Алистер Маклин - Партизаны

— Почему «конечно»? — резко спросил Михааль.

Джордже вздохнул.

— Потому что, хочу надеяться, дурацкий колледж на Ниле не вышиб из ваших голов национального самосознания. Если бы вы не были монархистами, то не находились бы сейчас рядом с нами. А кроме того, мне это сообщил майор Петерсен.

Зарина взглянула на майора.

— Вы всегда так относитесь к доверительной информации?

— Не знал, что вы мне доверились, — Петерсен удивленно приподнял брови. — Ваша информация была слишком незначительной, чтобы считать ее проявлением доверия. А вот, Джордже я доверяю.

Зарина вновь посмотрела на него и опустила глаза. В ее взгляде был упрек, а может быть, майору это просто почудилось.

— Поймите меня правильно, господа, — промолвил Джордже. — Я озадачен. Вы монархисты. Ваши родители, как я полагаю, тоже. Да, семейства, подобные вашему, часто отправляют своих детей обучаться за границу, но не в Каир, Как правило, выбирают Северную Европу, главным образом Англию. Узы, связывающие югославскую и британскую королевскую фамилии, очень тесны. В особенности, кровные узы. Какое место избрал король Петр для своей вынужденной ссылки? Лондон. Принц-регент тоже на попечении англичан...

— В Каире говорят, что принц Павел — британский военнопленный, — Михаэля, кажется, несильно расстраивало то, что говорили в Каире.

— Вздор, — Джордже энергично взмахнул рукой. — Принц Павел находится в Кении под правительственной опекой. Он волен приезжать и уезжать куда и когда ему вздумается, регулярно снимаь деньги со счета в лондонском банке. Кстати, замечу, это банк британского королевского дома. Ближайший европейский друг принца и, между прочим, его шурин — герцог Кентский. Точнее, он был другом принца, пока не погиб в прошлом году в авиакатастрофе. Общеизвестно, Павел собирается нанести визит генералу Смутсу в Южной Африке, который так же является союзником англичан.

— Я тоже озадачен, — прервал толстяка Михаэль. — Две южноафриканских дивизии генерала Смутса дерутся в Северной Африке бок о бок с Восьмой армией англичан. Верно?

— Верно.

— Дерутся с немцами?

— С кем же еще они могут там драться? — удивился толстяк.

— Выходит, друзья югославского королевского дома сражаются в Северной Африке с немцами, в то время как мы, монархисты, здесь, в Европе, воюем на стороне Германии, а не против нее? Что-то я во всем этом запутался...

Речь Михаэля Зарина сопроводила легкой усмешкой. Казалось, она понимает несколько больше, чем брат.

— Во всем есть своя логика, — сказал Петер-сен. — Правда, Джордже?

Толстяк согласно кивнул головой.

— Да, — сказал он. — В настоящий момент мы воюем на стороне Германии, но только в настоящий момент. Сражаемся вместе с немцами, но не за них. Они наши союзники, пока нам это выгодно, — Джордже долил себе в кружку пива и отхлебнул разом половину ее содержимого. — У нас одна цель — Югославия.

Петерсен взглянул на Зарину.

— Прошлым вечером вы упомянули о том, что знакомы с королем Петром. Хорошо его знаете?

— Один или два раза встречались на официальных приемах. Тогда он был еще принцем... Перекинулись с ним десятком-другим фраз, не более.

Приятный, милый юноша. Помню, я подумала, что из него получится неплохой король. Жаль только, что Петр хромает.

— Хромает? — переспросил Джордже.

— Вы разве не знаете? Его левая нога...

— А, это. Я удивлен.

— Он не любит афишировать свой изъян. Между прочим, все слухи о покушении — бред. Это был несчастный случай на охоте, — сказал Петер-сен и усмехнулся. — Наверное, кто-то из придворных принял будущего монарха за дикого кабана, — майор поискал глазами хозяина и поманил его пальцем к столу. — Будьте любезны, принесите счет.

— Счет? — на мгновение мужчина опешил, затем произнес, как ни в чем не бывало:

— Ах, счет! Разумеется. Минуточку... — он торопливо выбежал из зала.

Петерсен посмотрел на фон Караянов.

— Вы зря не едите — надо поддерживать в топке огонь. Спуск тоже будет нелегким. Хотя по мере приближения к Адриатике, наверняка, станет теплее.

— Не станет, — это была первая реплика, отпущенная Алексом за все время пребывания в гостинице, как обычно, окрашенная в мрачные тона. — Ветер усилился. Прислушайтесь — сами убедитесь в этом.

Сидевшие за столом замерли. Доносившийся снаружи низкий протяжный гул не сулил ничего хорошего. Алекс угрюмо покачал головой.

— Северо-восточный циклон, — сказал он. — Этот ветер всегда несет с собой лютую стужу. Когда скроется солнце — грянет настоящий мороз.

— Из тебя получается скверный утешитель, — промолвил Петерсен. Он взглянул на счет, принесенный хозяином, подал несколько банкнот и, отмахнувшись от сдачи, спросил:

— Можно купить у вас несколько шерстяных одеял?

— Одеял? — в ответ на странную просьбу тот недоуменно насупился.

— Да, одеял, — подтвердил Петерсен. — Нам предстоит долгий путь. В машине не особенно жарко, а день собирается быть ненастным.

— Нет проблем, — хозяин ушел и через минуту возвратился с охапкой блеклых шерстяных одеял, которые положил на соседний пустой стол. — Этого достаточно?

— Да. Большое спасибо, — Петерсен достал деньги. — Сколько я вам должен?

— За одеяла? — хозяин протестующе вскинул руки. — Нет-нет! Это не магазин — я не беру денег за одеяла.

— Я настаиваю, они стоят денег. Водитель грузовика поднялся из-за своего стола и приблизился к разговаривавшим.

— Завтра я буду возвращаться той же дорогой, — сказал он, — могу привезти одеяла обратно.

Петерсен поблагодарил водителя и хозяина. Таким образом дело устроилось.

Первыми на улицу вышли Михаэль и Зарина. Алекс, последовавший за ними, помог хозяину гостиницы перенести одеяла в машину. Петерсен и Джордже ненадолго задержались между внутренней и наружной дверью.

— Вы действительно чудовищный лгун, — восхищенно сказал Петерсен. — Коварный. Хитрый. Я бы не хотел, чтобы вы когда-нибудь меня допрашивали. Задаете свой вопрос до тех пор, пока так или иначе не получаете на него ответ.

— Если бы вы, Петер, потратили лучшие двадцать пять лет своей жизни на общение с бестолковыми студентами... — Джордже пожал плечами, словно сочтя дальнейшие объяснения неуместными.

— Я отнюдь не бестолковый студент, но не всегда могу определить цель ваших вопросов. Вы составили какое-нибудь представление о наших юных друзьях?

— Да.

— Я тоже старался. Мне казалось, что Михаэль — далеко не гигант мысли. Девушка же держалась крайне осторожно. Думаю, она поумнее брата.

— Среди двойняшек такое случается. Я разделяю ваше мнение, Петер. Зарина умна и привлекательна.

Майор улыбнулся.

— Опасная комбинация.

— Вовсе нет, если девушка вам симпатична. У меня нет повода считать Зарину несимпатичной.

— Вы просто влюбчивы, Джордже. Что скажете насчет владельца гостиницы?

— Напуганный и несчастный. Он растерялся, когда вы захотели рассчитаться с ним за еду. Создается впечатление, что. существуют путешественники, которые зачастую не делают этого. Его отказ принять от вас деньги за одеяла так же не типичен для итальянца. Никогда не доводилось встречать итальянца, который добровольно отказывается от денег.

— Полковник Лунц отбрасывает длинную тень, — проговорил Петерсен. — Официант?

— Он, — кивнул Джордже. — Сказать честно, я был лучшего мнения о гестапо. Внедряя агента под видом официанта, полковник мог обучить его хотя бы элементарным навыкам этой работы. Иногда мне становилось за него просто стыдно, — помолчав, Джордже продолжил: — Недавно вы говорили в короле Петре.

— Эту тему затронули вы.

— Какая разница? — отмахнулся толстяк. — Не в этом дело. Как декан факультета, я нередко общался со многими известными людьми. Принц Павел — высококультурный человек, хотя его интересует живопись, а не филология. Мы встречались с ним на королевских приемах. Более того, несколько раз мне довелось разговаривать с королем Петром, в бытность его наследным принцем. В то время он не хромал.

— Он " сейчас не хромает.

Толстяк внимательно взглянул на майора.

— И вы называете меня коварным? Петерсен, отворив наружную дверь гостиницы, дружески похлопал его по плечу.

— Мы живем в такое время, профессор...

Вторая половина пути прошла более гладко, чем первая. Зарину и Михаэля, закутанных по самые глаза в одеяла, уже не сотрясали приступы невольной дрожи. Они не стучали зубами, однако по-прежнему выглядели несчастными и были расположены к общению не больше, чем утром.

Джордже, желая облегчить их страдания, предложил молодым людям выпить, отчего Зарина содрогнулась, а Михаэль энергично помотал головой. Они звали, что толстяк предлагает им не французский коньяк, а крепчайшую «сливовицу», прихваченную из горной гостиницы.

Грузовик с путниками выехал на приморское шоссе в двадцати километрах от Пескары. Преждевременно опустились сумерки. Как и предсказывал Алекс, небо заволокло густыми темными тучами, предвещавшими обильный снегопад. Выручило то, что шоссе было гораздо приличнее горной дороги. Путь до Термоли, сопровождавшийся прежней металлической какофонией, занял всего около двух часов.