Александр Бушков - Танец Бешеной
– Разве ты не поняла по почерку, что это – я?
– Но ведь был риск, что я сразу поеду с Анной к ней домой, не выпущу ее с глаз…
– Риск, конечно, был. Но так гораздо интереснее. Подумаешь, прикончил бы ее потом. Все равно ты не имела права заполнять официальные протоколы допроса. Поди докажи теперь, будто она тебе совсем другую картину нарисовала…
– Но москвичей-то зачем положили?
– Это уж чертовы французы виноваты. Разыграли комедию, напустили на студию этих московских орлов, подсунули им в столице фальшивые договоры. Хотели привлечь внимание, надо полагать. Царапнуть по нервам, в суд вытащить… Меня не было тогда в городе, ребята сработали грубо…
– Ну что ты врешь? – вдруг вскрикнул Москалец. – Был ты в городе, сам дал команду, сам с ними поехал. Тебе понравилось убивать, все из-за…
– Дарий, я тебя удавлю, если не заткнешься, – сказал Агеев, и в глазах у него полыхнуло столь темное, звериное, что Даша невольно опустила руку на пистолет.
Все происходящее напоминало дурную фантасмагорию – из-за его совершенно спокойного тона, ровного голоса, беспечной улыбки, веселого смеха, звучавшего в залитой ярким светом роскошной гостиной.
В горле пересохло, но приближаться к Агееву, чтобы взять бутылку, Даша опасалась. Все тот же древний ужас перед безумием. Она встала и вынула из бара новую, какое-то неизвестное ей вино. Плеснула в тот же бокал, жадно выпила и спросила:
– Ну, а вы что скажете, Дарий Петрович?
– С какого-то момента все вышло из-под контроля, – сказал Москалец.
На скуле у него проявлялся синяк.
– Это вы про то, что начались убийства?
– Я и не предполагал, что начнется такая мясорубка…
– Один-другой труп вас бы вполне устроил?
– Вы не забывайтесь! – Он дернулся, тут же обмяк, взгляд вильнул, уходя в сторону. – Это, в конце концов, были шлюхи…
– И Васильков, с которым вы диссиду на машинке перепечатывали? И москвичи? И Анна?
– Дарья Андреевна, я такого поворота событий решительно не одобряю… Но Виталий прав в том, что ваше положение и в самом деле безвыходное. Может быть, вам нужно… денег? В моих силах и обеспечить вам не в пример лучшую должность. Молодой красивой женщине вовсе не обязательно возиться с дерьмом и кровью…
– Приходится, пока вы, мужики, родиной торгуете…
– Ну зачем же повторять красно-коричневые бредни? – пожал плечами Москалец. – Наоборот, западный хозяин сможет наладить производство, обеспечить… – он вновь вспомнил, где он и кто с ним, растерянно умолк.
– Интеллигент, – сказал Агеев. – Живет штампами. Все берут. Менты продажны.
– А что, у вас много денег? – спросила Даша.
– Куча! – ответил за друга детства Агеев. – Дашенька, а может, тебе и взять примитивно денежку, пока предлагают? Ну ты же достойна бриллиантов, а не того тряпья, что на тебе сейчас… Я тебя не подкупаю – делюсь. Все равно самое большее через неделю я тебя обязательно загоню в психушку, все к тому. Ты представляешь, как можно интерпретировать этот твой визит? Вдобавок ко всему, что на тебе уже висит? Списали тебя. Никто не защитит, – он глянул на часы. – К твоему журналисту еще час назад… поехали. И я, ручаюсь чем угодно, в эту самую психушку приду и буду тебя там иметь, как хочу и сколько хочу. Василич обеспечит. Любит марки, мразь, филателист хренов, до полного безобразия. У него жена молодая, деньги пылесосом тянет, да и сам пожить любит широко. Сам тебя к коечке привяжет и рот заткнет. К судье ты потом, может, и прорвешься. Но веры тебе не будет…
– Хватит, – сказала Даша.
– Ну, давай по-хорошему. Я тебя золотом осыплю. В буквальном смысле слова. Ты же видела Париж, ты не баба крестьянская…
– Я вот подумала… – сказала Даша. – Неужели Фогель крутится с сатанистами только ради того, чтобы подкрепить операцию прикрытия? Наверняка он и еще какие-то свои наработки на наших кроликах отрабатывает?
– Не стоит лезть в эти тонкости, милая…
Даша резко встала. Ничего нового и полезного она уже больше не могла услышать – и все сильнее боялась, что в самом деле не выдержит, выстрелит.
– Уходишь? – спросил Агеев. – А далеко ли ты уйдешь? Даша, в последний раз предлагаю добром договориться…
Она сунула пистолет в карман, взяла шапку и пошла к двери, фиксируя обоих краешком глаза.
– Даш, а ты уверена, что записала хоть сантиметр? – вдруг спросил Агеев.
Даша остановилась.
– Ты сейчас держалась, почти как Олечка Ольминская, – с налетом грусти сказал Агеев. – В том смысле, что совершила сложную ошибку… недооценила меня, грешного. Списываю на твое возбужденное состояние… это же элементарно, Ватсон. Даже у обездоленного российского сыщика может оказаться в кармане нечто звукозаписывающее. Уж эту-то аксиому забывать не стоит. Ну неужели ты решила, что я настолько лопоух? Что буду вести столь откровенный разговор, давать против нас все улики, не приняв мер предосторожности?
Даша выхватила из кармана сверхчуткий японский диктофончик, оставленный Флиссаком, чуть перемотала пленку назад, вывела громкость на максимум и прижала черную коробочку к уху. Отмотала побольше, то же самое – шуршанье, редкие потрескивания, словно отдаленные грозовые разряды отзываются во включенном приемнике, тишина…
– Дарьюшка, я в тебе чуть-чуть разочаровался, – весело сказал Агеев. – Дарий у нас большая персона, у него по всей квартире понатыканы глушилки, как ты ни старайся, ни словечка не запишется. Последний раз предлагаю: садись, и попробуем договориться миром. Я же тебя не заставляю продавать служебные тайны, наоборот, я тебя хочу забрать из этой вонючей конторы и сделать настоящей женщиной…
Все. Последний и единственный туз оказался крапленым.
Она, отбросив диктофон на кресло, подошла к столику, медленно протянула руку к телефону-трубке, выдвинула антеннку и нажала выпуклую кнопку. Оставалось нажать еще шесть, чтобы откликнулся кто-то из элегантных и обаятельных, которым не нужны протоколы и улики, а достаточно будет ее честного слова. Они приедут, и все неприятности для нее кончатся.
И положила телефон назад, хотя понимала, что отрубает последнюю надежду. Пошла прочь, обернулась уже в двери, вынула из левого кармана трофейный пистолет и показала Москальцу.
– Между прочим, Дарий Петрович, друг детства к вам с этим шел. Насколько я его знаю, пистолетик этот, из которого вас положили, нашли бы потом в руке у застрелившегося привратника. Любит Виталик клубки запутывать…
– Не поддавайся, Дарий, – улыбаясь, сказал Агеев. – Ей только и осталось, что за любую соломинку хвататься. Не дури, у тебя Юлька на шее, все ведь отберут…
– Так как? – игнорируя его, спросила Даша. – Дать вам трубочку, Дарий Петрович? Вы ж сами никого не убивали, с вами и разговор другой…
Какой-то миг ей казалось, что он готов протянуть руку. Нет, так и не дождалась. Видимо, ему показалось, что он слишком много теряет, что падать будет слишком больно.
– Вы – последнее слабое звено, – сказала Даша. – Понимаете вы это, или не доходит?
Но он уже смотрел как человек, бесповоротно принявший решение.
– Ладно, – сказала она. – Каждый сам выбирает. Марзукову я тоже давала шанс. Не нянька я вам, в самом-то деле…
Допила вино и не спеша вышла. Медленно спустилась по широкой чистой лестнице, где ступеньки покрывал темно-красный ковер, а в обливных глиняных вазочках стояли цветы. Охранник в холле ей вежливо кивнул, не потрудившись, впрочем, встать.
Выйдя из калитки, не глядя притворила ее за собой. В голову ничего не приходило – она не устала бороться, просто не понимала, где можно отыскать лазейку. Сетка казалась глухой.
Она вздрогнула, увидев рядом со своей «Нивой» машину «скорой помощи». Вообще-то, «веселые ребята», спецбригады психушки, ездили исключительно на защитного цвета «уазиках» старого образца. А эта была какой-то иностранной марки, очень высокая, красная с желтым – реанимация. И все равно, Даша остановилась, напряженно вглядываясь. Рядом с «Нивой» и стоявшим уже здесь, когда она приехала, синим «таурасом» успел припарковаться целый табунок, неведомо откуда понаехавший. Огромный автобус, закрытый целиком, если не считать водительской кабины, – белый фургон с синей полосой и пестрой красно-сине-зеленой рекламой какого-то неизвестного Даше акционерного общества «Галеон», с крупно изображенными телефонами компании и двухцветными заверениями обслужить клиента лучше, чем это способен сделать любой конкурент. (Но ни словечком не упомянуто, чем, собственно, эта фирма занимается.) Тот самый реанимобиль, сверкающий лаком. Две «газели» с брезентовыми тентами. Черная «Волга». Два «рафика», синий и белый, без всяких надписей и эмблем. Даша нерешительно попятилась – на «Волге» были номера прокуратуры области…
– Рыжая!
Дверца белого «рафика» распахнулась, и оттуда, пригнувшись, выбрался полковник Бортко по кличке Ведмедь. Прочно утвердился на земле, расставив ноги, поманил Дашу пальцем. Он был в штатском, в мешковатой длинной куртке, но на плече, на длинном ремне висела пластмассовая кобура со «Стечкиным».
