Дневник жертвы - Кендал Клэр
– Хорошо, – медленно отвечаю я, хотя на самом деле мне не так уж и хорошо.
– Я уже говорила вам, что все пятеро обвиняемых по тому процессу были признаны невиновными по всем пунктам, – продолжает она после паузы.
Остальные десять присяжных удалились в совещательную комнату без нас. Пока я лежала в больнице под полицейской охраной, пока тебе делали операцию на ноге, тех обвиняемых оправдали. Всех пятерых.
– Этого можно было ожидать. Судя по тому, как их защитники один за другим расправлялись с мисс Локер, – отвечаю я, глядя в пол. – Она очень храбрая женщина, – мягко добавляю я, по-прежнему не решаясь поднять глаза. Но потом я все-таки заставляю себя это сделать. Я поднимаю глаза и вижу, как Элинор хмурится.
– В полиции считают, что вам следует это знать, – говорит она, расстегивая коричневую кожаную папку.
Она протягивает мне газетную вырезку.
«Завершилось расследование, начатое в связи со смертью двадцативосьмилетней жительницы Бата, занимавшейся распространением наркотиков. Заключение следствия – смерть от несчастного случая. Печально известная Карлотта Локер умерла от передозировки десятого мая. Коронер Джордж Томкинс заявил, что в ее организме было найдено значительное количество героина и крэк-кокаина; высокий уровень метадона в крови лишь усилил их токсическое воздействие. Семидесятивосьмилетний дедушка погибшей, мистер Джон Локер, сообщил следствию, что его внучка успешно прошла программу реабилитации для наркозависимых, однако незадолго до смерти снова сорвалась. В тот день он вернулся из церкви и обнаружил ее тело на полу в ванной».
Обхватываю себя руками и начинаю качаться взад-вперед, пытаясь успокоиться. Один из свидетелей-полицейских говорил, что Лотти тоже так делала. Я плачу навзрыд. Что-то, похожее на желчь, вылетает изо рта и течет по подбородку. Вытираюсь салфеткой. Элинор терпеливо ждет. Наконец я затихаю. Не знаю, сколько прошло времени. Громко сморкаюсь.
– Я вижу, что вы очень, очень расстроены, – говорит она. – Мне очень жаль. И моим коллегам тоже. Храбрая молодая женщина… и какую тяжелую борьбу она выдержала!
Смотрю ей прямо в глаза – черные как ночь. Смутить ее мне не удается.
– И я вижу, что вы очень сильно злитесь, Кларисса. Это можно понять.
– Статья – фальшивка. Ее написали на прошлой неделе, сразу после вынесения этого якобы вердикта. Но расследования смертельных случаев так быстро не заканчиваются! Они не могут длиться два месяца! Вы сами только что сказали, что мы до сих пор ждем отчет коронера о причинах смерти того человека. Он умер четыре месяца назад, а это уже два раза по два месяца! Лотти жива. Она где-то в другом месте, далеко отсюда. Она начала новую жизнь. Полиция хочет, чтобы те люди думали, будто она мертва, – ради ее же безопасности. Здесь все вранье. Их обманули.
Я изо всех сил цепляюсь за эту надежду. Возможно, Лора тоже придумала нечто подобное.
– Я так не думаю… впрочем, это оригинальная теория, и я бы очень хотела, чтобы вы оказались правы. Мы все очень этого хотели бы.
– Вы бы мне все равно не сказали. Впрочем, вам бы, наверно, и самой не сообщили.
– Абсолютно верно – и первое, и второе.
Отцу не стоило называть меня Клариссой. Имя Поллианна[7] мне бы больше подошло. Вот только сыграть в радость здесь не получится. Лора исчезла – возможно, навсегда. Лотти тоже. И своими глупыми историями я их уже не спасу.
23 июля, четверг
Сегодня утром у меня сеанс терапии с миссис Льюэн, моим психологом. Мне пришлось пообещать, что я буду ходить к ней раз в неделю. Только на этом условии они согласились отпустить меня из больницы в Бате и договориться с местной полицией и врачами здесь, в Брайтоне.
«Готовность пациента соблюдать рекомендации». Я слышала это слишком часто. Я ненавижу слово «готовность».
Миссис Льюэн на вид чуть меньше шестидесяти. У нее короткие каштановые волосы и чуть полноватая фигура. Ей нравятся яркие свободные платья; сегодня очередь желто-оранжево-фиолетового. Она похожа на Богиню-мать. Впрочем, я не думаю, что она на самом деле богиня.
На стене в рамочке висит постер из фильма «Волшебник из страны Оз». Главные герои взялись за руки, готовые пуститься в путь по желтой кирпичной дороге. По мнению миссис Льюэн, каждый, кто посмотрит этот фильм, выносит из него некий жизненный урок. Думаю, ты вряд ли будешь от нее в восторге.
Миссис Льюэн уселась в кресло персикового цвета и выжидательно улыбается. Я устроилась на кушетке лицом к ней, подвернув под себя ноги. Кушетка тоже персиковая; вся мебель в комнате обтянута материей этого якобы успокаивающего цвета, который я ненавижу. Стены выкрашены в тот же цвет. Если она заставит меня слушать «Где-то над радугой», меня вырвет прямо на ее персиковый ковер.
На той неделе мы говорили о моем лице. Меня тошнит от напыщенного бреда, который несет мой пластический хирург. Миссис Льюэн заставила меня повторять его ценные замечания, словно это могло меня вылечить.
«Хорошая новость заключается в том, что лицо всегда быстро заживает». Длина моего шрама – полтора дюйма: я его мерила. Он перечеркивает щеку по диагонали.
«К счастью, это резаная рана». Мой шрам узкий и выпуклый, с небольшими ответвлениями по краям.
«В течение первого года шрамы заметно бледнеют и разглаживаются». Мой шрам рельефный и ярко-красный.
«Поверхностные лицевые нервы восстанавливаются. На это уходит от шести до восьми месяцев». Область вокруг шрама какая-то чужая – такое ощущение бывает во рту после укола новокаина.
Сегодня я молчу так долго, что даже у миссис Льюэн кончается терпение. Обычно она ждет, когда я начну первой; на этот раз она сама вызывает меня на разговор и спокойно спрашивает, о чем я думаю.
– О Роберте, – отвечаю я и тут же утыкаюсь взглядом в свой некрепкий черный «Эрл Грей». Отпиваю глоток, представляя, как успокаивается водоворот в желудке.
Миссис Льюэн продолжает расспросы.
– Вы сейчас уже во втором триместре. Беременность протекает без осложнений. Вам не кажется, что Роберт имеет право знать?
Ее кожа розовая и слегка шершавая. На щеках горит яркий румянец. Может, у нее высокое давление?
Мотаю головой:
– Он не захочет ребенка.
– Вы этого не знаете. И вы все еще обвиняете его.
Два года как мертва, сказал ты. Через минуту после нашего знакомства ты уже сообщил, что твоя жена умерла два года назад. Через минуту после нашего знакомства ты произнес самую чудовищную ложь, которую мне когда-либо приходилось слышать. Ты вешаешь эту лапшу всем потенциальным пассиям? Позже ты даже рассказал, что это была авария. Даже время дня назвал.
Бедная миссис пожарная, сказал тот человек. И воткнул нож мне в сердце – еще раньше, чем порезал лицо.
Из-за меня тебя, наверно, уличили во лжи. То, что случилось, должно было разоблачить твой обман. Ты бы не смог и дальше скрывать меня от нее – после того, как ты получил эту жуткую рану и потерял столько крови; после того как полиция вызывала тебя на допросы и приходила к тебе домой; после того как ты давал свидетельские показания. То, что случилось, вырвало тебя из привычного жизненного ритма.
Имена жертв изнасилований не раскрываются. Даже если эти жертвы сами кого-то убили. То, что случилось, не позволило моему имени попасть в газеты. Но я сомневаюсь, что ты не позволил ему попасть в твой дом.
Пытаюсь представить твою жену. Постарайся забыть об этом – вот что она, наверно, сказала. Просто забыть об этом. Ты больше никогда не должен с ней видеться, никогда в жизни. Вероятно, у тебя не было выбора, и тебе пришлось меня забыть.
Элинор сказала, что твоя нога заживает, но ты на всю жизнь останешься хромым. Сказала, тебе будут делать еще операции. Думаю, ты сейчас сражаешься со своим собственным посттравматическим стрессовым синдромом.
Твоя жена возит тебя в больницу на прием к врачу? Помогает тебе с физиотерапией? Наказывает тебя? Ваш брак можно спасти? Ты этого хочешь? Я стараюсь отгонять от себя эти назойливые вопросы, хоть это и нелегко. Я запрещаю себе думать о том, какая она.
