Сергей Парамонов - Гладиатор
Уже вечером, проходя мимо кабинета командира роты, Шах столкнулся с ротным старшиной. Пьяный усатый детина лет тридцати, как выяснилось позже, мордвин, проходил военную службу по контракту и тратил почти все свое время на самоутверждение среди солдат срочной службы.
– Эй, тело, мухой принес мне живую сигарету, – обратился он к проходящему мимо Шаху.
Тот попытался пройти мимо, не обращая внимания на подвыпившего мордвина.
– Ты чего, солдат, не слышал приказа старшины?! – и мордвин, схватив Сергея, дернул его на себя. Сгруппировавшись и поддавшись направлению движения, Шах быстро выбросил локоть навстречу этому пьяному детине весом 130 килограммов. Раздался глухой стон, и мордвин рухнул на пол.
– Рота, смирно! – раздался крик дневального, и в казарму вошел командир батальона подполковник Шубин. Мордвин пытался подняться с пола, прикрывая окровавленный нос.
– Что случилось, старшина? – поинтересовался у него Шубин.
– Да солдат какой-то бешеный драться кинулся.
– Что случилось, рядовой? – обратился Шубин к Сергею.
– Упал, очнулся, гипс, – улыбнувшись, ответил тот.
– Да тебе, я смотрю, смешно! Разбил нос старшине – и рад. На нашу гауптвахту его, Оличинский! – сказал он стоящему в окружении других офицеров командиру роты.
Через 30 минут сержант Михайлов вел Сергея на гауптвахту.
– Тебе еще повезло, Шахов, что комбат отправил тебя на нашу гауптвахту, а не на гарнизонную, вот там был бы тебе конец. А у нас в полку ее как таковой нет уже полгода – так, только караульное помещение для наряда, ну и пара-тройка пустых старых камер. Я недавно в них ремонт делал, пока по залету сидел. День-два посидишь, да и отправят в роту. Там даже замков нет, просто накидные, без ключей. Единственное, что холодно, минусовая температура, сосульки в камере висят. Так я на ночь в караульное помещение ходил спать, а утром – назад в камеру. Главное, чтоб начкар не увидел. Там в первой камере, в правом углу, что-то наподобие батареи имеется, так ты рукой пошарь: мне пацаны сигареты закидывали, может, и не отсырели. А со старшиной ты попал, он теперь с тебя не слезет, мордвин еще тот… Через него один малый на Тикси залетел, а там в туалет по канату ходят, чтоб не потеряться. Нос ты ему красиво подровнял; я, правда, не видел, пацаны сказали. Так что жди теперь подляны от него. Мы от этого мордвина в свое время тоже натерпелись, но чтоб нос ему расквасить, так это все на словах да в мечтах о «гражданке». Как говорят, ты за себя да за того парня ему нос «поправил». Выйдешь с губы, обмоем это дело. Пацан ты правильный…
Михайлов нажал на звонок над металлической дверью и передал Сергея розовощекому лейтенанту, начальнику караула. Шаха закрыли на навесной замок в первой камере. В камере было сыро и холодно, и уже через полчаса зубы стали стучать. Сергей, укутавшись в шинель, сидел на корточках в углу и пытался уснуть.
Где-то вдалеке послышались голоса, и через несколько минут в камеру завели еще одного залетчика. Шах видел этого парня в своей роте, несколько дней назад его перевели из соседнего полка пехоты. За невысоким крепышом с тех пор закрепилась кликуха Пехота. Он был дагестанцем, держался в роте обособленно и с достоинством, не вступая в образовавшиеся группы.
– Хвала героям, Серый! – протягивая руку, сказал Пехота. – Видел, как ты мордвина свалил. – Он сел рядом с Шахом. – Холодно здесь, сейчас бы покурить. – Пехота поежился.
– Пошарь под батареей в углу, там должны быть сигареты, – обронил, стуча зубами, Сергей.
Уже через пару минут арестанты курили «Бонд».
– А как ты узнал про сигареты? – спросил Пехота.
– По почте сообщили. Чтоб ласты здесь от холода не склеить, нужно чем-то заняться, – вставая, сказал Сергей.
Оба они вначале приседали, потом отжимались, курили и снова приседали, чтоб не замерзнуть. Пехота все время о чем-то рассказывал. Выяснилось, что он тоже с кем-то подрался в роте.
– Ты прикинь, я же, говорит, мою полы в казарме, а ты ведь тоже дневальный – значит, тоже мой. Ну и сцепились, а он потом ротному расклад полный дал. Выйду отсюда, зачморю суку… Нет, Серый, мы здесь за ночь от холода подохнем. Я слышал, что человек от холода вначале засыпает, а потом и отъезжает, так что нам спать нельзя. Надо песни петь, чтоб не заснуть.
И Пехота затянул песню на своем языке:
– Шамиль имаму Шамиль, Шамилю имам…
– О чем ты спел? – поинтересовался Сергей.
– Это старая песня про имама Шамиля, который возглавил борьбу с царской Россией во времена генерала Ермолова. Кавказская война, слышал, наверно?
Сергей кивнул. Не понимая ни одного слова в спетой песне, Шах представил те далекие события. Генерал Ермолов оставил неизгладимый след в истории присоединения земель Кавказа к царской России. Каким же жестоким надо было быть, чтоб песнь о тех событиях звучала из уст молодых людей почти через 200 лет! Кавказ пронизан памятью прошлого, Чечня – тому пример. Вот уже месяц рассказывают по ТВ о контроперации, проводимой в Чеченской Республике, показывают слезы матерей и отцов, получающих цинки, показывают этих гребаных политиков, набирающих рейтинг в теледебатах, а ведь все это – отголоски той Кавказской войны генерала Ермолова.
Через несколько дней заточение закончилось.
* * *Полгода спустя
– Спаси и сохрани, Господи, раба божьего Сергея, спаси и сохрани…
Вот уже седьмой час подряд перед иконой Николая Чудотворца стояла женщина в черном платке. Ее губы не переставая шептали молитвы. Взгляд был отрешенным. Время от времени она меняла в руке догорающие восковые свечи. Это были большие свечи, которые сгорали в течение часа. Ее руки были залеплены застывшим воском. За то время, пока женщина стояла в церкви, одна из монахинь подходила к ней, но, заглянув в ее безумные, полные отчаяния глаза, безмолвно удалялась. Так продолжалось еще несколько часов. На улице давно стемнело, и последние посетители покинули божий храм. А женщина так и стояла перед иконой Николая Чудотворца. Настоятель церкви подозвал к себе одну из служительниц храма и тихо спросил:
– Что случилось у этой женщины, сестра Тамара?
– Не знаю, батюшка, она провела перед иконой весь день.
Священник медленно проследовал к странной женщине. Постояв немного молча возле нее, он негромко прочитал вслух «Отче наш».
Женщина оторвала взгляд от иконы и, посмотрев на святого отца, спросила:
– Скажите, батюшка, Николай Чудотворец может сотворить чудо?
– Да, может, но нужно молиться и верить в это всем сердцем, и тогда чудо свершится. Аминь.
– Спасибо, батюшка, я знаю, что сын жив, – и женщина пошла прочь из церквушки.
Батюшка еще некоторое время стоял и смотрел вслед удаляющейся женщине, а после того как она исчезла, перекрестился и произнес:
– Храни ее господь…
Глава 6
Полигон
Чита, учебный полк
Утром, после завтрака, рота была погружена в «Уралы» и вывезена за город. Высокие сосны грациозно красовались по обе стороны убегающей вдаль заснеженной дороги. Вот на одной из заснеженных лап сосны мелькнула рыжая белка. Немного посидев, с силой оттолкнулась и, словно заправский гимнаст, взвилась в воздух по направлению к соседней сосне. Легкий шлейф снега указал направление удаляющегося зверька.
Учебный полигон находился в 40 км от Читы. Одноэтажные казармы стояли на заваленной снегом поляне, располагающейся посреди тайги, простирающейся на тысячи километров. Рота была расквартирована, и уже через час посреди тайги был разведен костер, возле которого проводился инструктаж по вождению танка.
– Помните, бойцы, с вами на связи нахожусь не только я, но и – по внутренней связи – механик-инструктор, сидящий с вами в танке. Беспрекословно подчиняйтесь его инструкциям. Трогаемся по команде «вперед», по команде «стоп машина» останавливаемся и глушим мотор. Все остальное, надеюсь, вам объяснили на тренажерах в учебном классе, – произнес инструктирующий офицер.
Укутанные в бушлаты, бойцы стояли полукругом вокруг костра. Высокие валенки придавали им смешной вид, похожи они были на неваляшек.
– О чем думаешь, Серый? – спросил стоящий рядом Фикса.
– Фикса, а ты в бильярд когда-нибудь играл?
– Было пару раз, – ответил тот.
– Да вспомнил одну историю, – продолжил Шах. – Я же в футбол раньше гонял, за город. Приехали мы как-то на турнир в Астрахань. Там в местном кремле, в подвале, бильярдная была. Ну так вот, прикинь, нам лет по пятнадцать, пришли мы туда, заказали стол, стали играть. А бильярдная катраном попахивает – короче, на деньги играют. Дедки древние с киями ходят, над каждым ударом по часу думают, в общем, все по-взрослому; только мы, малолетки, в этот замес не вписываемся. Дали мне кий, ну я и стукнул по шару. А он, по непонятной траектории, поскакав по бортам, зацепил другой, и они оба в противоположные лунки вошли. Дедок, ходивший рядом, аж ойкнул. Я, говорит, пятьдесят лет играю, а таких ударов довелось видеть два раза, и то лет тридцать назад, какой-то Ферзь так исполнял. Ну, а я кий-то первый раз вообще в тот день держал. Вот такой случай у меня с бильярдом был.
