отделение, где проходил курс лечения Василий Антонович Скуратович, встретиться с сотрудниками ФСБ, которых здесь уже было чуть ли не больше, чем пациентов. Их машины стояли прямо у входа в корпус. Но Глебу этого делать не хотелось – он понимал, что свой шанс уже упустил. Появись он часом раньше, и старик остался бы жив, а он, возможно, смог бы захватить убийцу. А захватив его – Глеб в этом не сомневался ни секунды – сумел бы прижать негодяя к стене так, чтобы тот выложил все, что ему было известно. Сиверов посмотрел на часы:
«Семьдесят пять минут. Я опоздал ровно на час с четвертью. К сожалению, время нельзя повернуть вспять».
– Ты куда-то спешишь? – спросил Боря, не понимая, почему смерть старика так огорчила его бывшего соседа по палате.
– Да, я спешу. Кстати, вкусного хочешь?
– Не откажусь, – облизнулся Элькинд.
Глеб вытащил из черного пластикового пакета свой блокнот и подал Боре пакет.
– На, возьми, здесь еще четыре апельсина.
– Ты что, нес их старику Скуратовичу? – Боря инстинктивно отдернул руку, словно боясь прикоснуться к трупу.
– Бери. Бери, не бойся, я нес это тебе. Старику я нес кофе в термосе.
Глеб извлек из пакета термос, открыл его и вылил кофе в траву поддеревом.
Парень посмотрел с сожалением, но ничего не сказал – понял, что так правильно.
– Ну, ладно, до встречи.
– Я с тобой прощаюсь и каждый раз думаю, что уже никогда тебя не увижу, – сказал Боря, – а мы опять встречаемся. Ну, давай простимся, может, Бог даст, свидимся еще разок и не при таких грустных обстоятельствах.