Андрей Воронин - За свои слова ответишь

– Доброе утро, Анна, – сказал Грязнов.

– Не знаю, доброе оно или нет.

– Жив, жив твой Шнайдер.

– Ну и хорошо, другого не хотелось бы услышать.

Деньги-то уплачены немалые.

– Слушай, Анна, а что такое деньги?

– Деньги – это все.

– Зайди ко мне, Поговорим, – и, не дождавшись утвердительного ответа, Грязнов крепко взял Анну под локоть и буквально повел за собой. Повернул в замке ключ, втолкнул девушку в большую комнату, заставленную кожаной мебелью, с огромным телевизором, с двумя сейфами, высокими, как шкафы.

– Полегче, полегче, – заартачилась Анна.

– Не шуми. Ты вообще много шумишь, а из себя ничего не представляешь.

– Это уж не твое дело, представляю я из себя что-нибудь или нет.

– Я тут навел о тебе справки, могу сказать, чем ты занималась год назад и где работала.

– Это тоже не твое дело. У нас сейчас демократия, где хочу, там работаю, и не тебе судить.

– А кому же, Анна? Ты такая несговорчивая, резкая, шумишь, шумишь, на меня бочки катишь. Все тебе здесь не нравится, небось ждешь не дождешься, чтобы твой немец копыта откинул?

– Нет, я этого не жду, – зло сказала Анна.

– А мне кажется, ждешь, хотя я не знаю, переписал он на тебя все свое состояние или нет.

– Тебе что с того, переписал или нет?

– Как это что, я же о соотечественниках забочусь, чтобы им было хорошо, чтобы ни в чем не нуждались.

– Ты своим делом занимайся, не мешай мне. Вам заплатили, вот вы свое дело и делайте.

– Заплатили.

– Чего ты ко мне лезешь, чего тебе от меня надо?

– А хочешь, я расскажу твоему Шнайдеру, чем ты занималась до девяностого.

– Только попробуй! – побледнела Анна, и губы ее задрожали. – Только попробуй! Я тогда весь ваш гадюшник сдам ментам, а уж они, Грязнов, поверь, с вами разберутся, церемониться не станут.

– Вот как ты заговорила!

– Как ты, так и я.

– Резкая ты какая-то, словно не удовлетворенная. Хотя оно понятно, с немцем не потрахаешься, его из палаты в палату перевозят на каталке, какой из него сейчас партнер. А до этого, Анна, он как, ничего был, пока почки не отказали?

– Не твое дело.

– Как это не мое, – Грязнов сидел в глубоком кресле, закинув ногу за ногу, покачивая правой ногой, – дело мы мужское с тобой обсуждаем, значит, мое.

Анна стояла перед ним, она понимала, что уйти вот так из этой комнаты ей не удастся, Грязнов ее не отпустит.

Но также ей было и неясно, чего он от нее добивается: если трахнуться, то это делается не так, а если хочет попугать, то она не боится. Ей плевать на его угрозы, ведь пока Шнайдера не выпишут из клиники, вторую часть денег они получить не смогут.

– Послушай, Анна, хочу тебя предупредить. Ты баба красивая, наверное, с кем-нибудь тут трахаешься. Я справок не наводил, но мне так кажется. Хочу тебя попросить, чтобы ты никому ни о чем не рассказывала, тебе же будет лучше.

– А зачем мне это? – резко бросила в ответ Анна.

– Не знаю, мало ли чего тебе захочется? Ведь тебе все не нравится, а не мне.

– Да, не нравится. За такие деньги можно и обслуживать получше, а то вопят, шумят, бегают рядом с палатой, орут.

– Кто орет?

– Да этот, лысый, вечно свое рыло сует, смотрит, что да как.

– Ты имеешь в виду санитара Хер Голову?

– Не знаю, какой он там Хер, но морда у него мерзкая, как у жабы.

– Милейший человек, – заулыбался Грязнов, – просто душечка! Если я ему шепну на ухо пару слов, то тебя, красавица, он не пощадит, так отделает, что ты не только Шнайдеру, но даже на вокзале транзитным пассажирам на Махачкалу не будешь нужна.

– Что-что? – подошла на шаг к Грязнову Анна. – Он меня?

– Ага, тебя. Так исполосует твое личико острым куском стекла, что тебя ни за какие деньги, заплати Шнайдер хоть миллион, не приведут в божеский вид. Будешь сплошная рана, сплошной шрам.

– Сволочь ты, Грязнов!

– Ага, сволочь, – согласился Валерий, – только вот я о деле думаю, а ты о своей шкуре. Тебе все ясно?

– Ясно, ясно, – резко бросила она, направляясь к двери.

– Ты не спеши, я еще не все сказал. Кстати, дверь заперта, а ключ вот, – Грязнов вытащил из кармана ключ на колечке и поднял над головой. – Возьми, если тебе так хочется выйти отсюда.

– Да, хочется. Давай ключ!

– Возьми, – игриво произнес Грязнов.

Переход в разговоре был странным и неожиданным для Анны. Она даже растерялась.

– Ключ дай! Ключ дай, мерзавец!

– Подойди и возьми, вот он, ключ, – Грязнов положил его на ширинку брюк. – Возьми, возьми, тебе же не привыкать.

– Ну ты и сволочь, ну ты и мразь! Хуже сутенера какого-нибудь вокзального.

– Может, хуже, а может, нет. Правда, тебе лучше знать. Ну, так будешь брать?

Она подошла к Грязнову. Тот быстро выбросил вперед руки и схватил ее ладони, прижал их к бедрам. Анна дернулась, но Грязнов держал ее крепко.

– Не торопись, красавица, не торопись, а то я обижусь.

– Пусти меня! Пусти! – с придыханием выкрикнула Анна.

– Ты не вопи, я тебе цену знаю. Знаю, сколько ты стоила, и если хочешь, то заплачу. Вообще-то, платить не стану, не люблю трахаться за деньги. А ты вот любишь, я это знаю. – – Ну ты и мразь! – дернув бедрами, попыталась освободиться Анна.

– Бери ключ, бери, только молнию расстегнуть не забудь.

Она поняла, выхода у нее нет и ей придется сделать то, о чем просит Грязнов. Делать ей этого не хотелось, ситуация для нее сложилась безвыходная. Она понимала, подбеги она к двери, начни стучать в нее, вопи, никто не услышит.

А если и появится какая-нибудь живая душа, так это будет санитар Хер Голова.

И действительно, Грязнов может ему что-нибудь сказать, и тогда ей мало не покажется. Она поняла: здесь хозяин Грязнов и, что бы она ни говорила, никакие аргументы на него не подействуют.

– Ну, погоди, Грязнов, случится и на моей улице праздник! – она резко расстегнула замок на брюках Грязнова.

– Вот это другое дело, вот это мне больше нравится.

Затем принялась расстегивать ремень.

– Не спеши, – сказал Грязнов, – все надо делать не торопясь, вдумчиво. Ведь ты же умеешь, правда?

Анна молча опустилась на колени. Грязнов откинул голову на спинку кресла.

– Вот так лучше будет. Ведь всегда, Анна, можно договориться, и сразу же всем станет хорошо, правда?

Анна работала молча, словно все происходило на вокзале, а она была не Анной Шнайдер, женой немецкого фабриканта, а самой затрапезной вокзальной шлюхой, которая согласна делать минет за десять баксов любому встречному.

– Вот, видишь, как все хорошо, как все здорово.

Зазвонил телефон, настойчиво. Грязнов взял трубку, поднес к уху и сказал:

– Ну, кто там?

– Это я, Валера, – Грязнов узнал голос Кощея.

– Ну, я тебя слушаю, Григорий.

– Хочу сказать тебе спасибо.

– Спасибо, дорогой, не отделаешься, его на хлеб не намажешь. А вот сегодня часика в три к тебе подъедет мой человечек, так ты лучше отблагодари его.

– Денег?

– Ага, денег. Немного, пару штук, и я буду доволен.

Знаешь, дело было сложное, очень сложное, провернуть его было нелегко… Ой! – вздохнул Грязнов.

– Ты чего? – спросил у него Кощей.

– Да ничего, все нормально, просто нога затекла.

– Ты так дышишь, Валера, словно тебе массаж делают.

– Ага, делают, и, надо сказать, неплохо – вакуумный.

Старательная массажистка у меня, ой старательная! – он отключил телефон, левой рукой взял Анну за волосы. – Не торопись, не торопись, у нас полно времени, у нас много времени. А то ты спешишь как на пожар, Шнайдер-то никуда не убежит, ему здесь еще две недели кантоваться.

Представляешь, Анна, две недели! И каждое утро ты будешь приходить сюда же делать мне массаж, согласна? Вот и хорошо, что согласна. Твое молчание я воспринимаю как утвердительный ответ, правда?

Наконец все было закончено. Анна брезгливо отстранилась, Грязнов ее не удерживал.

– Ну вот, хорошая девочка.

Грязнов поднялся, подошел к умывальнику и принялся подмываться. Затем он застегнул молнию брюк.

– Ты губы вытри, а то помада размазалась.

Анна тыльной стороной ладони вытерла губы.

– А ты мразь грязная! – сказала она, вставляя ключ в дверь.

Глава 15

Толян подогнал джип к черному ходу, сидел, курил и ждал. Ведь так сказал ему Грязнов. Предстояла поездка в город. Сам же Грязнов обещал появиться минут через десять-пятнадцать.

У Комбата шла страшная ломка. Его крутило так, как никогда до этого. В коридоре раздались шаги. Рублев запрокинул голову, на четвереньках пополз к двери.

Рублев уже знал, что наркотик приносит не только облегчение, но и ужас, страх, который невозможно перебороть. Он разъедает волю, как соленая вода разъедает железо. И каждый раз, когда ему вкалывали дозу, он готовил себя к встрече с новыми ужасами, рожденными его разумом. Но с ужасами можно бороться лишь тогда, когда знаешь, что тебя ждет впереди. Видения же сменялись непредсказуемо.