Иван Стрельцов - Честь бойца
– Понял, – кивнул Олег. – Хата есть, моей сеструхи. Она сейчас в Стамбуле, будет только к Новому году. Светка разводная и без комплексов, понравитесь друг другу – останешься жить там, нет – найдем что-то другое. А пока живи, телефон там есть.
– Хорошо, – кивнул Зуб. – Теперь такое дело: мне еще «лавэ» потребуется для жизни. Не мелочь же по трамваям тырить у работяг.
– Это не проблема.
– Отлично. Последнее, что еще надо, маршрут транспортировки на биржу.
– Тоже не проблема.
– Ну тогда все. – Зубов взял со стола зажигалку, поджег исписанную салфетку и бросил ее на дно хрустальной пепельницы. – Думаю, через неделю черновой план составлю. А теперь – спать.
Он вышел из кухни, оставив на столе нетронутую чашку с кофе.
Глава 4. Дом, милый дом
За окном электрички мелькали лесистые пейзажи Подмосковья. Глядя в окно, Зуб то и дело проводил языком по зубам, ощущая приятную гладкость металлокерамики. Валет таки удружил ему, настояв заменить стальные фиксы на модные протезы, абсолютно внешне не отличающиеся от живых зубов.
В вагоне было холодно. Жалея, что не надел свитер, а вырядился, как последний дурной интеллигент, в костюм с галстуком, Зуб кутался в длинный серый плащ. Продолжая думать о предстоящем гоп-стопе, он нет-нет и срывался на воспоминания о далеком прошлом, все-таки ехал на малую родину.
Родной город Новино, на севере Московской области, на самой границе с Калининской областью. Сколько себя помнил Саша Зубов, все его детство было связано с этим городком, хотя родился он в далекой рязанской деревне. А когда малышу исполнилось полгода, родители выехали в поисках лучшей доли.
В Новино тогда закладывалась большая ткацкая фабрика, родители устроились на стройку, оставив Сашу на попечение старшей сестры. Когда строительство фабрики было закончено, родители остались работать на ней. Через два года фабрика выделила им квартиру. Но жизнь, которая должна была наладиться, неожиданно покатилась вниз. Родители запили, сперва отец, потом и мать, дети были предоставлены сами себе. Сестра с пятнадцати лет стала мотаться с подругами в Москву на дискотеки. Ездила, пока не выскочила замуж и не укатила со своим лопоухим мужем куда-то на Север за длинным рублем. Больше Зубов с Галиной, своей старшей сестрой, не виделся, и как сложилась ее семейная жизнь, понятия не имел.
Оставшись с пьянчугами-родителями, Зуб стал все больше времени проводить на улице, в компании таких же ребятишек, но в основном сдружился с тремя приятелями из класса, такими же двоечниками и прогульщиками, как и он сам. Верховодил самый сильный и драчливый, Толик Циклоп, он родился кривым на левый глаз и очень злился на тех, кто насмехался над его уродством. Остальные трое: Саня Зуб, Андрюха Рыжий и Юрик Карась – были верными оруженосцами. И если где-то Циклоп не мог справиться один, ему помогали кореша, а уж против четверых никто не решался выступать.
Свою криминальную деятельность безжалостная четверка начала в десятилетнем возрасте, летом обворовывая сады, а зимой соседские подвалы и пригородные дачи.
По мере взросления росли и аппетиты малолетних преступников, фрукты, консервы и всякие безделушки их уже не удовлетворяли. Хотелось денег на сигареты, выпивку, кино и танцы. Четверка стала воровать по-крупному, обирая подвыпивших пассажиров в электричках. Окончив восьмилетку, друзья, которые в полном смысле слова стали подельщиками, как и большинство местной молодежи, отправились на «покорение» Москвы. Если, в основном, подростки приезжали в столицу, чтобы учиться или работать, то Циклоп и компания в огромном городе стали заниматься грабежами и разбоями, колеся по разным районам каменного мегаполиса, изредка возвращаясь в родное Новино, чтобы на время затаиться. Целых два года четверка безнаказанно грабила и избивала ночных прохожих, раздевала подростков в закоулках метрополитена.
Но в один прекрасный момент все оборвалось. Припозднившаяся парочка вместо того, чтобы покорно отдать ценности и стоически вытерпеть несколько оскорбительных тумаков, стала сопротивляться.
Молодой парень зарядил Циклопу в его единственный глаз так, что тот растянулся во весь рост. Затем сцепился с Рыжим и Зубом. Его подруга закричала. Карасю ничего не оставалось, как ткнуть ее ножом в печень. Девушка захлебнулась своим криком, а опьяненный кровью Карась, уже ничего не соображая, бросился на парня, тыкая в его спину ножом. Гоп-стопа не получилось, получилась двойная «мокруха».
На этот раз милиция сработала четко, через сутки все четверо оказались в СИЗО, по разным камерам. Многоопытная братва, уже неоднократно парившаяся на нарах, сразу же объяснила, что им светит за групповую «мокруху». Выбор был невелик: либо садится кто-то один, либо все, и тут вероятность «вышки» была велика. Нужно было решаться, и Зуб решился, тем более, подельщики обещали подогревать его на зоне передачами.
Районную милицию и прокуратуру вполне устроило чистосердечное признание. Скорый суд определил Александру Зубову полной мерой, двенадцать лет. И потекли годы тюремной жизни.
За время отсидки многое изменилось: родители от пьяни долго не протянули, а друзья… Рыжий залетел за изнасилование и сгинул на петушатнике в далекой сибирской зоне, Карась по пьяни попал под электричку, только о Циклопе ничего не было известно.
Немного обжившись в Москве, Зуб пробежался по адресам зоновских корешей, поговорил с ними за жизнь, заодно выяснил, что Толя Циклоп, умудрившись ни разу не сесть, стал авторитетом, живет по-прежнему в Новино, там же хозяйничает, хотя долю отстегивает в московский общак.
Вот теперь Зубов ехал на малую родину, где его никто не ждал, но следовало повидать старинного кореша. Требовалась его помощь в задачке, заданной Валетом.
«Ничего, дай бог только попасть в команду. А там я себя проявлю так, что этот фраер Валет будет передо мной на цирлах бегать», – с усмешкой подумал Зуб, глядя через запотевшее окно на осенний пейзаж Подмосковья.
Электричка замерла перед мокрой бетонной платформой, над которой возвышался длинный желтый щит с красной надписью «Новино». Створки дверей с грохотом и шипением разъехались, освобождая выход. Редкие пассажиры, доехавшие до конечной, покидали вагоны.
Зубов поднялся с жесткого сиденья и не спеша двинулся через пустой вагон. На перроне он попал под мелкий моросящий дождь. Ежась от сырости, Зуб поднял воротник плаща и направился к лестнице, спускающейся к площади.
На площади было пустынно, все попрятались, лишь у тротуара стоял мятый бледно-зеленый «Москвич», за рулем которого сидел небритый мужичок. Зуб подошел к нему, открыв дверцу, обратился к водителю:
– Отец, на улицу Правды подбросишь?
– Стольник дашь? – не поворачивая головы, спросил водитель.
– Нет проблем. – Зуб, подняв полы плаща, сел на заднее сиденье. «Москвич» чихнул, зарычал и медленно тронулся по разбитой, когда-то асфальтированной дороге.
Городишко почти не изменился за прошедшие годы, все так же частные дома стояли вперемешку с пятиэтажными «хрущобами», огороженные палисадниками и сарайчиками. Разнообразили этот пейзаж редкие пластиковые киоски с яркой рекламой заграничных товаров.
Проезжая по родному городу, Зубов нисколько не боялся, что его смогут узнать. Во-первых, из тех, кто его хорошо знал, мало кто остался в живых, а потому вероятность ненужной встречи слишком мала. А во-вторых, вчера Валет сварганил ему добротную ксиву на имя какого-то Петрова.
Зуб запустил руку в нагрудный карман пиджака и вытащил паспорт с золотым тиснением двуглавого орла, где была вклеена его фотография. Невооруженным глазом подделку обнаружить было невозможно. А для более детального ознакомления с паспортом Зуб не собирался давать повода. Сейчас у него была другая цель.
– Приехали, – хрипло произнес водитель.
С жуткими чавкающими звуками «дворники» размазывали дождевые капли по лобовому стеклу, через которое виднелось огромное трехэтажное здание из красного кирпича, выстроенное в виде замка, с башенками, зубцами-бойницами и овальными окнами, украшенными резными решетками и разноцветными витражами.
– Держи, отец, – Зуб протянул водителю сторублевую купюру.
– Вас подождать?
– Не стоит. – Выбравшись из салона, Зуб зашагал в направлении замка, усадьба вокруг него была обнесена трехметровым забором, выложенным из того же кирпича, что и особняк.
«Кажись, Циклоп прижучил местный кирпичный завод», – с усмешкой подумал Зубов, подходя к глухой металлической калитке, выкрашенной в черный цвет. Под козырьком была встроена кнопка, Зуб надавил на нее большим пальцем. Раздался зуммер, по звуку напоминающий корабельный ревун.
Через минуту со скрежетом открылась металлическая створка на калитке, и оттуда показалась лысая физиономия с поросячьими глазками и двойным шрамом на квадратном подбородке.
