Александр Звягинцев - Скиф
Я не вернулся во дворец, а пошел куда глаза глядят. Шел, пока не перестал узнавать местность. Несколько дней не ел, не пил, а потом упал где-то на дороге и потерял сознание. Когда очнулся, то увидел, что моего хорошего платья на мне нет, а лежит рядом со мной какое-то рубище, оставленное мне вором из сострадания.
И тогда я обрадовался. Я понял, что Аллах наконец-то разглядел меня со своей вершины и полюбил. И я надел это рубище и пошел дальше, пока не очутился в местах, где не ступала нога человека.
И вот, прожив долгую жизнь, я скажу тебе: о дочь Адама! Где Адам, отец людей? Где Нух и его потомство? Где цари Хасро и Кеса? Где цари Китая, люди гнева и мощи? Где цари Хинда и Ирака? Где цари царей — фараоны? Где амалекитяне, где великаны? Где строитель Иерусалимского храма и то, что он воздвигнул? Где Навуходоносор, который был горд и заносчив? Свободны стали от них земли, и покинули они семьи и родных. Где цари правоверных и неверных? Все они умерли и превратились в тлен. Где господа, обладатели сана? Поразила их, клянусь Аллахом, Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний, Опустошительница населенных жилищ, и перенесла их из просторных дворцов в темницы могил. Где Кир и Александр, покорители Вселенной от Нила до Ганга? Где Дарий, где Ксеркс? Срезал их Срезающий жизнь и освободил от них землю. Где населявшие Исфаган и земли Хорасанские? Позвал их вестник гибели, и они ответили ему. Воззвал к ним глашатай уничтожения, и воскликнули они: «Мы здесь!» Не помогло им то, что они построили, и не защитило их то, что они воздвигли. Будь же бдительна, о чужеземка, и готовься к отъезду и расчету, ибо жизнь — лишь суета и коварная обманщица, обитель гибели и соблазна. И только об одном в этой жизни жалею я и вспоминаю, покуда жив, — о слезах моей бедной матери…
Старик замолчал, перестал аккомпанировать себе на сазе и закрыл глаза. Ольга достала из сумочки несколько афгани и положила в жестяную коробку из-под чая, стоявшую перед стариком.
Скиф не стал спрашивать жену о том, что она услышала, но Василек, верный своему характеру, не вытерпел:
— Что рассказывал тебе этот древний старец? Ты его слушала, как маму не слушают.
— То была сказка-притча! — ответила Ольга.
— Ребята, а не поесть ли нам? Скиф, зайдем в харчевню! Ты плов из мелкой вермишели ела когда-нибудь? — спросил он у Ольги.
— Нет, — обрадовалась Ольга возможности похода по злачным местам. — Но хочу.
— Запрещено, — отрезал Скиф. — Отравить могут.
— Это смотря где, — не сдавался Василек. — Я знаю местечко, где безопасность гарантирована. Хабиб — не Хабибулла.
— Все они улыбаются в лицо, а ночью стреляют.
— Игорь! — умоляюще посмотрела на мужа Ольга.
И он махнул рукой:
— Бог не выдаст, свинья не съест.
Когда вооруженные шурави вместе с женщиной вошли в харчевню, обедавшие в это время дуканщики, торговцы, дехкане короткими возгласами выразили свое недовольство. Некоторые тут же встали и ушли, бросая негодующие взгляды на вошедших. Хозяин харчевни Хабиб усадил их, быстро расставил на столе железные миски, плоскую тарелку с горкой пресных лепешек, испеченных в тандыре, положил ложки и вилки.
— Приятного аппетита во имя Аллаха! — пожелал он гостям.
— А руки помыть? — спросила Ольга.
Хабиб принес кувшин с водой, тазик и полотенце. Не скрывая удивления от такой просьбы, он полил на руки гостям воды.
Слуга Хабиба внес большое блюдо с пловом из мелкой вермишели с мясом и изюмом.
— Поливай плов мясным соусом вот из этих жестяных блюдечек. И ешь с лепешкой. Они здесь всегда свежие, — сказал Ольге Василек.
Плов исчез буквально за пять минут.
А Хабиб уже нес на подносе стаканы-армуды и чеканные заварные чайнички — каждому отдельно. И чай в них был не какой-нибудь местный, а лучших индийских сортов.
Раздался голос муэдзина, напоминавшего правоверным о том, что настал час молитвы. Верующие прервали обед, сняли обувь и, расположившись на молитвенных ковриках, пали ниц, лицом к востоку, совершая намаз.
После намаза Хабиб вернулся к гостям.
— Хабиб, сколько раз в день полагается делать намаз? — спросил Василек.
— Пять раз, — почтительно склонился Хабиб перед офицером.
— А что, все афганцы делают намаз? — поинтересовалась Ольга.
— Все хорошие мусульмане делают намаз.
— И женщины? Я не видела, чтобы женщина молилась. А на базаре я вообще ни одной не встретила.
— Женщины тоже молятся, но они это делают дома. Ведь при намазе надо обнажать ступни ног и кисти рук и, конечно, открыть лицо. А им это можно только дома.
— А дети? — не унималась Ольга.
— И дети тоже, — с удовольствием отвечал Хабиб. Было видно, что вопросы и интерес Ольги ему приятны.
— А в школах молятся?
— В некоторых, — уклончиво ответил Хабиб.
— А что, Хабиб, — вмешался Василек, — хороший мусульманин обязательно должен побывать в Мекке?
— Да, но Мекка далеко, — вздохнул Хабиб. — Надо много денег, только очень богатый может совершить хадж.
— Туда пешком идут? — удивился Скиф.
— Теперь самолетом. Нужно иметь много тысяч афгани, — тяжело вздохнул Хабиб. — Это очень дорого.
— Почему же не все правоверные хорошие? — спросила Ольга.
— Хороший мусульманин тот, который намаз всегда делает, водки не пьет, на женщин не смотрит. Потом, когда он умрет, у него будет все — много водки, много женщин и пищи. А если он теперь плохой мусульманин, потом ничего не будет. Аллах лишит его всего. Среди афганцев есть нехорошие.
И он, строго посмотрев на вернувшихся за стол соотечественников, специально для них последнее предложение произнес на дари: Афгани фигляр нафаар хуб нист.
— А вот русские намаз не делают, — не унимался Василек. — Немусульмане, они хорошие?
— Кто не мусульманин, тот нехороший! — отрезал Хабиб и, подумав, добавил: — Сейчас хорошие. — И беспощадно закончил: — Но потом, там, им плохо будет.
Он собрал на поднос грязную посуду и величаво удалился.
— Мы обречены, — усмехнулся Скиф. — В будущем.
— А свое будущее мы можем узнать, — загорелся Василек. — Я знаю одного колдуна…
— Ты что? — Скиф покрутил пальцем у виска. — Советский офицер, коммунист…
— Игорек! — взмолилась Ольга. Скиф покорно махнул рукой.
Выпив чаю с засахаренными фисташками, которые бесплатно принес к чаю Хабиб, они направились к колдуну. По дороге Ольга увидела в одном из дуканов тот самый американский нож, стреляющий лезвиями, о котором упомянул Скиф, и выложила за него все деньги, которые у нее были. Скиф даже ахнул, когда она протянула ему нож со словами:
— Надеюсь, что ты будешь вспоминать обо мне не только тогда, когда тебе понадобится этот нож.
— Когда мне понадобится нож, — нежно поцеловал жену Скиф, — я буду думать лишь о том, как убить вооруженного бандита. Если в эту минуту я буду думать о тебе, то ты меня больше не увидишь!
— Тогда думай обо мне, когда повергнешь врага, — милостиво разрешила Ольга.
Василек привел супругов к небольшой хибаре нищенского вида. Однако внутреннее ее убранство поражало: вся она была в коврах, причем не в грубых афганских, а в дорогих — иранских.
На мягких подушках сидел прорицатель, одетый в блестящее черное одеяние, переливающееся при свете масляных светильников, оставлявших комнату в таинственном полумраке.
Перед прорицателем на ковре стоял огромный медный поднос, на котором ровным слоем был насыпан мелкий речной песок. Рядом с колдуном красовался золотой стаканчик для игры в кости, заполненный отполированными бараньими костяшками-бабками. Скиф видел такие на Кавказе, мальчишки называли их «альчиками» и играли в них с утра до ночи.
При виде посетителей прорицатель поджег какую-то травяную смесь. Синий дымок постепенно стал заполнять комнату. В смеси, несомненно, присутствовал опийный мак.
Взяв золотой стаканчик с бабками, прорицатель бросил их на песок и длинными тонкими пальцами стал водить по песку, рисуя какие-то линии между упавшими «альчиками». При этом он быстро говорил на каком-то тарабарском языке — ни Ольга, ни Скиф, ни Василек его совершенно не понимали.
Внезапно прорицатель быстро собрал все костяшки и заговорил на довольно приличном русском, пристально глядя на Скифа:
— Судьба готовит тебе испытание. Жизнь повернулась к тебе неожиданной стороной. Ты не узнаёшь привычных вещей, не понимаешь, где земля и где небо, где день и где ночь, где зло и где добро, где истина и где ложь. Тебе кажется, что мир перевернулся, и один ты стоишь по-прежнему, как стоял. Не торопись с поспешными решениями, ибо боги посвятили тебя в мистическую суть вещей и событий. Постигай, а для постижения нужны время и отдых. Сохраняй ясность ума и жди!
«Ничего себе! — подумал Скиф. — Что же дальше будет?!»
