Якудза из клана Кимура-кай - Геннадий Борчанинов
Я наконец рассмотрел наш офис не как посетитель, а как полноправный член команды. Встал прямо напротив катаны, заложил руки за спину. Взять меч не хватало наглости, поэтому я просто рассматривал богато украшенную рукоять, обмотанную витым шнуром, и лакированные ножны.
— Если меч покинул ножны, вернуться назад он может, лишь испив чужой крови, — Одзава подошёл неслышно, и я вздрогнул, услышав его голос у себя над ухом.
Если это не жирнющий намёк на мой пистолет и то, как я им периодически размахиваю, то я сенегальская балерина.
— У меня есть другая мудрость, оябун. Человек как меч. Либо делает своё дело, либо тупой, — сказал я.
Одзава рассмеялся, вслед за ним рассмеялись и другие.
— Это тоже верно, — сказал он.
В офис ворвался Такуя-кун, в новом костюме, ещё с неотрезанной биркой.
— Ох, простите, я чуть не опоздал! — воскликнул он. — Испортил костюм, пришлось срочно бежать за новым!
Мы все переглянулись, я покосился на часы. Шесть ровно.
— Ладно, выходим, — поморщился Одзава-сан. — Накамура-сан потом объяснит своё отсутствие.
Зато не придётся толкаться локтями на заднем сиденье «Мерседеса». Поедем более-менее комфортно.
Спустились, погрузились в «секача». Мы с Такуей и Хироми сзади, Ода-сан за рулём, оябун на переднем пассажирском. В салоне приятно пахло кожей и деревом, и я невольно вспомнил свои прежние тачки. Пробило на ностальгию.
Басовито зарычал мотор, плавно тронулись, выехали.
Ехать пришлось довольно долго, за город, в западные предместья, в Таму, где на зелёных холмах располагались дорогие старые усадьбы. Через весь Токио с его пробками и светофорами.
Я даже побаивался, что мы опоздаем, но когда высказал эту мысль, Одзава-сан только посмеялся в ответ. Подъехали к длинному кирпичному забору, из-за которого виднелись кроны деревьев, долго ехали вдоль него. На небольшой парковке у ворот уже стояла пара чёрных «Мерседесов», и Ода-сан остановился рядом с ними.
— Припёрлись уже, — проворчал Хироми, глядя на чужие тачки.
Мы вышли из машины, от ворот к нам подошёл мужчина в чёрном костюме, поклонился.
— Ямада-сан вас ждёт, прошу за мной, — сказал он.
Одзава кивнул, мы пошли следом. Я старался не глазеть по сторонам, но выходило не очень, ощущение было, словно я оказался в музее или каком-нибудь парке типа Петергофа, только в традиционном японском стиле. И всё-таки это был не музей и не парк, а обжитая усадьба. Тут и там я замечал охрану в одинаковых мешковатых костюмах, обслугу типа садовников или горничных, в целом следы постоянного пребывания людей. Косые взгляды я тоже замечал.
Провожатый остановился у двери из рисовой бумаги, жестом попросил нас остановиться. Оябун хмыкнул, но просьбу выполнил, мы, соответственно, тоже. О нашем прибытии доложили.
Мурыжили у дверей нас около минуты, и я ждал, что вслед за этим последует грубый обыск, но его не случилось. Провожатый вышел и с поклоном пригласил нас внутрь.
Это оказалась комната для чайной церемонии, небольшая, даже маленькая, с приглушённым светом, аскетично оформленная. На стене висел свиток с каллиграфией, на котором изображён был один единственный иероглиф «верность». Пахло чаем, благовониями и дорогим мужским парфюмом. В центре стоял небольшой очаг для приготовления чая, за столиком рядом сидел старик в шёлковом кимоно, иссохший до такой степени, что напоминал Кощея Бессмертного. Рядом с ним сидел Кодзима-сан. Все остальные стояли у стеночки. И Накамура-сан тоже. В стане людей Кодзимы, сраный предатель.
Чтобы пройти внутрь, пришлось наклониться, низкая дверь не позволяла войти без поклона.
— Кумитё, — замер в поклоне Одзава-сан и мы замерли вместе с ним.
Я поверхностью кожи ощущал висящее в воздухе напряжение, хотя лицо Ямада-сана оставалось бесстрастным и даже безразличным.
— Такеши-кун, — проскрипел старик. — Садись.
Наш оябун принял приглашение, сел за столик. Мы наконец выпрямились. Я встретился взглядом с Накамурой, и он, стоящий рядом с людьми Кодзимы, паскудно ухмыльнулся. Промелькнула мысль, что надо было шлёпнуть его там, в салоне пачинко.
Мы отошли к стеночке напротив. Сейчас мы могли только ждать и наблюдать за происходящим.
— Как твои дела, Такеши-кун? — спросил кумитё.
Тот покосился на Кодзиму, невозмутимо сидящего напротив.
— Груз возвращён, кумитё, — сказал Одзава. — Конфликт исчерпан. Насколько это возможно.
Кодзима хмыкнул.
— Хорошо, — пожевал губами старик. — Однако, полиция требует выдать им кого-нибудь. Слишком громко всё у вас произошло.
Помолчали. В этом молчании было больше информации, чем в любых произнесённых словах. Кумитё не хочет занимать ничью сторону. Да и вообще, судя по его виду, он предпочёл бы греть старые кости где-нибудь на Окинаве, а не разгребать бесконечные дрязги своих лейтенантов. Но вынужден сидеть и разгребать, потому что с такой должности уходят только вперёд ногами.
И кто-то из Одзава-кай должен будет пойти в полицию и сдаться, взяв на себя всё. Полиция получит несколько раскрытых дел и успокоится, а с настоящими виновниками переполоха якудза разберутся сами. Или не разберутся.
Кодзима кашлянул в кулачок.
— И это будешь ты, Такеши-кун, — заявил кумитё.
— Да, кумитё, — спокойно кивнул Одзава.
Я почувствовал, как волна гнева начала подниматься внутри, распирая грудь и заставляя вдохнуть поглубже. Ода тихонько ткнул меня локтем в бок. Стой и молчи, значит. Ну да, если начать вмешиваться, можно отсюда и не выйти. И даже пистолет за поясом не поможет.
Кодзима сидел, сияя как начищенный рубль, с полным осознанием своей победы, и мне жутко хотелось стереть эту ухмылку с его лица.
— Что касается тебя, Сатору-кун, — кумитё повернулся к Кодзиме.
Тот сдержанно улыбнулся.
— Такие грубые методы… Неприемлемы в Ямада-гуми, — холодно произнёс кумитё и сделал жест одному из своих людей.
Мужчина в похожем кимоно поклонился и вышел, чтобы через несколько секунд вернуться с подносом в руках. На подносе я увидел белое полотенце и нож-танто в ножнах.
Кодзима побледнел, неверящим взглядом уставился на своего названого отца, но Ямада-сан лишь равнодушно отхлебнул чая из пиалы.
— Ты знаешь, что делать, — сказал он.
— Да, кумитё, — просипел Кодзима.
Поднос поставили перед ним.
— Или ты думал, это останется незамеченным? — хмыкнул старик. — Разборки внутри семьи ведут только к одному, к потерям.
Кодзима взял танто в руки. Я ожидал, что его руки будут дрожать, что он сам будет нервничать, но он быстро вернул самоконтроль. Он посмотрел на свою ладонь, на пальцы. Полный комплект пальцев, украшенный парой золотых колец. Сейчас их станет на один меньше.
— Ну, режь! Или ты не мужчина⁈ — зарычал Ямада.
Наточенный до бритвенной остроты нож-танто вонзился в податливую плоть, белое полотенце напиталось кровью. Кодзима надавил сильнее, лезвие стукнуло по деревянному подносу. Надо отдать должное его самообладанию, Кодзима даже не зашипел.
