Лев Пучков - Триумфатор
– Не со зла, – объяснил любитель бить под дых, сооружая на моих запястьях какие-то мудреные узлы. – Сам виноват – прыткий больно.
– Да че ты перед ментом рассыпаешься? – прошепелявил я. – Со зла, не со зла – мне какая разница?
– Разница есть, – вмешался очкарь. – Мы к тебе ничего не имеем. Если ты заметил – относимся нормально, можно даже сказать – с уважением.
– Ага, с уважением…
– Не, ну ты сам косяка упорол – чего бросился-то?! Веди себя прилично – и до грузин доживешь в полном порядке.
– До грузин?
– До них самых. Вот грузины будут тебя мордовать на полную катушку. Сразу ведь не завалят, будут медленно распускать на фарш. Так что ты не рыпайся, отдыхай, силы береги. Они тебе понадобятся.
– А что-то мне не хочется к грузинам, – признался я. – У меня к вам предложение. Если вы в натуре ко мне ничего не имеете – развяжите и на минуту отвернитесь.
– О как! А ты нам – что?
– А я вам – жизнь. Отпустите меня и останетесь в живых.
– Хых! – почти синхронно сверкнули фиксами «атлеты».
– А ты точно пацан в духе, – очкарь криво ухмыльнулся. – Знаешь, что сдохнешь через несколько часов – причем без вариантов, а все прикалываешься.
– А хотелось бы, чтобы рыдал и на коленях ползал?
– Ни хрена не хотелось бы, – буркнул очкарь. – Сиди спокойно, и никаких запуток с нами у тебя не будет…
Стоять на часах в первую смену выпало «незлобивому» молотобойцу. Вернее, не стоять, а сидеть, и вовсе даже не на часах, а на совершенно новом диване, затянутом в целлофановый чехол. Не иначе, какой-то мебельный магазин обнесли.
Для меня ничего приличного поблизости не нашлось, диван находился далековато, так что расположиться пришлось прямо на земляном полу.
Немного посидел, осмотрелся, попривык…
Оценка диспозиции бодрости не прибавила. До дивана далеко, пока добегу, страж успеет два раза зевнуть и потянуться, так что о внезапном нападении говорить не приходится. Да и спинка тяжелая, наверное, в пару пудов – особо не разбежишься. Завязали в три звена: кольцо вокруг запястья в три тура – отрезок сантиметров в десять – узел на дужке. Получилось не хуже наручников: и руки не затекают, и узел не ослабишь раскачиванием, как если бы примотали прямо к железяке.
Примерно через полчаса сидения на земле я остыл, продрог и в полной мере насладился результатом недавнего покушения (вернее – укушения): щеку разнесло как футбольный мяч, а боль была такая, словно за ухо вогнали толстую тупую спицу, острие которой пронзило челюсть насквозь и вышло из подбородка.
Брр… Мне бы «анестезии» сейчас – граммов двести, а то и два раза по столько.
Не знаю, на какие безрассудства меня подвигла бы эта тупая ноющая боль, побудь я с ней тет-а-тет еще с полчаса, но довольно скоро приперся очкарь и сделал предложение.
– Хозяин велел написать докладную. -???!
– Ну, чем там в Черном Яре ваш отдел занимается. Типа доклада. Подробно, со всеми деталями – че по чем, короче. Он будет часа через три, времени полно, так что – давай.
– Ты ничего не путаешь? – опухшей фистулой уточнил я. – У меня хозяев нету. Я вольный. Твой хозяин – ты и пиши. С какого это перепуга я вам должен что-то…
– Мы тебе дадим одеться, вмазать и пожрать, – заговорщицки подмигнул очкарь. – А не будешь писать – тоже дадим. Сам угадаешь – чего или подсказать?
– А кто-то давеча сказал: сиди смирно, и никаких проблем не будет. Да еще чего-то там насчет уважения. Было, нет?
– Ну сказал, и что?
– Сижу смирно, писать ничего не собираюсь – проблемы. За слова отвечаешь?
– Ну, знаешь… – очкарь недовольно насупился. – Ты меня на понятия не сади, понял?! Хозяин сказал – докладную, и баста! Так что выбирай: шмотки – хавчик – водяра или мешок зипдюлей с довеском.
– С детства не люблю таскать тяжести.
– Это ты к чему?
– Это насчет мешка.
– Хе-хе… Ну вот, сразу бы так!
Меня отвязали и дали одеться.
Потом притащили тумбочку и табурет с номерами (неужто соседскую в/ч обнесли?!), стопку дешевой серой бумаги и древнюю шариковую ручку за десять копеек.
Затем меня принайтовили обратно, но всего лишь за левую руку, налили стакан водки и дали колбасы с хлебом.
От яств я отказался:
– А че-то зубы слегка приболели. Кариес, видать, расшалился…
– Гы-гы!
А водку с удовольствием нахлобучил. И, с грехом пополам состроив протокольную рожу (с раздувшейся щекой это непросто), потребовал:
– Пусть никто не смотрит, чего пишу.
– Ну ты совсем оборзел, ментяра!
– Там будет кое-что конфиденциальное про Прохора и других воров.
– Конфиденциальное?
– Ну, короче, такое, что посторонним знать не следует.
– Это кто – посторонний?!
– Да мало ли… В общем, не думаю, что Прохор обрадуется, когда узнает, что вы это читали. Более того, ему, может быть, после этого придется вас – того… Гхм…
– Да ладно гнать-то!
– Я не шучу. Не веришь – наведи справки, чем занимается наш отдел…
Очкарь долго и внимательно смотрел на меня – видимо, пытался определить, гон это или незамысловатая действительность. Определил или нет, я так и не понял, но вид у него был растерянный и даже самую малость подопущенный.
– Ну еп… Короче, ладно. Пиши, никто смотреть не будет…
Оделся, согрелся, сел по-человечьи, «анестезия подействовала» – и сразу полегчало.
Немного поразмышляв, начал писать разную дрянь из серии: «…наш отдел в Черном Яре под предлогом борьбы с незаконным оборотом наркотиков занимается планированием, подготовкой и исполнением ликвидаций воров и криминальных авторитетов…». Уж коль скоро взяли меня в качестве истребителя воров – ну так и получите фактуру в рамках заявленной темы.
Конвоир мой поначалу наблюдал, как я пишу, но скоро привык к монотонному подрагиванию колпачка дрянной ручки и стал дремать.
Однако особо обольщаться на этот счет не стоило: бывалый урка дремал как на «сборке», где ему предстояло торчать несколько часов в компании незнакомых «коллег». Стоило мне изменить положение корпуса или просто перестать двигать правой рукой – он тотчас вскидывал голову и обращал ко мне свой взыскательный взор.
– Че не пишешь?
– Думаю.
– А че думаешь?
– Думаю, как бы не написать чего лишнего.
– А тебе щас не все равно?
– Мне – да. Но после меня люди останутся. Им жить.
– Ну-ну…
Минут за пятнадцать удалось открутить три шарика с четвертой и третьей от моей «коновязи» спинок. Дальше «узда» не пускала – по-хорошему, надо бы откручивать с самой дальней, у стены, меньше шансов, что заметят.
Ввиду чуткой дремы моего конвоира перегнать железяки из руки в руку и далее в карман не получилось – оставил на резьбе, закрутив обратно на пару оборотов. Затем быстро накатал три воззвания, сунул под стопку бумаги и стал ожидать, когда стражу приспичит подставить лицо соленому ветру. Несложные подсчеты указывали, что это могло произойти в самое ближайшее время: мне, например, хотелось еще у милицейского крыльца, да как-то недосуг было – сначала кусал кое-кого, потом бодался с чужими ботинками.
Характерной разминки перед генеральным позывом (дерганье коленями и сопутствующие гримасы) не было. Просто наступил такой момент, когда мой конвоир – человек суровый и решительный, встал с дивана и стремительно направился к двери.
– Сиди спокойно, я щас…
Ага, вот оно!
– Эй, малой, поди-ка сюда.
На зов тотчас же кто-то явился – очевидно, один из пацанов, что давеча таскали холодильник.
– Присмотри за ментом, я отойду на секунду.
– А че делать надо?
– Делать как раз ничего не надо. Посиди на диване, я быстро.
– Мне в сарай нельзя.
– С чего это вдруг?
– Афанас запретил без него заходить. Боится, что скрысятничаем че-нибудь.
– Да брось ты! Если что, скажешь – я попросил.
– Если что – он и спрашивать не будет, сразу ж… на барабан. Так что извини…
– Ну мля… Ну тогда хоть у двери постой!
– А че делать?
– Да ниче! Просто присмотри. Если попробует выйти – шумнешь.
– Лады…
Спасибо, Афанас! На Страшном суде тебе это обязательно зачтется. Посадили меня у фронтальной стены, дверь до конца не закрывается – холодильник мешает, чтобы осмотреться, нужно обязательно зайти внутрь – хотя бы на шаг.
Конвоир и в самом деле отсутствовал не более двух минут. За это время я успел снять шарики (пацан так и не заглянул ни разу), обернуть их воззваниями и рассовать по карманам брюк – каждый по отдельности.
Хорошо, что я предпочитаю свободные штаны, – в данной ситуации это здорово выручило. Впрочем, это, скорее, закономерность, нежели счастливое совпадение: не помню ни одного опера, который таскал бы брюки в обтяжку. Просто специфика работы как-то не располагает ко всякого рода модным изыскам.
По возвращении стража я выждал минут десять и напомнил о том, что жив и ничто человеческое мне не чуждо.
Особого энтузиазма моя просьба не вызвала, но возмущаться и чинить препятствия страж не стал. Немного поразмыслив, он достал мобильный и позвонил:
