Под ударом - Александр Афанасьев
Держась в автомобильном потоке, он просчитывал варианты. Не может быть и речи о том, чтобы установить устройство на ходу — он не сможет, да и оно, скорее всего не удержится, самодельное. Значит, трасса отпадает. Остается город — выждать момент, пока американская машина остановится на светофоре и сделать свое дело.
…
— Я тебе не лгал…
— Недоговаривать, это тоже лгать.
— Ошибается.
— Какого черта? Ты отправил меня в Ленинград, а теперь выясняется…
— Я тебя не отправлял.
— Твою мать, Майк!
Гейтс назвал Натирбоффа его американизированным именем.
— Что ты хочешь знать?
— Арлекин. Ты видел его хоть раз? Только честно?
— Нет.
— Кто он?
Натирбофф пожал плечами.
— Понятия не имею.
— Что? И даже не догадываешься?
— Догадываться можно сколько угодно. Есть реальный результат.
— Твою мать! Не тебе объяснять, что такое оценка?! Она включает в себя оценку источника. Если каждый добывающий офицер будет лгать…
— Может так будет лучше.
— О чем это ты?
— О том. Мы слепы как кроты. Агенты замолчали. Мы ничего не получаем из СССР уже давно.
— Постой, так ты хотел проверить…
Натирбофф погасил сигарету.
— Ты же здесь.
— Мать твою, да ты спятил!
— Я не спятил. У нас крот, Боб. В твоем управлении или где-то еще — значения не имеет. Но у нас крот. Русские понятия не знают об Арлекине именно потому, что его нет ни в каких наших документах. И они сейчас спокойны как слоны. А знаешь, почему?
…
— Потому что они уверены, что знают все источники, и других нет. Крот где-то на самом верху.
Натирбофф закурил новую.
— Помнишь, кое-кто интересовался Арлекином?
— Постой… ты чего?
— Гас Хэтэуей. Помощник директора по особым поручениям. Какого черта ему понадобилось спрашивать об Арлекине?
— Англичане… постой, это слишком.
— Почему?
…
— Хэтэуей бывший начальник станции в Москве. Специальный помощник Директора! Он занимает такое положение, что может получить информацию о любом нашем источнике. Любом!
— Нет…
— Да. И еще. Как насчет того пожара в посольстве?
— Нет…
— Да, Боб. От этой истории несет за километр. В посольстве начинается пожар. С чего? Может, кто-то спичками баловался?
…
— Точная причина пожара до сих пор неизвестна. Но начался он именно в помещениях нашей станции. Совершенно секретные документы разлетелись по всей Москве. Потом появились русские КГБшники, переодетые в пожарных — и наш герой Гас, который героически начал бить морды пожарным. Он ведь после этого — пошел вверх, получил, мать его, медаль за выполнение долга в условиях, опасных для жизни. Как же — начистил морды русским! Но пока он бил морды одним русским — другие в это время собирали документы на улице. И никто не задал вопроса — а как получилось так, что он появился там первым[59].
…
— Мне этот герой никогда не нравился.
Гейтс тяжело вздохнул.
— Может, русские того и хотят чтобы мы кидались друг на друга.
— Русские хотят, чтобы мы не задавали вопросов. После того как уволен Энглтон — никто и не задает.
— Энглтон параноик. Он причинил вреда больше чем любой крот.
— Возможно. Хэтэуей сейчас в Англии. Что он там делает? Может там завелся еще один Ким Филби?
…
— А до Москвы он работал в Латинской Америке. Я интересовался — информация о его подвигах в основном липа. Он мало что сделал.
— Ладно, хватит.
— От тебя зависит, пускать информацию по Арлекину в доступ или нет. Если пустим — думаю, скоро замолчит и Арлекин.
— Ладно, я понял.
Машина въезжала в Хельсинки, по обе стороны дороги уже были дома.
— Почему ты так защищаешь Арлекина?
— Ее стоит защищать.
— Ее? Погоди… это женщина?
— Ну, конечно.
— Но она не может быть Арлекином!
— Я знаю.
— Значит, Арлекин тот кто ее знает.
— Скорее всего.
— Ты не пытался установить?
— А как? Меня вышвырнули из страны. А когда я вернулся в Лэнгли… начать выяснять — значит, дать понять, что у меня кто-то есть.
— Значит, это все вслепую?
Натирбофф развел руками.
— Ну, конечно. Ну ты и сукин сын.
— Извини. Но сейчас чем меньше знающих, тем лучше.
— Надо установить Арлекина.
— Как? Так ты только внимание привлечешь.
— Мы не можем работать вслепую.
— Почему? Работаем же.
— Ты не понял. Эта женщина… она интересовалась возможностью эвакуации.
— Да? Ты не говорил.
— Вот сейчас говорю.
— И вообще она не вызывает доверия.
— Почему?
— Она явная спекулянтка. Ее в любой момент арестовать могут.
— Погоди. Какая спекулянтка?
— Та женщина. У нее на лице написано — спекулянтка.
— Этого быть не может. Погоди… как выглядела та женщина, с которой ты встретился?
— Лет шестьдесят…
— Но это не она. Моей должно быть сорок…
Оба ЦРУшника замолчали.
— Как такое может быть?
— Может она провалилась?
— Почему тогда тебя выпустили из страны?
— А смысл брать?
…
— Если бы ее взяли, подсунули бы кого-то похожего. Не похоже на подставу.
— Надо нарисовать ее.
— Да, фоторобот.
Их Бьюик остановился перед светофором — и в этот момент приглушенно взревел мотоциклетный двигатель. Его не смогли приглушить даже стекла и корпус Бьюика. Гейтс, который и так был на нервах, из-за выяснившегося по Арлекину — успел увидеть глухой мотоциклетный шлем и яркую куртку — мотоциклист остановился прямо рядом с ними. Через секунду — он сорвался с места, рванул на красный — и под возмущенный аккомпанемент гудков исчез в переплетении старых улиц Хельсинки как адский призрак.
Гейтс все понял.
— Из машины!
— Что?
— Давай! Туда!
…
— Быстрее! Из машины!
Натирбофф сидел справа, ему удалось открыть дверь — и он вывалился прямо на тротуар, а за ним — не на свою сторону машины полез Роберт Гейтс. Он в любой момент ждал рвущего тело взрыва — но его не было, он упал на брусчатку и на матерящегося на всех языках Натирбоффа. Со стороны Эконолайна — бежали морские пехотинцы, вооруженные пистолетами и автоматами.
— Назад, назад, сэр!
— Оставьте!
— Надо уходить!
Взрыва не было. Недовольно гудели финские машины…
…
Появившаяся финская полиция перекрыла улицу. Вызвали спецкоманду по обезвреживанию бомб.
Ни Натирбофф, ни Гейтс не остались на месте — морские пехотинцы отвезли их в посольство на Итальянской улице, само посольство закрыли, меры безопасности усилили.
Под вечер — появился Глен Адамс, начальник станции. Вид у него был невеселый.
— Устройство удалось обезвредить, — сказал он, наливая себе кофе из автомата. — Вам крупно повезло. Эта
