Рикошет - Василий Павлович Щепетнёв
— Да? А я и не заметил. Да разве теперь замки, слушай? Только название одно, а открываются одним ключом. Ты чего стоишь, садись!
Садиться было некуда. За письменным столом сидел назвавшийся хозяином квартиры, на втором стуле молодец постарше, а больше стульев в комнате не было, и потому молодой сидел на диване. Что ж, сразу ясно, кто в доме хозяин.
— Я постою… пока, — ответил я.
— Как хочешь. Мне говорили, ты болеешь, тяжело болеешь. Умирать, говорили, собрался.
— Я выздоровел.
— Выглядишь хорошо, — он с любопытством осмотрел меня. — А я забеспокоился. Нехорошо, если в квартире умирает кто-то, особенно посторонний.
— Я себе не посторонний.
— А мне? Вот я и испугался, понимаешь. Теперь вижу, ошибся. Сразу, знаешь, легче на душе.
— Рад за вас.
— Ты за себя радуйся. Я тебе жилье нашел.
— У меня есть жилье.
— Было, — поправил он меня. — Сейчас я его продаю. Деньги нужны. А покупатель капризный, сразу въехать хочет, пожить, а уж потом платить. Капризный, но хорошую цену даёт. И потому тебе придется выехать раньше времени. Да что раньше, ерунда, у тебя месяц остался по договору.
— Сорок три дня — уточнил я.
— Вот видишь! — обрадовался хозяин. — Ты уже волнуешься, дни считаешь, разве это жизнь? А я тебе место нашел — лучше не бываешь. У человека дом есть, так ты в этом доме жить будешь. Ничего платить не нужно, только за домом присматривать и кое-какую работёнку выполнять.
— И где этот дом?
— Замечательное место! Заповедник! Там посёлок организовался, небольшой. Люди не то, чтобы очень богатые, но и не бедные. У того человека будешь жить даром, а подрядишься еще два дома обихаживать — вот тебе и деньги!
— А где заповедник?
— Да рядом совсем, под Заокском.
— Тульская область?
— Ну видишь, какое здоровье хорошее! Все голова помнит!
— Спасибо за заботу, конечно, но нет. Я уж как-нибудь здесь.
— Ты не понял, — огорчился хозяин. — Здесь нельзя. Здесь завтра другой человек жить будет.
— Вообще-то я имел в виду Москву, — ответил я. Ну, насчет человека — в договоре написано, что досрочное расторжение возможно лишь по согласию обеих сторон. Моя сторона не согласная.
— Зря это ты. Я ведь с тобой по-хорошему. Вижу — человек чистый, опрятный, квартиру за год ничуть не испортил, не насвинячил, не то, что некоторые. Вот и предложил. А там — как знаешь, конечно. Можешь в суд подавать. Только вещи свои забирай и уходи. Прямо сейчас. Если что, ребята помогут — он кивнул на молодцев. Те встали — да, да, дорогой, мы поможем!
— А если не уйду?
— Шутишь, да? Ты, вообще, кто?
— Кто?
— Ты — лицо с временной регистрацией. Приезжий. И вот приезжий начинает буянить, квартиру не освобождает, уважаемых людей обижает. Коренных москвичей.
Парни заржали.
— Ты на них внимания не обращай, это не они смеются. Это судьба смеется. Так уж получилось. Ты теперь в Москве никто. Паспорт свой посмотри, если не веришь. Начнешь буянить, драться, тебя в милицию, то есть в полицию заберут. Ненадолго, дня на два, на три. Ты вернешься, а здесь люди живут. Вещи твои, понятно, выброшены. Деньги, если какие есть, в ментовке отберут, а каких нет, так их нет. И к кому ты пойдешь за помощью в Москве? В чем твоя выгода, кроме синяков да шишек, если, конечно, дело обойдется синяками и шишками?
Насчет паспорта он верно сказал. Мне смотреть не нужно, помню. Правда, что такое «временная регистрация» я тогда не понял. Я и сейчас не знаю, что это такое. Догадываюсь только — ничего хорошего.
— Ну, к кому я пойду — мое дело. Да вот хоть к Игорю — пустил я пробный зонд. Лицо хозяина дрогнуло: Игоря он определенно знал, и ему определенно не нравилось, что я связываю Игоря с ним. — Да и кроме Игоря есть к кому. Так что не беспокойся, если, конечно, ты беспокоишься. С квартиры я съеду в срок, и, если будет все хорошо, оставлю ее такой же чистой и опрятной. А шишками и синяками меня разве запугаешь? Я что, трусливый? Так обо мне говорят?
— О тебе говорят, что ты на голову больной. Вижу, правду говорят — но я видел, что спокойствие хозяина — да и хозяина ли? — напускное.
— А больше ничего? Значит, тебя обманули. Подставили. Сказали — инвалид, его чуть тряхнешь, и он твой. А то и трясти не придется. Верно?
Хозяин не ответил, но по лицу ясно было — всё верно, так и сказали.
— И если сейчас в квартире будут три трупа, мне, конечно, придется не сладко. Совсем не сладко. Пусть я чья-то проблема. Упекут меня в тюрьму, в психушку — и проблемы нет. Но твоя-то выгода в чём будет? Убит помешавшимся на войне капитаном, инвалидом по психическому заболеванию. Мне плохо, тебе совсем никак, но кому-то хорошо, разве не так? За твой счет хорошо! О твоих парнях не говорю, они жизни не знают и вряд ли узнают. Расходники. Но ты-то — умный, у тебя-то впереди много чего…
Хозяин думал напряженно. Пот катил по лицу.
— Давай, мы его — начал один из молодцев, но хозяин оборвал его на полуслове — не по-русски.
— Не знаю, о чем ты говоришь, — сказал наконец хозяин. — Ничего плохого я тебе не хотел. Просто попросил. Не хочешь уезжать — как хочешь. Я тебя выгонять не буду — он выделил это «я». — Что мне, месяца жалко, что ли. Ты ж заплатил. Или за тебя заплатили, да? Мы сейчас уйдем. И мы этот месяц тебя беспокоить не будем, — на этот раз он выделил «мы». — А там сам решай, где тебе лучше.
Он поднялся и вышел. Молодцы последовали за ним.
Хозяин говорил искренне. Сейчас, в эту минуту он совершенно не хотел рисковать ни своей жизнью, ни своим здоровьем. Парни у него крепкие, но кто знает, на что способен боевой офицер с психической болезнью? Эпилепсия — это не только пена изо рта и судороги, эпилепсия разная бывает. О берсерках, думаю, и в этом мире знают. Хотя вряд ли сегодняшние визитеры. Но и они жить хотят. Не молодцы, тем жизнь и своя, и чужая — копейка, но старший, хозяин? Мало ли, вдруг у меня выкидной нож в кармане? Нет, лезть на рожон хозяину смысла нет.
Другое дело, что его могут и не спросить. Если он не хозяин, а сержант. Прикажут, и куда тот денется? Возьмёт не пару
