Юлиан Бардин - Империя страха
— За последние пару минут было какое-нибудь движение?
Помолчав несколько секунд, как будто на том конце провода усиленно обдумывали ответ, радиостанция отозвалась лаконичным докладом:
— Недавно из окна квартиры вылетел какой-то плоский предмет вместе с осколками разбитых стекол. Я хотел посмотреть, что это, но не успел. Откуда-то появился бегун в спортивном костюме и пронесся мимо меня. Когда я подошел к дому, предмета уже не было, — говорящий замялся. — А что? Что-то не так? Я думал, это издержки задержания…
— Придурок! Дебил безмозглый! — не своим голосом заревел Родион Семенович, рискуя повредить своим криком чувствительную мембрану передатчика.
После необузданной вспышки ярости на полковника навалилась смертельная усталость. Он обвел невидящим взором присутствующих и лишь после этого тихим шепотом произнес:
— Снимите с них наручники и убирайтесь. Подчиненные в недоумении уставились на шефа, не понимая произошедшей перемены в его поведении.
Кудряшов же, заметив, что никто не спешит выполнять его приказ, в очередной раз рявкнул:
— Вон, я сказал!
По-видимому, его подчиненные понимали только такой язык, так как, ловко отстегнув браслеты, они торопливо покинули квартиру.
Когда в комнате остались лишь прежние участники столь неожиданно повернувшейся для него беседы, Кудряшов спросил:
— Что вы хотите, чтобы я сделал для вас? Чижов, потирая пережатые наручниками запястья, спокойно ответил:
— Мы уже перечислили свои требования, а вам надлежит их просто неукоснительно выполнить…
— И не забудь, Кудряшов, — вставил свое слово Антон, — что наша жизнь теперь для тебя дороже твоей собственной. Если с нами что-то случится, то над твоей головой соберутся грозовые тучи.
Потупив взгляд, полковник вымученно пробурчал:
— Не глупее тебя буду. Но откуда я знаю, что вы не броситесь сразу же после нашей встречи разоблачать меня?
— Резонный вопрос, — улыбнулся Иваныч и охотно пояснил: — Как только информация просочится в прессу, наша жизнь будет стоить ровно столько, во сколько оценивается загнанный на бойню бычок. Какими бы потерянными мы ни казались, но на кладбище нам торопиться рановато. Я бы еще покоптил воздух лет эдак пятьдесят, ну на худой конец тридцать пять, а ты?
Последний вопрос был обращен к Лямзину, на что тот лишь утвердительно кивнул, воздержавшись от комментариев.
В последний раз окинув ничего не выражающим взглядом просторную гостиную, полковник направился к выходу, бросив через плечо:
— Считайте, что мы договорились. Через час можете делать все, что вам заблагорассудится — обвинения с вас снимут. Только не вздумайте наворотить еще одну гору трупов, в этом случае я уже ничем не смогу вам помочь.
Громко хлопнула входная дверь, послышались шаркающие шаги пожилого и жутко уставшего человека, спускающегося вниз по лестнице.
Еще через пару минут взревели форсированные двигатели, и две черные «Волги» покинули пределы маленького дворика, растворяясь в темноте осенней ночи.
В комнате появилась встревоженная Ольга, которая с порога спросила:
— Ну как, удалось?
Антон впервые за последние сутки радостно улыбнулся, глядя на девушку. Затем, не произнеся ни звука, он подошел к серванту и распахнул стеклянные дверцы. За темно-синим сервизом из китайского фарфора уютно примостилась маленькая видеокамера, чей объектив смотрел аккурат на то место, где еще недавно восседал дородный полковник.
Остановив пленку, майор осторожно извлек из аппарата крохотную кассету и подбросил ее на ладони, весело приговаривая:
— Скажи, Кащей, где твоя смерть?.. Пусть себе сказочный герой прячет свою смерть в яйце, — Антон изобразил на лице дурашливую гримасу, — мы же доверили свою жизнь вот этому замечательному японскому прибору. Слава Великому Прогрессу!
Все дружно захохотали, и не столько от комичности ситуации, сколько давая выход накопившемуся в их душах напряжению.
Отсмеявшись, Антон повернулся к Чижову и сказал:
— Пойдем, что ли?
Тот лишь согласно кивнул, направляясь к выходу.
— А я думала, что вы у меня еще побудете, — мгновенно расстроилась Ольга. Но поняв, что ей не удастся переубедить мужчин, она тихо прошептала: — Жаль, я к вам так привыкла.
— Ну мы же не навсегда расстаемся, — попытался разрядить ситуацию Антон, зная, что ее огорчает не столько их уход, а нечто гораздо большее и непоправимое, поэтому он лишь грустно промолвил: — Мы будем часто тебя навещать, честное слово.
Хозяйка квартиры попыталась улыбнуться, чтобы скрыть глубокую, ни с чем не сравнимую скорбь, и предупредила:
— Только не являйтесь без звонка, не люблю непрошеных гостей, особенно ночью…
Приятели поняли, что она намекает на первый их визит, и тоже, в свою очередь, улыбнулись.
— Спасибо тебе, Ольга, — Лямзин хотел пожать девушке руку, но потом передумал и крепко обнял ее, касаясь потрескавшимися губами гладкой, бархатной щеки: — Спасибо за все и прости.
Иваныч, по натуре своей менее сентиментальный, чем Антон, ограничился несколько неуместным похлопыванием по плечу. Но Ольга ловко перехватила его руку и настойчивым жестом привлекла к себе, прижавшись щекой к мускулистой груди.
Ваня почувствовал, как его грязная, пропотевшая рубашка намокает от женских слез, и тихо прошептал:
— Ну что ты, сестренка, что ты?.. Перестань, все будет хорошо.
— Угу, — пробормотала девушка, стараясь унять непрошеные слезы, и легко подтолкнула мужчину в спину: — Иди… Хотя нет, постой!
Ольга круто развернулась и подошла к серванту. Распахнув дверцу, она вытащила скрученное в рулон полотно и позолоченную цепочку:
— Забери это.
— Может, оставишь себе на память? — неуверенно предложил Иваныч.
— Слишком грустная она — эта память, — отозвалась девушка и повторила: — Теперь иди…
Сквозь приоткрывшуюся дверь потянуло сквозняком; ветер от всей души веселился в разбитом окне, заглядывая в самые потаенные закоулочки притихшей квартиры.
Ольга опустилась на диван, почти не ощущая пронизывающего до костей холода, и стала отрешенно поглаживать плюшевого медвежонка.
К ней приблизился Артем, присев на корточки, он проникновенным голосом спросил:
— Хочешь, я останусь с тобой?
— Нет, — она отрицательно качнула головой, избегая встречаться с ним глазами, — не нужно. Я хочу побыть одна.
— А как же окно? — удивился Белецкий, но тут же встрепенулся: — Я сейчас его занавешу покрывалом, а завтра вызову мастера…
— Не надо, — ласково, но настойчиво сказала она, — я сама все сделаю, а ты уходи… пожалуйста. И спасибо тебе за все, я этого никогда не забуду.
Он понял, что дальнейшие разговоры бессмысленны, поэтому выпрямился и, прежде чем покинуть квартиру, грустно произнес:
— Да что там… мы же друзья, а между друзьями какие счеты?..
Такова уж сегодня выпала незавидная роль горемычной двери — выпускать тех, кому надо было бы или просто хотелось остаться.
Раздался металлический щелчок захлопнувшегося замка, и только сейчас Ольга ощутила настоящее, грустное одиночество.
Порывисто поднявшись, она бросилась в спальню и упала на кровать, уткнувшись лицом в мягкую подушку. Девушка плакала молча, не издавая ни единого звука, ощущая солоноватый привкус на губах.
Но псу, который все это время был заперт в комнате, и не нужны были никакие звуки — он понимал все своим огромным собачьим сердцем, принявшись лизать свесившуюся с постели ладонь хозяйки мокрым шершавым языком.
* * *— Ну что, куда едем? — спросил Иваныч приятеля, когда они вышли со двора.
— Не знаю, — честно признался Антон. — Неплохо было бы выпить. У меня еще остались кое-какие деньги, может, зайдем в какой-нибудь кабак и нажремся до поросячьего визга?
— Хорошая идея, — согласился Чижов, но внес определенные коррективы: — Только лучше давай поедем ко мне на дачу, чем искать на свои задницы приключений, шляясь по кабакам.
Лямзин, не сказав ни слова в ответ, направился к светящейся галерее ночных киосков, извлекая на ходу тонкую пачку изрядно потрепанных купюр.
Им потребовалось около часа, чтобы добраться до дачи Чижова.
Одиноко стоящий дом по-прежнему выглядел унылым, темным и безлюдным. Дверь была распахнута настежь, качаясь и поскрипывая на холодном ветру.
Зайдя в прихожую, Ваня включил свет и несколько отрешенным взглядом уставился на разбитое окно.
— Значит, здесь все и начиналось, — больше утверждаясь в своих словах, чем спрашивая, протянул майор.
— Угу, — промычал каскадер и, принеся из спальни полосатое верблюжье одеяло, принялся занавешивать зияющее окно.
Антон уселся за круглый, местами облупившийся столик и вытряхнул на него содержимое пластикового пакета. Литровая бутылка «Абсолюта» покатилась по крышке, рискуя свалиться на пол, но Лямзин без труда перехватил ее и привел в устойчивое, вертикальное положение.
