Петр Катериничев - Иллюзия отражения
– Бодра и весела. И очень озабочена. Не знаешь, чем?
– Она хочет Пулицеровскую премию.
– Да? А спрашивала о тебе.
– Я хочу домой.
– Домой?
– Да. Передай Даше при встрече, что я happy.
– Может, что понежнее?
– Придумай сам.
– И еще... Гонзалес оставил тебе послание.
Я прочел. Диего сообщал, что престарелый отец его скончался и он вынужден срочно отбыть в Испанию. Я вздохнул. Вот с кем бы мне хотелось скоротать нынешний вечер... Не судьба.
– Иван Саввич, ты не мог бы...
– Деньги? Держи. – Савин передал мне плотный конверт. – Контракт восстановлен. Ты снова спасатель.
– Здесь семь сотен. Многовато.
– За три дня вынужденного прогула плюс компенсация за моральный ущерб. Отель «Саратона» признает расторжение контракта несправедливым. Ты ведь не будешь подавать на нас иск в суд?
– Не-а.
– Пообедаешь? В таком виде не в ресторане, конечно, в кафе на улице?
– Да какой там обед – я еще не завтракал!
– Хозяин барин.
В ближайшей забегаловке я затарился всякой снедью, подумал и – заказал ржаной водки. Попросил бармена:
– В стакан. Без льда.
Водку выпил залпом, разжевал несколько орешков, закурил... Взял пару бутылок с собой. Потому что... Впереди была ночь. И я не хотел в ней замерзнуть.
На выходе меня ждали. Молчаливые одинаковые парни, одетые в одинаковые летние костюмы. Напротив стоял «роллс-ройс». Один поднялся на ступеньку, скривив губы в вежливой полуулыбке, протянул руку – взять меня «под локоток»...
Ну вот и все. Водка, сигарета, гильотина. Как в социальном французском кинодетективе. Что остается? Как в оптимистической советской трагедии? Жизнеутверждающе погибнуть?
Я расхохотался, чем вызвал недоумение порученца, сунул ему в руку пакет со снедью, который он подхватил – иначе все содержимое раскололось бы вдребезги... А я тут же, коротко, без замаха, ткнул его в подбородок. Порученец осел, я соскочил со ступенек и внешней стороной стопы ударил другого под колено. Он, раскинув руки, опрокинулся на машину, и я добавил боковым. Пока он бессознательно съезжал по дверце, провел ладонями вдоль пиджака, выудил плоский пистолет, распахнул заднюю, плюхнулся на сиденье, передернул для верности затвор и упер ствол в затылок водителю:
– Так кто меня приглашает в гости?
Водитель, седой, худой, как жердь, даже не поменялся в лице: произнес, глядя прямо перед собой:
– Барон Эдгар Антуан де Сен-Клер.
– Почему так изысканно?
– Не могу знать.
Забавно. Один из самых богатых людей планеты. И один из самых влиятельных. Не принять его приглашение нельзя. А принять... И что тут будет меньшим злом? Об этом я даже не задумался. Похоже, воздух Саратоны сыграл со мною шутку: думать я здесь разучился. А может, оно и к лучшему?
– Трогай, – сказал я.
– Простите?.. – не понял водитель.
– Поехали.
«Простимся, друзья, перед дальней дорогой, пусть легким окажется путь...» Алкоголь ласкал сердце мягкими лапками, вот только... друзей у меня здесь нет. А где – есть? Или – время меняет все? И – навсегда?
Через сорок минут мы подъехали к ограде поместья, за которым был разбит регулярный парк – с каскадами фонтанов, скульптурами из мрамора и бронзы; поодаль располагался дом в стиле итальянского палаццо; литые чугунные ворота разошлись в стороны при нашем приближении, мы проехали территорию; лимузин остановился у небольшого павильона; от него шла мраморная колоннада и обширная терраса; на ней был накрыт стол. Подошел слуга в белоснежном смокинге, распахнул дверцу автомобиля, сделал приглашающий жест. В джинсовом комбинезоне, кроссовках и майке я почувствовал себя садовником. Пистолет я оставил на сиденье. Он был здесь бесполезнее кочерги.
Глава 87
Как нелепы штампы! Особенно если они касаются людей! Наши собственные или навязанные нам другими! Ведь я действительно представлял Эдгара Сен-Клера мрачноватым старцем в черном, застегнутом на все пуговицы старорежимном сюртуке, в черных ботинках, сутулого, мешковатого, шамкающего... А ко мне вышел сухощавый высокий широкоплечий старик в темных свободных джутовых брюках, в синей рубашке с расстегнутым воротом, загорелый, голубоглазый. Да к тому же выше меня головы на полторы. Он поздоровался кивком:
– Прошу извинить, что приглашение мое вызвало у вас столь... эмоциональную реакцию.
– Погорячился. Нервы, знаете ли.
– Мы осведомлены, что на те или иные события вы реагируете порою непредсказуемым образом, но начальник охраны, по-видимому, не счел нужным тщательно проинструктировать людей, отправленных к вам с приглашением, о необходимости проявления исключительного такта по отношению к вам. Он уволен.
– Скоро.
– Он был хороший работник, но, видимо, заскучал на руководящей должности и захворал неизлечимым недугом: самодовольством. Это мешает ему видеть мир таковым, какой он есть.
– А вы это можете?
Старик промолчал; жестом пригласил к столу. С террасы открывался великолепный вид на океан.
– Аперитив?
– Нет.
– Немного супа?
– Да.
Обед был скромным. Овощной протертый суп, запеченная рыба, несколько сортов сыра, взбитые сливки с фруктами на десерт. По правде сказать, аппетита у меня не было. Принятый единым духом стакан ржаной породил в усталом моем мозгу вялую дурашливость; в голове, пустой и гулкой, болталась грассирующая фраза вождя мирового пролетариата: «А вас, батенька, мы расстреляем! Только перед этим выпейте-ка чайку! И – непременно с сахаром!»
После обеда господин Сен-Клер пригласил меня выкурить сигару. Мы переместились в кресла за маленький столик; солнце уже зашло, но закат продолжал полыхать, окрашивая океан золотым и алым.
– Надеюсь, господин, Дронов, вы догадываетесь, почему я вас пригласил?
– О да. Сначала мне нужно написать расписку?
– Расписку?
– Ну да. Кровью.
– На вас действует закат.
– Может быть. Скажите, барон Сен-Клер, с Али Латифом вы встречались здесь же?
– Встречались? Может быть, вы мне скажете, о чем мы могли беседовать с этим пастухом? – с улыбкой спросил Сен-Клер.
– О деньгах. В этом году в Афганистане собран рекордный урожай опия. Что-то около четырех тысяч тонн. Четыре миллиона килограммов. Четыре миллиарда граммов. Чтобы сильно не путаться, примем, что стоимость грамма опия-сырца примерно равна стоимости одной десятой грамма диацетилморфина, или героина, обычной розничной дозы. В России это стоит два с половиной – три доллара, в Европе – до десяти долларов. Вычтем накладные расходы и потери при транспортировке... Значит, речь идет о прибыли примерно... в двадцать пять миллиардов долларов. Это если по-скромному.
Хороший повод для встречи. Али Юсуф Латиф прибыл побеседовать с вами. Он решил, что сумеет сделать вам предложение, которое вы не можете отклонить. А вы – отклонили. Вот только одно мне неясно...
– Что же?
– Вы нашли себе другого партнера? Или согласиться на встречу вас попросили ваши американские друзья?
– Зачем?
– Выманить Али Латифа. На выстрел. Он был умен и осторожен. Но начал строить собственную схему. А кому нужны чужие схемы? Если есть свои?
Сен-Клер молчал долго. Потом разлепил губы, спросил тихо:
– Вы всегда говорите то, что думаете?
– Нет. Но за этим столом – к чему церемонии?
– У вас богатая фантазия.
– Не жалуюсь.
– Вы умный человек, господин Дронов. Подумайте сами, почему производство ракет, бомб, авианосцев считается престижным, значимым, законным, а производство наркотиков – нет? То же оружие. И – громадная индустрия. Что мне добавить к этому? Что вся история человечества – это история оружия? История войн? История уничтожения? Без противостояния не было бы прогресса. – Сен-Клер помолчал, улыбнулся. – Я вижу, вы со мной не вполне согласны. Или – совсем не согласны. Но мир этот никому не изменить. А что до вашей версии... Она любопытна, как сюжет для романа. И только. А знаете, господин Дронов... У нашего банковского клуба есть аналитический центр... По уровню решаемых задач он сопоставим с подобными центрами иных государств. А многие – превосходит. Как у вас с работой?
– Прояснилось. Я восстановлен в должности спасателя.
– Спасатель – это не должность. И даже не профессия. Как у поэтов – состояние души.
– Поэты создают иной мир. Потому что не выживают в этом.
– Они ни в каком не выживают, – отрезал Сен-Клер. Помолчал, глядя в темнеющую даль океана. – Я могу попросить вас об одолжении?
– Попросить – можете.
– Вы написали письмо...
– Оно адресовано не вам.
– Тем не менее... Герцогиня прочла, позвонила мне и обрушила на меня горы обвинений... Они несправедливы.
– Вас пугают ее обвинения?
– Меня давно ничего не пугает.
– Что вы хотите от меня? Все в этом письме – правда.
Сен-Клер сделал жест рукой. Из павильона объявился маленький человечек с папкой в руке, мелкой трусцой просеменил к Сен-Клеру, подал ему бумагу.
– Здесь распечатка вашего письма. Если здесь все правда, вы могли бы его подписать?
