Малая: Жизнь после тебя - Алайна Салах
Я уже не понимаю, дышу или нет. Кажется нет, потому что в легких печет и глаза странно слезятся. Отец предлагает Северу деньги в обмен на отказ от меня. Зачем? Разве ему на меня не плевать?
— Сойдет, — глухо произносит Север после затяжной паузы.
— Что ты будешь делать с деньгами, мне плевать. Можешь себе оставить, можешь семьям пацанов раздать… Жалко их конечно. — Отец сочувственно вздыхает. — Не хотел я, чтобы так получилось. Человеческая жестокость, Север… Все из-за нее.
— Какая же ты мразь, Мудрый.
— Это я уже много раз от тебя слышал. Ты вроде давно не зеленый, но продолжаешь идти на поводу у эмоций. Как девка прямо. Ты меня услышал? — Тон отца становится жестким. — Предложение действует здесь и сейчас. Ни через час, ни через два, ни завтра. Прямо сейчас переведу тебе на счет охуенную сумму, если ты раз и навсегда оставишь Линду в покое. Это честная сделка.
— Ты это серьезно?
— Серьезнее не придумаешь. Денег у меня столько, что до конца жизни не потратить, а дочь одна. Только не говори о любви до гроба. Я тебя давно знаю. Бабы для тебя как зажигалки. Гореть перестало — выбросил и купил новую.
Секунды в ожидании ответа Севера тянутся так долго и мучительно, что меня скручивает новым позывом тошноты. Что если он ответит согласием, если снова выберет свое прошлое? Как дальше жить мне??
— Ни хера ты обо мне не знаешь. — Его слова рассекают воздух как острое лезвие. — Бабки эти себе в задницу засунь. Семьям пацанов я из своих помогаю. А ты пиздуй куда хочешь. Линда с тобой не поедет. Думаешь, она выберет гнилого старика, который столько раз бросал ее на произвол судьбы? Ты сдохнешь в одиночестве, Мудрый. Надеюсь, бабки, лаве и зелень стоили того.
Я не успеваю испытать и толики облегчения от услышанного, потому что воздух в гостиной стремительно накаляется. Если раньше он был полон гнева и противостояния, то сейчас пропитан концентрированной ненавистью. Получившая физическую форму, она могла бы за секунду уничтожать все живое.
— У меня тоже есть вопрос, Север. Смерть отца стоила того, чтобы вот так все просрать? — Голос отца звенит ядовитой веселостью, от которой меня пробирает озноб.
— Я тебе в последний раз повторяю: не трогай моего отца. Просто, блядь, не смей его упоминать…
— Если бы ты так трусливо не съебался из города, он был бы жив. Это же были твои разборки, не его.
— Заткнись, на хер… — хрипло цедит Север.
Меня начинает трясти от паники. Для чего отец это делает? Зачем провоцирует? Север моложе и сильнее… И у него в руке пистолет.
— Мать твоя, кстати, по-прежнему знать тебя не хочет? Я ее как родитель понимаю. Детям отдаешь самое лучшее, а в благодарность получаешь ведро говна под дверью…
— Заткнись!
— Да какой из тебя старший, Север. Ты же эмоциональный как баба. Слюна брызжет, руки трясутся… Дядя Витя бы сейчас ржал как конь….
Слышится холодный щелчок, от звука которого нервы начинают звенеть.
— Я убью тебя, сука… — слышится пропитанный ненавистью голос Севера.
С силой отшвырнув от себя рассохшееся дверное полотно, я врываюсь в комнату. Я плохо соображаю. Знаю только, что обязана остановить, предупредить, вразумить.
— Север, не надо! Я беременна!
Мой крик тонет в оглушительном грохоте выстрела.
81
— Нет-нет-нет… Нет-нет! — Онемев от ужаса, я закрываю рот рукой. Папа лежит на полу, а под ним растекается кровь.
Источающий черноту взгляд Севера медленно перетекает на меня, постепенно светлея и становясь растерянным. Рука с пистолетом опускается.
— Ты что здесь…? И что ты только что сказала? — Его голос звучит надорвано и сипло.
— Что ты наделал? — лепечу я, с трудом шевеля губами от шока.
Тяжесть в ногах наконец ослабевает, и я, сорвавшись с места, падаю на колени перед отцом.
— Папа… Папа! Очнись, пожалуйста!
Лицо отца мертвенно-бледное, глаза закрыты. Мне чудится, что он не дышит.
Земля, вращаясь, уходит из-под ног. Господи, пожалуйста, нет-нет-нет. Я не справлюсь… Я с этим не справлюсь.
— Что ты наделал? — всхлипываю я, лихорадочно дергая папу за руки. — Зачем, ну зачем?
Ладони Севера крепко сжимают мои плечи и тянут вверх.
— Успокойся. Он живой, просто потерял сознание. Я в ногу выстрелил.
Всхлипнув, я пытаюсь высвободиться из его хватки, и после неудачной попытки безвольно обмякаю.
Север оттаскивает меня в сторону, аккуратно усаживает на диван, и, достав телефон, набирает кому-то.
Я не слышу, о чем он говорит, потому что безотрывно смотрю на папу. Шок постепенно отступает и теперь я вижу детали: что вся его одежда чистая, и единственное темное пятно находится над коленом, и что лицо заметно порозовело, а грудь часто вздымается.
— Пап…
Закряхтев, отец медленно открывает глаза, долго моргает, будто пытается вспомнить, где находится, и, оперевшись ладонями в пол, медленно садится. Зажмурившись, я беззвучно реву. Он живой, живой. Слава богу.
— Сиди, где сидишь, — отрывисто бросает Север, глядя в его сторону. — Сейчас бригада приедет. Отвезут тебя в клинику — пулю вынуть.
Помутневший взгляд отца находит меня. Предприняв неудачную попытку встать на ноги, он, застонав, хватается за простреленное бедро.
— Полюбовалась на своего защитника? — шипит он, морщась. — Решает вопросы привычным способом.
Я молчу, не в силах выдавить не звука. Рыдания стихли, но слезы по-прежнему текут по щекам.
— Линда. — Голос Севера звучит приглушенно и тихо. — Сейчас ребята от Тимура приедут. Они о нем позаботятся. Давай я тебя домой отвезу.
Я качаю головой. Исключено. Я останусь здесь.
Происходящее напоминает сцену из немого фильма. Север молча подходит к отцу, по- прежнему сидящему на полу и зажимающему рану, и, протянув руку, делает требовательное движение пальцами. Папа так же молча запускает ладонь в карман и отдает ему сигаретную пачку. Воздух наполняется запахом никотином.
Жадно затянувшись, Север бросает взгляд на меня и, словно вспомнив о чем-то, тотчас стремительно выходит из комнаты.
— Приехала все-таки, — негромко произносит отец, глядя мимо.
— Как видишь.
— Не так я представлял эту встречу.
— А как? — эхом отзываюсь я.
— Думал поговорим, как отец с дочерью, выясним все недоразумения и уедем из страны.
— То, что ты украл чужие деньги и из-за тебя погибли
