Владимир Гриньков - Украсть у президента
– Где похоронена? – спросил Калюжный.
– Там же, в Новомосковске.
– Кто из родственников жив?
– Родители. Младший брат. Бабка по материнской линии. Тетка по материнской линии. Двое дядьев по линии отца, – перечислял сотрудник, заглядывая в лежащие перед ним записи. – Все они факт смерти Жени Нефедовой подтверждают. Вся документация, связанная с Нефедовой, в больнице изъята. Фотографии, сделанные в день похорон, у родных изъяты. Сейчас опрашиваются соседи и знакомые Нефедовых. Но сомнений уже практически нет. Сейчас готовимся к проведению эксгумации, чтобы снять все вопросы. Единственная зацепка – паспорт Нефедовой после ее смерти был сдан родственниками в установленном порядке, но акта об уничтожении паспорта мы не обнаружили.
– Как такое может быть? – спросил Калюжный.
– Все разводят руками, товарищ генерал, и никто ничего не может вспомнить. Потерялся – других объяснений нет.
Калюжный перевел взгляд на соседа докладчика.
– По учетам проверили, – сообщил тот. – Нигде Нефедова не числится.
– У меня есть одна Нефедова, – сказал до сих пор молчавший сотрудник. – Мы проверяли клиентуру банков на предмет наличия счетов, открытых на имя Нефедовой Евгении Николаевны. Счетов нет, но есть арендованные ячейки.
– Сейфы, что ли? – приподнял бровь заинтересовавшийся Калюжный.
– Так точно!
– Список банков! – протянул требовательно руку Калюжный.
Взглянул на список и сказал удивленно:
– Ого!
Список был длинный. Сотрудник заглянул в свои записи и доложил:
– Проведенной проверкой установлено, что все ячейки арендованы на паспорт, пропавший в двухтысячном году. Все договора аренды оформлялись на длительные сроки – от трех до пяти лет. Также установлен единственный факт пользования арендованными ячейками. В прошлом месяце Нефедова Евгения Николаевна посетила Инновационно-инвестиционный банк на Комсомольском проспекте.
– Фотографии ее в банке показывали? – спросил Калюжный.
– Показывали. Нефедова опознана сотрудницей банка, оформлявшей доступ к сейфу, а также охранником банка, дежурившим в тот день в операционном зале.
– Получается, по ворованному паспорту живет, – сказал Калюжный. – Или она действительно Нефедова? – посмотрел вопросительно на подчиненных, будто проверял по их реакции жизнеспособность выдвинутой версии.
– Все-таки настоящей Нефедовой, по-видимому, нет в живых, – сказал кто-то из присутствующих. – Потому что с двухтысячного года по сегодняшний день она нигде не засветилась, кроме аренды банковских ячеек. Так не бывает – чтобы живой человек не оставлял следов. Далее. У этой Нефедовой, которую мы ищем, с той Нефедовой, которая, как считается, умерла в Новомосковске, во внешности не так уж много общего. Почти нет сомнений в том, что это разные люди.
– Начнем, пожалуй, с банка на Комсомольском проспекте, – определился Калюжный. – Раз наша Нефедова там появлялась, значит, закладка совсем свежая…
– А закладки нет, товарищ генерал, – доложил сотрудник. – В день посещения Нефедова отказалась от аренды сейфа.
– То есть она не помещала что-то в ячейку, а наоборот, забирала? – насторожился Калюжный.
– Так точно!
* * *Корнышев позвонил генералу и попросил его принять по неотложному делу. Встретились через два часа. Калюжный был в кабинете один и его встретил взглядом задумчивым и неприветливым, будто Корнышева оторвали от чего-то важного.
– Садись, – сказал Калюжный. – Как работа? Подвижки есть?
Вопрос был задан как-то несерьезно и не предполагал подробного ответа.
– Я знаю, где искать Нефедову! – произнес Корнышев, и Калюжный сразу будто очнулся. – Через Илью Горецкого. Он должен знать.
– Не понял, – произнес Калюжный, мрачнея на глазах.
– В мое отсутствие, пока я был в командировке, Илья расспрашивал Ведьмакина о Нефедовой. Вы показывали ему список учредителей кипрских фирм?
– Да.
– Там есть Нефедова, а Илья эту фамилию в списке почему-то не заметил. Он вам не говорил о Нефедовой?
– Не говорил.
– Я и не сомневаюсь. И мне он тоже не говорил. Даже когда я его напрямую спросил, он ответил, что эту фамилию в списке не видел. А сам тем не менее обсуждал с Ведьмакиным.
– Получается, Горецкий скурвился? Против нас работает? – все больше мрачнел Калюжный.
– Нефедова жила у Глеба, друга юности Горецкого. Тут одно из двух. Или Горецкий решил друга из-под удара вывести. Или у него к Нефедовой проснулся интерес.
– Любовь? – не поверил Калюжный.
– Деньги. Если Илья догадался, что Нефедова, на которую фирма зарегистрирована – это и есть та женщина, которая у Глеба живет, то он наверняка догадывается, что на нее могут быть большие деньги записаны.
– Если он друга в такой ситуации выгораживает, то он просто дурак, – оценил Калюжный. – А если погнался за деньгами, то подлец.
Корнышев промолчал.
– Что еще у тебя? – спросил Калюжный.
– Больше ничего.
– Что предложишь делать?
– Горецкого номинально оставить в работе, но от реальных дел отстранить. Пустить за ним топтунов, телефоны поставить на прослушку. Если он всего лишь намекнул своему другу, что тому лучше бы съехать с квартиры – слежка, конечно, ничего не даст. Но, если Илья хочет здесь что-то заработать, тогда он эту парочку далеко от себя не отпустил, они где-то рядом, и он в самое ближайшее время обязательно выйдет на связь с ними.
– Грубо! – покачал головой Калюжный. – Надо тоньше!
– Да как же тоньше! – оскорбился Корнышев, приготовившись защищать предложенный им план.
Но Калюжный повторил, возвысив голос:
– Надо тоньше!
Он будто злился, что ему приходится объяснять столь очевидные вещи. Сказал с досадой:
– Слава, нам нельзя слишком много народа привлекать! И из соображений безопасности, потому что возможна утечка информации. И из соображений престижа и сохранения лица в том случае, если мы ошибаемся. Если наши подозрения в отношении Горецкого окажутся беспочвенными, лучше, чтобы об этом знали только я и ты, а не все вокруг. Надо тоньше! – в который уже раз повторил мудрый Калюжный. – У меня недавно было совещание. Есть хорошая новость, Слава. Обнаружены два десятка банковских ячеек, арендованных Нефедовой в Москве, Санкт-Петербурге и еще нескольких российских городах. Сейчас вот думаем, как поумнее распорядиться этой информацией. Но один вариант у меня уже есть. Ты про эти ячейки Горецкому ничего не говори. Я сам скажу.
Корнышев посмотрел недоуменно. Калюжный усмехнулся.
– Ты с ним придешь. Я скажу, что обнаружена банковская ячейка, одна только ячейка, про другие я молчок. И еще я скажу, что мы эту ячейку будем вскрывать. Назначим дату. С запасом в дня три или четыре. Чтобы Илья, если он действительно с той парочкой связан, успел что-то предпринять. Скорее всего, они постараются до той ячейки добраться первыми, чтобы успеть до назначенной даты. И вот в эти дни ты за Горецким присмотришь. Лично. Если он действительно мухлюет, мы его на следующей ячейке возьмем. А если мы с тобой ошиблись, то знать об этой поганой истории будем ты, да я, да мы с тобой – вот нас сколько набирается, – невесело усмехнулся Калюжный.
* * *Сотрудница банка провернула свой ключ в прорези замка, улыбнулась Жене, сказала:
– Теперь вы! Я буду ждать вас в операционном зале!
Развернулась и вышла из сейфохранилища. Женя вставила свой ключ и распахнула дверцу. Металлического ящика-футляра, который она ожидала увидеть, не было. И вообще в ячейке ничего не было. Пусто. Не поверив собственным глазам, Женя запустила руку в черную пасть банковской ячейки, но не ощутила ничего, кроме холода металлических поверхностей. Озадаченная подобной неожиданностью, Женя даже проверила номер ячейки, нанесенный на дверцу. 107. Ошибки не было. Но и сейф оставался пустым.
Женя вышла в операционный зал. Служащая банка, которая сопровождала ее в сейфохранилище, была занята с другой клиенткой, но отвлеклась на какие-то мгновения, осведомилась у Жени с доброжелательной улыбкой:
– Все в порядке?
Женя растерянно кивнула ей в ответ.
– До свидания.
– До свидания.
Сжимая в руке ключ, Женя вышла из банка. Перешла на противоположную сторону улицы и обернулась. Банк «СПЕКТРУМ». Все совпадало. Ошибки нет. Но и в сейфовой ячейке ничего нет.
Она ехала домой и все время думала, что это может значить. Расстроенная и растерянная, она довольно поздно сообразила, что направляется к дому, где они с Глебом совсем недавно жили, откуда почему-то спешно уехали и куда Глеб ей строго-настрого запретил возвращаться. Она уже видела этот дом впереди, но испугалась, развернулась и быстро пошла прочь. Теперь она заподозрила, что что-то сделала не так. Ее капризная память, должно быть, сыграла с нею злую шутку.
С этим чувством вины Женя и возвратилась к Глебу. Он заподозрил неладное, едва только увидел выражение ее лица.
