Андрей Дышев - Отходной маневр
— Как здоровье? — спросил я Никулина, когда тот поднял трубку на другом конце провода и громко высморкался вместо приветствия.
— Превосходно, — мрачным голосом прогундосил он. — Стиральная машина сломалась от избытка носовых платков. Вызвал сантехника, так этот подонок забыл закрыть клапан и затопил моих соседей. Вот сейчас сижу и пью с ними водку.
— Ты у нас специалист по оружию, так ведь?
Жаль, что сантехник об этом не знал, когда ко мне шел.
— Мне тут один знакомый коллекционер принес гильзу, — с ходу придумал я. — Малюсенькая, я таких раньше не видел. Можешь определить, к какому оружию она подходит?
— Что, совсем малюсенькая? Как вошь? Размеры скажи.
Пока я бродил по комнате в поисках линейки, прижав трубку к уху, слышал, как Никулин скомандовал кому-то: «Хватит рыдать! Ни хрена с твоими говенными обоями не сделается! Наливай!» Я тщательно измерил гильзу. Высотой она была двенадцать миллиметров, а калибр такой же, как у старого «Калашникова» — семь-шестьдесят пять.
— Возможно, эта гильза от патрона для карманного «Рот-Зауэра», — пояснил Никулин, сочно и громко жуя. — Это довольно старенькая немецкая модель, но иногда встречается у наших бизнесменов, которые любят антиквариат… Только ты не свисти мне про коллекционера. Ведь нашел где-то и уже сломя голову мчишься по следу преступника? Так ведь?
Я ушел от ответа и послал вдогон еще один вопрос:
— А глушитель на него можно пристроить?
— При желании глушитель можно пристроитьдаже на анус, — дал исчерпывающий ответ Никулин. — Как дела в конторе? Смачный поцелуй от меня Ирине!
Я лишь мгновение колебался и решил сказать все начистоту:
— Ирина уволилась. Она нашла себе другую работу.
— Что?! — взревел Никулин и закашлялся. — Ты, чудовище, все-таки извел ее? Вот именно это настоящее преступление, а не та хренотень, которой ты занимаешься!
Он кинул трубку. Я понял, что если дело пойдет так дальше, я потеряю и Никулина. Тяжелые напольные часы пробили девять раз. Одеться надо непривлекательно. Сойдут свободного покроя джинсы и кроссовки, в которых я был вчера. А вот футболку… Я перебирал свой гардероб. Красная не пойдет, в ней меня за три версты будет видно. А вот темно-синяя в самый раз! Правда, палящее солнце нагреет ее как просмоленную бочку для дачного душа… Да, яйцо забыл съесть! Оно уже остыло, скорлупа отрывалась вместе с белком. Ненавижу яйца, которые плохо очищаются! С полным ртом снова взялся за трубку телефона. Для очистки совести надо дослушать милый голосок Ирины. Утро вечера мудренее, может, моя красавица сменила гнев на милость?
— Вот что, Вацура! — — тщательно, выговаривая каждый звук, как логопед на занятии, произнесла Ирина. Дальним фоном отзывался звук падающей воды. Наверное, Ирина находилась в ванной. — Последний раз предупреждаю тебя, что на твои звонки я больше отвечать не буду!
— Я всего лишь хочу тебя предупредить… — начало было я, но вместо Ирины со мной уже общались торжествующие гудки, словно улюлюкающие лягушки.
Я носился по квартире, словно начался пожар. Когда спешишь, торопишься, цель кажется более значимой, и начисто улетучивается нерешительность. Ключи от машины. Документы. Деньги. Много денег, и желательно в твердой валюте. Алиби, будь оно проклято! Дорогой товар.
Уже у дверей я вспомнил про мобильный телефон, смахнул его с полочки, глянул на дисплей. Телефон был отключен — с того момента, как я перегородил «девятке» дорогу у светофора. Включить его или пока не стоит? Я не мог объяснить самому себе, что меня удерживает. С мобильником теперь были связаны не лучшие ассоциации, по нему я разговаривал с человеком, которому оставалось жить считанные минуты. Может, потому маленькая серебристая трубочка, без которой в своей работе я был как без рук, теперь казалась мне предателем?
Этажом ниже F кабину лифта затолкался сосед с двумя бульдогами. От собак тянуло псиной. Один из псов наступил мне лапой на ногу.
— Не бойся, не бойся, — приговаривал сосед и ласково трепал зверя за ухом. Я все прокручивал в уме последнюю фразу Ирины. Слава Богу, она жива, невредима и, кажется, озабочена только моим ненавистным звонком.
Двери лифта распахнулись, первый пес рванул к выходу, к своей любимой ступеньке у подъезда, на которой даже в самые жаркие летние месяцы не просыхала желтая лужица. А второй бульдог вдруг повел себя странно. Он повернулся ко мне, опустил свою сочную морду, напоминающую раскисший от дождей перезрелый гриб, ткнулся в мои кроссовки и утробно зарычал.
— Фу, Грэй! Фу! — забеспокоился хозяин, вывалился из кабины и с силой потянул поводок.
Пес сопротивлялся, но соседу все-таки удалось отволочь его на улицу. Интересно, чем бульдогу не понравились мои кроссовки? Я вырулил на улицу Кирова, встал за троллейбусом и неторопливо покатил за ним в центр. Салон моей машины сейчас почему-то напоминал место проведения какой-то гнусной акции — то ли камеру пыток, то ли газовую камеру. События вчерашней ночи, тем не менее, казались необыкновенно далекими и даже нереальными, словно я в изрядном подпитии смотрел жестокий фильм, а сейчас многие эпизоды почти стерлись из памяти… Проехал под канатной дорогой. Из подвесной люльки кто-то кинул вниз пустую пивную бутылку. Хорошо, над дорогой натянули сетку и бутылка не разбила мне ветровое стекло.
На пересечении с Киевской я мельком глянул на злополучный светофор. Почему всегда кажется, что место преступления, даже если там не было никаких следов, отмечено черной печатью? Перекресток как перекресток, в городе таких десятки, но мне увиделись на нем машина-призрак с покойником за рулем и следы крови на разогретом асфальте, и вот уже прохожие искоса, чтобы не выдать злорадства, поглядывают на меня, лица их злобные и мстительные: «А, убийца едет! Не выдержал, вернулся на место преступления? Все так делают, и Родион Раскольников так делал…»
Перед поворотом на Тувинскую я сбавил скорость настолько, что идущие в том же направлении пешеходы стали меня обгонять. Свернуть или нет? Руки сами стали крутить руль влево. Чем ближе я подкатывал к тупику с мусорными баками, тем сильнее холодело внутри. А что, собственно, я хочу увидеть? Толпу милиционеров, окруживших «девятку», экспертов, машину «Скорой», носилки с телом Вергелиса, накрытым простыней? Когда впереди показались мусорные баки, я даже дышать перестал. Остановился, испугав добрый десяток разношерстных котов, которые копались в мусоре наравне с двумя бомжами. Развернулся в два приема, чтобы не задеть строй пустых бутылок, бережно выставленных у бордюра, и покатил в обратную сторону. «Девятки» не было. И вообще ничего не было, что бы напоминало вчерашние события. Не перепутал ли я улицу? Нет, не перепутал — Гувин-ская. Хотя ночью все здесь казалось иным, более масштабным и мрачным. Быстро, однако, сработала милиция!
Напротив того места, где я оставил «девятку», толкались, размахивали руками и очень звонко кричали мальчишки. Один был высокий и худой, второй чуть пониже, третий — совсем мелкий, как пенек. Мальчишки напоминали трубы церковного органа в момент исполнения мажорной фуги. Высокий периодически отвешивал подзатыльники среднему, а средний, в свою очередь, пинал по тощему заду самого маленького. Зато маленький громче всех кричал:
— Да ты че? С дуба рухнул? У него на затылке была рана! Его монтировкой долбанули!
— Вот козел! — пытался перекричать оппонента высокий мальчик. — Если не видел, так молчи! У него все лицо было в крови, он в лобовое стекло впечатался!
— В него из пистолета пальнули! — яростно перекрикивал обоих сразу средний мальчик. — Мне Сашка из восьмого дома сказал! У него в милиции братан работает, он все знает!
— Да молчите, бараны! — с высоты своего роста вещал самый длинный и в качестве дополнительных аргументов принялся раздавать оплеухи.
Я прибавил скорости. Наверняка нашлись свидетели, которые видели, что «девятку» приволокла сюда на буксире легковая машина. Номер в темноте вряд ли кто разглядел, но вот модель и цвет могли запомнить. Не исключено, что мой зеленый «Опель» уже в розыске.
На улицу Руданского въезд был закрыт «кирпичом», и я свернул к морвокзалу, чтобы оттуда попасть в начало Свердлова. Теперь я снова не мог думать ни о чем другом, как об убийстве водителя. Что делал и как себя вел Вергелис до того, как я перегородил ему дорогу на светофоре, я мог представить более или менее ясно. Но что произошло потом? К нему в салон ворвался злоумышленник и выстрелил в затылок? Интересно, откуда убийца мог знать, что именно в эту минуту, именно на этом светофоре я перекрою «девятке» дорогу? Нет, это шито белыми нитками. Преступник находился в машине еще задолго до того, как «девятка» встала на светофоре. Улица Свердлова. Я сбросил скорость, глядя на нумерацию домов… Значит, преступник подсел в машину к Вергелису вовсе не на светофоре. Вергелис громко разговаривал со мной, требовал, угрожал убийством, а человек, сидящий на заднем сиденье, разумеется, все слышал. И Вергелис не мог не знать, что пассажир все слышит. Значит ли это, что водитель не просто доверял пассажиру, а эти два человека — убийца и его жертва — были единомышленниками? Кстати, а почему я не нашел в салоне «девятки» черных очков, о которых упоминала девушка в красной юбке? Может, они упали водителю под ноги?