Иван Стрельцов - Полоса препятствий
Едва морские пехотинцы вышли за окраину населенного пункта, как с противоположной стороны раздались хлопки минометных выстрелов.
Вялотекущий обстрел велся несколько часов, чеченские минометчики время от времени меняли наводку, то обрабатывали позиции морских пехотинцев, го переносили огонь в глубь обороны, обстреливая населенный пункт. В кишлаке периодически вспыхивали пожары, но их тушили силами местного населения.
Сепаратисты, методично долбя из минометов, при этом не торопились выбираться наружу, чтобы идти на очередной штурм.
Минометный обстрел прекратился, едва оранжево-желтое солнце коснулось вершин гор. То ли у чеченцев закончились боеприпасы, то ли наступило время вечернего намаза.
Получив передышку, морские пехотинцы стали вытаскивать из окопов убитых и раненых. Покойников штабелями укладывали в одном из погребов, раненых тащили в сельсовет, откуда их при первой возможности вывезут в тыл.
Командир роты майор Пивоваров в сопровождении председателя сельсовета, немолодого горца в высокой каракулевой папахе и старом пиджаке, к лацкану которого был привинчен орден Трудового Красного Знамени, обходил взводы. За стариком неотрывно шествовал его младший сын, смуглолицый юноша, вооруженный громоздкой промысловой винтовкой «Медведь» с допотопным оптическим прицелом.
Последними на пути майора оказались разведчики, приданные роте.
— Ну, как дела? — спросил он у Николая Федорова.
— Как сажа бела, — пряча окурок в ладонь, недовольно ответил старший сержант. — Во время атаки ни одного человека не потеряли, даже никого не зацепило. А в обороне миной как шандарахнули — Марусича ранило, Костяникова оглушило, у Клинтона рацию осколками в решето. У самого шум в голове, будто после недельного запоя.
Ротный тихо заговорил:
— Вот и я решил с тобой поговорить об этих «самоварах»[5]. Судя по интенсивности огня, минометов у них не больше пары, но калибр сто двадцать миллиметров. Могут нам еще немало горя принести.
— Сто пудов, — докуривая сигарету, согласился с майором Дядя Федор.
— Тем более что штаб приказал держаться, рассчитывая на собственные силы, хотя бы сутки. На других участках положение не лучше нашего, — продолжал ротный. — С другой стороны, «самовар» вещь капризная, где попало не установишь, нужна ровная площадка. Вот Карим Мусаевич говорит, здесь такая площадка одна. — Ротный указал на северо-восток, потом взглянул на возвышающуюся над морскими пехотинцами остроконечную гору, за которой недавно скрылось солнце. — Высота «семь-пятнадцать», в простонародье Пирамида, мы под ней как киты на мелководье. «Чехи» прут вперед, поэтому не сообразили о ее стратегическом значении.
Но, они ребята неглупые и быстро сообразят, что к чему. А стоит на вершине установить парочку пулеметов, мы вообще головы из окопов высунуть не можем. Бери голыми руками.
Старший сержант Федоров сразу сообразил, к чему клонит майор.
— В общем, выпал нам в этом раскладе бубновый интерес. Взобраться на эту «сопку Маньчжурии» и щемить «чеховские» «самовары». Правильно я понял, командир?
— Правильно, — кивнул майор. — Вы только оттяните на себя часть «духов», а потом уж мы вам подсобим. А для того, чтобы в горах не блукать, дам в дорогу опытного проводника. — Ротный указал кивком головы на смуглолицего юношу с «Медведем». — Руслан знает горы, как свой дом.
— Не нужен нам проводник, — хотел было отказаться Дядя Федор, но майор был неумолим.
— Нужен. Времени на ночную прогулку у вас нет. По кратчайшему пути выйти к горе, взобраться на нее и надежно закрепиться, потому что на следующий день «духи» очень сильно будут стараться оттуда вас выбить. Это ясно?
— Ясно, — негромко ответил старший сержант.
— Поэтому до темноты готовьтесь — в сопровождении орденоносного старца ротный направился к выходу.
Разведчики наскоро перекусили консервами из сухого пайка и стали собираться. Гранат и патронов было в достатке, поэтому паковались по полной программе.
— Раньше на такие задания посылали добровольцев, — укладывая в брезентовые ячейки серебристые заряды к подствольному гранатомету, недовольно ворчал Дядя Федор. — А теперь, видно, не до жиру, если в приказном порядке посылают.
Вечерние сумерки быстро сгущались, из бледно-сиреневых стали мрачно-серыми. На небе вспыхнули слабым светом первые звезды, от скал ощутимо потянуло прохладой.
Выглядывая из-за бруствера окопа, разведчики внимательно рассматривали направление своего выхода. Непосвященному могло показаться, что впереди лишь нагромождение камней, за которым укрылись моджахеды. Но разведчиков долго готовили в условиях, сходных со здешними, и поэтому они видели то, что недоступно простому смертному.
— Как пойдем? — шепотом спросил командир группы, не отрывая глаз от бинокля.
— Тут недалеко проходит небольшая балка, по ней можно дойти прямо к подножью горы, — первым высказался на плохом русском проводник Руслан, но старший сержант туг же забраковал его предложение.
— Отставить балку, — буркнул он, по-прежнему не отрываясь от бинокля, и пояснил: — С Югославии балки терпеть не могу, там если не засада, то минное поле точно. Как говорится, проверено на собственной шкуре.
— Так что, ломанемся по-наглому в лоб? — опираясь на цевье пулемета, спросил Дед Мороз.
— В лоб тоже не пойдем, — снова не согласился Дядя Федор, он наконец опустил бинокль и пояснил свою мысль: — Влево, тридцать градусов, небольшое плато. Сегодня днем его «духи» не заняли, потому что были бы там как мишени в тире парка аттракционов. А этой ночью мы по нему пройдем, как по бульвару.
— А если они нас заметят? — поинтересовался Савченко.
— Не заметят, наш маневр против разумного понимания, я бы сказал, против логики. Какому дураку взбредет в голову лезть на арену? Только это не глупость и не авантюра, а трезвый расчет. Тень горы прикроет нас надежнее, чем шапка-невидимка.
Больше вопросов у разведчиков не было…
Дядя Федор оказался прав, выбравшись на плато, они беспрепятственно просочились через боевые порядки врага и, ведомые проводником Русланом по одному ему известной тропе, стали взбираться на гору с экзотическим названием Пирамида.
Проход группы вместе с восхождением на высоту «семь-пятнадцать» занял два с половиной часа, давая разведчикам возможность оборудовать огневые пози-ции и отдохнуть перед обещавшим быть адски трудным новым днем.
Но на вершине морских пехотинцев ожидал сюрприз, кто-то, им неведомый, уложил куски скальной породы по всем законам фортификации, выстраивая надежные огневые позиции.
— Это жу-жу не спроста жу-жу, — разглядывая строения, высказал мудрую мысль Винни-Пуха Дядя Федор. Но никаких комментариев сделать не успел, снизу раздались шорохи и приглушенные голоса. Разведчики как по команде припали к камням и затаились.
Острый рог молодого месяца давал достаточно света, чтобы даже без прибора ночного видения можно было отчетливо разглядеть четверых чеченцев, упорно толкающих вверх по тропе какой-то громоздкий агрегат на двух колесах. Боевики были так увлечены своим занятием, что совершенно забыли об опасности.
— Берем в ножи, — тихо приказал старший сержант и стал распределять роли. — Мы с Морозом мочим первых двух, Равиль — третьего, Савченко — замыкающего. Остальные прикинулись ветошью и не отсвечивают без нужды.
Морские пехотинцы не стали комментировать приказ, каждый был готов выполнять свое задание. Виктор вытащил из ножен остро отточенный HP (нож разведчика), пальцы удобно обхватили гладкую пластиковую рукоятку, а лезвие, чтобы не блеснуло в свете ночного светила, прижал к рукаву камуфляжа. Молодой человек, в сущности еще совсем пацан, которому сейчас предстояло зарезать человека, знал, что полученное задание он выполнит.
Сегодняшний бой в сумме со знаниями, полученными в учебном отряде морской пехоты, разбудил в нем первородный инстинкт войны, который до поры дремлет в каждом мужчине… Встречный бой с сепаратистами, когда стреляешь ты и стреляют в тебя и нельзя остановиться, залечь, затаиться. Первый собственноручно убитый боевик, бешеное сердцебиение и бешеный восторг, когда ты живой и невредимый спрыгиваешь на дно спасительного окопа. Потом всепоглощающий животный ужас, раздирающий мозг и душу под минометным обстрелом, когда считаешь каждый взрыв, каждый свист пролетающей мины и молишь бога, чтобы она пролетела дальше. А с окончанием обстрела снова чувствуешь себя живым и счастливым. Душу молодого человека начал порабощать наркотик войны…