Андрей Таманцев - Их было семеро…
«Эр-вояж» предлагает отдых в пансионате «Три оливы». Условия божественные, цены божеские".
Когда погрузка и художественное оформление машины были закончены, один из туристов — высокий, смугловатый, которого хлопцы называли Боцманом, — сел за руль, а трое остальных — Пастух, Трубач и Док — расположились рядом на просторном сиденье.
Боцман весело помахал рукой Шнеерзону и вышедшей проводить их Анюте:
— До побаченья, земляки!
— А где же Сеня и Олежка? — поднявшись на высокую подножку, спросила Анюта.
— Они уже далеко, в Стамбуле, — ответил Пастухов. — Еще ночью улетели, закупают товар.
— И даже не попрощались, — укорила Анюта. — Передайте им, Сережа, привет.
— Сене? — уточнил Пастухов. — Или Олежке?
Она подумала и со вздохом ответила:
— Обоим!..
«Ситроен» рыкнул мощным двигателем и по верхней дороге ушел к порту, где уже началась погрузка на автомобильный паром Ларнака — Стамбул. В просторное боковое зеркало Боцман заметил, как за ними, не обгоняя и не отставая, тащится какое-то такси, но причин задерживать на нем внимание не было.
Когда «ситроен», пройдя таможенный досмотр, вкатился в чрево парома, такси вернулось на набережную. Не доезжая до «Трех олив», пассажир отпустил машину и медленно, будто прогуливаясь, прошел по улочке, разделявшей «Три оливы» и виллу Назарова. Он увидел, как ворота виллы раскрылись, выпустив вместительный микроавтобус с сильно тонированными стеклами. Сколько людей внутри, рассмотреть было нельзя, но по тому, как автобус тяжело осел на рессорах, нетрудно было догадаться, что загрузка полная.
Проводив автобус рассеянным взглядом, пассажир такси (а это был полковник Голубков, нещадно потевший в светлых шерстяных брюках и рубашке с галстуком) прошел еще немного вверх, а потом спустился на набережную. Отыскав свободный столик в открытом уличном кафе, заказал банку пива, закурил ядреную сигарету «Космос» и глубоко задумался.
И ему было над чем подумать.
С самого начала не лежала у него душа к этому делу. Он не любил затей, конечные цели которых были ему неясны. И в Чечне, а еще раньше — в Афгане, ставя подчиненным задачу, он всегда старался — не раскрывая, понятно, общих секретов — сориентировать офицеров в общем масштабе дела, чтобы человек не был слепым исполнителем «от» и «до», а понимал, чему послужит то, что ему поручено. Это не просто повышало ответственность без всякого обещания орденов или, наоборот, трибуналов. Понимание общей задачи возбуждало инициативу, и не раз случалось, что этот как бы побочный эффект оказывался важней основного задания.
Совсем по-иному дело было поставлено в Управлении. На фасадах спецслужб всего мира незримо присутствовала надпись, вырезанная на каменном портале Дельфийского храма: «Ничего сверх меры». Это было правильно. Никто не должен знать больше того, что ему необходимо. Но и меньше он тоже не должен знать.
Впервые за долгие годы службы Голубков ощутил себя в положении безгласной пешки в непонятной ему игре. И ему, привыкшему самостоятельно решать масштабные задачи, это сразу же не понравилось. Но в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Это и была, видно, его плата — за Москву, за служебную «Волгу», приезжавшую за ним в подмосковный Калининград (который с некоторых пор стал именоваться Королевым), а после работы отвозившую его домой, плата за отдельный кабинет и приличное жалованье, которое никогда не задерживали ни на день.
Второй укол самолюбия Голубков ощутил после того, как команда Пастухова была отправлена на Кипр, а его приказом Волкова, переданным через Нифонтова, переключили на разработку операции, связанной с обострением ситуации на таджикско-афганской границе. Тут он уже прямо спросил у Нифонтова:
— А кто будет доводить до конца дело Назарова?
— Кому положено, тот и будет. Мы свою работу выполнили, — объяснил Нифонтов.
И добавил, увидев, что его объяснение не убедило Голубкова:
— Ты же не идешь следом за разведчиками. Твое дело — дать задание.
— Но я всегда жду доклада о выполнении задания, — возразил Голубков.
— У нас не так. Дело сделано — и забудь. Ты больше никогда о нем не услышишь.
Голубков только пожал плечами. Не услышу — значит, не услышу. Только очень он в этом сомневался. Как ни прячь зерно тайны, а оно обязательно прорастет.
Рано или поздно. И он оказался прав. Об этом деле он вновь услышал гораздо раньше, чем ожидал — буквально через несколько дней после отлета ребят Пастухова на Кипр. И услышал от самого Нифонтова. Он вошел в кабинет Голубкова, кивнул на материалы по Таджикистану:
— Все отложить. Ближайшим самолетом летишь на Кипр.
— Чей приказ?
— Самого.
— Объяснил?
— Нет. Что-то происходит. И очень серьезное. За пять лет я таким его еще ни разу не видел. Иди оформляй документы.
— Это будет не правильно, — возразил Голубков. — Я должен лететь не на Кипр, а в Грозный.
Нифонтов понял, что он имеет в виду: ночью по спецсвязи пришло сообщение о взрыве вертолета и гибели командующего армией и его адъютанта. Это было делом огромной политической важности, оно грозило разрушить зыбкий мир, достигнутый при активном вмешательстве генерала Лебедя в короткую пору руководства им Советом Безопасности. Ни Россия, ни Чечня не были заинтересованы в возобновлении военных действий. Кто-то пытался торпедировать мир. Быстро найти организаторов взрыва — вот сейчас единственный способ выйти из острейшего кризиса.
Голубков не сомневался, что сможет справиться с этим делом. В Чечне еще сохранилась обширная, созданная его стараниями агентурная сеть, были негласные осведомители, были, наконец, личные связи со многими полевыми командирами. Для общественного мнения чеченская война была покрыта сетью тайн, но для профессионалов контрразведки, одним из которых был полковник Голубков, тайн не существовало. Многое из того, что для них было явным, окутывали покровом тайны политики, исходя из каких-то высших, далеко не всегда понятных Голубкову, государственных интересов.
— Я должен лететь в Грозный, — повторил Голубков.
— Но полечу я, — ответил Нифонтов. — Таков приказ.
— Я не согласен с этим приказом.
— Можешь зайти к Волкову. Но ничего у тебя не выйдет.
Так и получилось. Волков перебил Голубкова, даже не дослушав:
— Вы получили приказ?
— Так точно.
— Исполняйте. И забудьте, Константин Дмитриевич, про армейский бардак. У нас приказы не обсуждают. Можете быть свободны, полковник.
— Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант!..
Взглянув на вернувшегося в кабинет Голубкова, Нифонтов даже спрашивать ничего не стал. Лишь констатировал:
— А что я тебе говорил?
— Не раскопаешь ты там ничего, Александр Николаевич, — проговорил Голубков. — Ты там — чужой. Ты никого не знаешь, тебя никто не знает. Я дам тебе кое-какие связи.
— Не нужно, — отказался Нифонтов.
— Но почему?
— А ты еще не понял? Если бы задача была: быстро найти организаторов взрыва вертолета — послали бы, конечно, тебя. Но посылают меня. Заведомо зная, что я там, как ты верно заметил, чужой. И следовательно — раскопать ничего не сумею.
Почему? — спросил Нифонтов. И сам же ответил:
— Потому что задача совсем другая.
Не найти организаторов взрыва, а, наоборот — не найти. В комиссии буду, конечно, не я один, но возможности моих коллег будут точно такие же, как у меня.
— Значит, вертолет взорвали не чеченцы, а наши, — заключил Голубков. — И причина: документы, которые командующий вез Генеральному прокурору. Хотел бы я хоть краешком глаза посмотреть на эти документы.
Нифонтов покачал головой:
— По-моему, Волков сделал крупную ошибку, когда пригласил тебя в нашу фирму. Извечная дилемма руководителей. С бездумными исполнителями никакого дела не сделаешь. А исполнители думающие имеют неистребимую привычку думать. Вот тут и крутись!.. — Нифонтов ободряюще похлопал Голубкова по плечу. — Не бери в голову.
Такова специфика нашей работы. Лети себе на Кипр, погрейся на солнышке, покупайся в Средиземном море. Задание у тебя проще пареной репы: встретиться с Пастуховым и его ребятами, узнать, как у них дела и когда они намерены приступить к операции перемещения.
— Поторопить? — уточнил Голубков.
— Нет, просто узнать день. И напомнить: через границу они должны перейти только в указанном месте. И ни в каком другом. На этом он особенно настаивал.
После встречи с ними позвонишь по известному тебе телефону, доложишь.
— Почему нельзя сделать это через резидента?
— Связь с ним потеряна. Попал в больницу. Операция предстательной железы.
— Это и все мое задание?
— Не совсем. Будешь контролировать конечный этап операции. Со стороны. Ни в какие контакты с Пастухом и его ребятами не вступай. Когда они появятся в Нови Дворе, снова доложишь. После этого, если не будет других указаний, вернешься в Москву.
