Алистер Маклин - «Ураган» с острова Наварон
Мэллори мягко заметил: — До сих пор Андреа весьма неплохо справлялся с обязанностями носильщика, сэр.
— Они сомневаются, — обратился к Рейнольдсу Йенсен. — Покажите им, что вы сможете пригодиться.
Рейнольдс подумал, затем нагнулся, поднял тяжелую латунную кочергу и попытался согнуть ее. Согнуть оказалось непросто. Лицо Рейнольдса побагровело, на лбу и на шее вздулись вены, щеки от напряжения задрожали, однако кочерга медленно и неотвратимо принимала очертание буквы «U». Рейнольдс извиняюще улыбнулся и передал кочергу Андреа.Тот взял ее не охотно. Затем Андреа напрягся, костяшки пальцев побелели, однако кочерга осталась в прежнем положении. Андреа поднял на Рейнольдса задумчивый взгляд и тихо положил кочергу на пол.
— Теперь понятно, что я имею в виду? — продолжал Йенсен. — Устал. Или, например, сержант Гроувз. Только что из Лондона через Ближний Восток. Бывший штурман ВВС, дока по части диверсий, взрывных устройств и электротехники. Что же касается мин-сюрпризов, ловушек, бомб замедленнго действия и подслушиавющих микрофонов, то Гроувз — настоящий миноискатель во плоти. Или сержант Сондерс — радист высшего класса.
Миллер обратился к Мэллори с угрюмым видом: — А ты, выходит, старый беззубый лев, ни кому уже не нужный.
— Не говорите ерунды, капрал! — Йенсен повысил голос. — Шесть — идеальное число. У вас будут дублеры по всем параметрам, и дублеры толковые. Они будут незаменимы. Чтобы успокоить ваше самолюбие, добавлю: по первоначальнму замыслу, их отобрали не для помощи вам, а в качестве резервной группы на случай, если вы… э-э… ну…
— Понимаю. — Голос Мэллори звучал явно неуверенно.
— Значит договорились?
— Не совсем, — сказал Мэллори. — Кто будет руководить операцией?
— Вы, конечно,— с неподдельным удивлением ответил Йенсен.
— Так, — заговорил Мэллори негромким спокойным голосом. — Как я понял, сегодня обучение, особенно морских командос, делает акцент на инициативу, уверенность в своих силах, независимость в суждениях и поступках. Прекрасно — если они действуют сами по себе. — Он улыбнулся недоброй улыбкой. — Однако отныне я требую незамедлительного, беспрекословного и точного выполнения приказов. Моих приказов. Мгновенного и полного.
— А если нет? — Спросил Рейнольдс.
— Излишний вопрос, сержант. Вам известны законы военного времени и меры наказания за неподчинение приказу в боевых условиях.
— Это относится и к вашим друзьям?
— Нет.
Рейнольдс повернулся к Йенсену. — Не думаю, что это мне нравится, сэр.
Мэллори устало опустился на стул и, кивнув на Рейнольдса, сказал: — Замените его.
— Что? — Йенсен не поверил собственным ушам.
— Я сказал, замените его. Мы еще не вышли из комнаты, а он уже оспаривает мои полномочия. Что же будет в бою? Он опасен. Я предпочел бы взять с собой тикающую бомбу с часовым механизмом.
— Послушайте, Мэллори…
— Замените его или замените меня.
— И меня, — тихо подхватил Андреа.
— И меня, — добавил Миллер.
В комнате наступила наряженная тишина. Через минуту Рейнольдс подошел к сидящему Мэллори.
— Сэр.
Мэллори холодно посмотрел на него.
— Простите, — продолжал Рейнольдс. — Я переступил границу. Подобное больше не повторится. Я хочу пойти на это дело, сэр.
Мэллори оглянулся на Андреа и Миллера. Лицо Миллера выражало лишь изумление, с которым он воспринял безрассудную готовность и желание Рейнольдса участвовать в операции. Андреа, бесстрастный как обычно, еле заметно кивнул. Мэллори улыбнулся и сказал: — Говоря словами капитана Йенсена, я уверен, что вы принесете большую пользу.
— Ну вот и все. — Йенсен сделал вид, будто ничего не случилось. — Теперь самое главное — сон. Но сначала еще пара минут — рапорт по Наварону. — Он посмотрел на троих сержантов. — Конфиденциально.
— Да, сэр, — сказал Рейнольдс. — Разрешите отправиться на летное поле проверить схему полета, метеоусловия, парашюты и снаряжение.
Йенсен ответил кивком головы. Когда двойная дверь за сержантами закрылась, Йенсен подошел к боковой двери и, открыв ее, позвал — Входите, генерал.
В комнату вошел человек, очень высокий и очень усталый. Ему было около тридцати пяти, но выглядел он гораздо старше. Многие годы борьбы за выживание и сопряженные с этим заботы и лишения обильно посеребрили некогда черную бороду и оставили на смуглом, загорелом лице, глубокие морщины — свидетельство физических и духовных переживаний. Черные сверкающие, гипнотизирующие глаза человека,фанатически преданного некоему, пока еще не осуществленному идеалу. Он был в форме офицера британской армии без знаков различия и орденских планок.
— Джентльмены, сказал Йенсен, — разрешите представить генерала Вукаловича. Заместитель командующего партизанскими силами в Боснии и Герцоговине.Он прибыл вчера самолетом британских ВВС. Здесь генерал находится под видом врача, прибывшего за пополнением запаса медикаментов. Его настоящая личность известна только вам. Генерал, вот ваши люди.
Вукалович с непроницаемым лицом внимательно осмотрел каждого в отдельности. — Эти люди устали, капитан Йенсен. Так много зависит… слишком устали, чтобы сделать то, что предстоит.
— И он прав, с горячностью отозвался Миллер.
— Думается, у них остались кое-какие резервы, — мягко возразил Йенсен. Дорога от Наварона долгая. Итак…
— Наврон? — перебил его Вукалович. — Это… это те самые, кто…
— На вид не скажешь, согласен.
— Кажется, я был не прав.
— Нет, генерал, — произнес Миллер, — наши силы действительно на исходе. Мы совершенно…
— Позвольте мне вас прервать? — язвительно сказал Йенсен. — Капитан Мэллори! Генерал — единственный человек в Боснии, за исключением еще двоих, которому известно, кто вы и чем занимаетесь. Что касается двух других, то генерал вправе сам решить, раскрывать их личности или нет. Генерал Вукалович будет сопровождать вас в Югославию, но полетит другим самолетом.
— Почему? — спросил Мэллори.
— Потому что его самолет вернется. А ваш — нет.
— А! — сказал Мэллори. В наступившей тишине он, Андреа и Миллер быстро осознали скрытый смысл слов Йенсена. Андреа в задумчивости подкинул пару поленьев в гаснувший огонь и огляделся, ища кочергу, но единственная кочерга была недавно согнута Рейнольдсом. Андреа нагнулся и поднял ее. С рассеянным видом, безо всяких усилий, он выпрямил кочергу, поворошил угли и положил на пол. Вакулович пристально следил за его действиями.
Йенсен продолжал: — Ваш самолет, капитан Мэллори, не вернется, поскольку в целях достоверности его ликвидируют.
— И нас тоже? — поинтересовался Миллер.
— Вряд ли с вас будет большой толк, капрал Миллер, если вы не сможите передвигаться по земле. Там, куда вас направляют, самолету не сесть: вы выпрыгиваете — и самолет терпит крушение.
— Звучит очень достоверно, — пробормотал Миллер.
Йенсен игнорировал его реплику. — Реальности тотальной войны невероятно суровы. Вот почему я отослал этих троих юнцов — я не хочу охлаждать их пыл.
— Мой уже покрылся инеем, — скорбно заметил Миллер.
— Помолчите. Итак, было бы прекрасно, если бы вы смогли установить, почему девяносто процентов наших поставок оказывается в руках немцев; прекрасно, если вы сможете установить местонахождение руководителей наших групп, попавших в плен, и освободить их. Прекрасно но не важно. Эти поставки и эти агенты в военном отношении восполнимы. А вот чем нельзя пожертвовать, так это семью тысячами солдат под командыванием генерала Вуколовича, семью тысячами солдат, оказавшихся в ловушке в местечке под названием Зе́ницкий Капкан, семью тысячами голодных людей, оставшихся почти без боеприпасов, семью тысячами людей без будущего.
— Мы можем помочь им? — с сомнением спрсил Андреа. — Вшестером?
— Не знаю, — искренне ответил Йенсен.
— Но у вас есть план?
— Пока нет. Как такового нет. Кое-какие наметки, не более того. — Йенсен устало потер лоб. — Я сам прибвл из Александрии всего шесть часов назад. — Он подумал и затем пожал плечами. — К ночи, может, и прояснится, кто знает. Несколько часов сна могут преобразить всех нас. Но сперва рапорт о Навароне. Вам, джентльмены, не имеет смысла присутствовать — дальше по коридору есть спальные помещения. Полагаю, капитан Мэллори сможет рассказать всё, что мне нужно знать.
Мэллори переждал, пока за Андреа, Миллером и Вуколовичем закрылась дверь, и сказал: — С чего начать рапорт, сэр?
— Какой рапорт?
— О Навароне, конечно.
— К дьяволу Наварон. Это дело прошлое.— он взял указку, подошел к стене и снял одну за другой две карты. — Приступим.
— У вас... у вас есть план,— осторожно заметил Мэллори.
— Разумеется, у меня есть план,— холодно ответил Йенсен и постучал указкой по карте — В десяти милях к северу от этого места. Линия Густава. Пересекает Италию вдоль рек Сангро и Лири. Здесь у немцев возведены самые мощные оборонительные укрепления за всю историю современных войн, Вон Монте-Касино — наши лучшие дивизии потерпели тут поражение, некоторые из них полное. А это — береговой плацдарм в Анцио. Пятьдесят тысяч американцев сражаются не на жизнь, а на смерть. Уже целых пять месяцев мы пытаемся пробить брешь в линии Густава и на подходах к Анцио. Наши потери в личном составе и оружии — неисчислимы, а продвижения — ни на дюйм.
