Евгений Сухов - Бубновый туз

Парень нахмурился.

— Ну если это, конечно, любовь, тогда уже ничего не попишешь. А чего же ты тогда так напился-то? Ты же башкой на столе чуть ли не в тарелке лежал, насколько я помню.

— Верно, немного перебрал, — чуть смутившись, признался Роман. — Причина была.

— И что же за причина?

— У нее там уже ухажер был… В общем, она сказала, чтобы я понятие имел. Боялась за меня, говорила, что тот без ножа не ходит. А чего мне оставалось делать? — пожал он плечами.

— И ты, обиженный на весь белый свет, запил?

— Получается, что так.

— А чего же ты к ней раньше-то не наведался? Видно, тебя долго не было, если она кавалера завела. Где же ты был?

В глазах парня вспыхнули беспокойные огоньки. Всего какой-то миг — и он вновь посмотрел прежним безмятежным взором. Настороженности можно было бы и не заметить, если бы не настольная лампа, что била в его глаза, выявляя малейшие изменения мимики.

Про нож он, скорее всего, ввернул для красного словца. Ну не тянут его собутыльники на каких-то там отъявленных злодеев! Проверка показала, что половина задержанных были карманниками, а эти ребята на тяжкие преступления не идут.

Трое из задержанных действительно отсидели немалый срок, но по легким статьям. Первый был голубятником и занимался тем, что воровал на пыльных чердаках развешанное белье. Двое других, весьма тщедушных на вид, — форточники. Занимались мелочовкой. Сбывали на рынке за бесценок краденое добро и, по большому счету, интереса не представляли.

— Мало ли где? — неожиданно занервничал Овчинский. — Всего и не упомнишь.

— А что у тебя с руками? — неожиданно спросил Сарычев. — Ты что, землекоп, что ли? Руки-то почему такие черные, ты что — землю, что ли, ими ковырял? И в ссадинах все…

Пальцы Овчинского сцепились в замок.

— Да говорю же вам, пустяковое дело! — несколько раздраженно ответил Овчинский. — Встретился с дружками, ну они и предложили выпить за встречу. А чего отказываться-то? Ну я и пошел с ними. А где выпивка, там и картишки. У меня с собой наличность неплохая была, я ее на кон поставил. А потом смотрю, один из них жульничает, туза бубнового в рукав спрятал. Я ему об этом сказал. Слово за слово, вот и сцепились. Отсюда и руки все поссаживал да исцарапал, — покрутил он ладонями. — Едва отбился!

Сарычев широко заулыбался:

— Что же это у тебя за приятели такие, царапаются, как кошки.

— Какие есть! — нашелся Роман.

— Мужики ведь не царапаются, а по роже бьют. Я не удивился бы, если бы у тебя все лицо было в синяках, а то руки поцарапаны… Что-то здесь не вяжется!

— В драке-то не уследишь, — вяло оправдывался Овчинский. — По-всякому бывает.

Игнат Сарычев невольно хмыкнул:

— Как зовут твоих приятелей?

Роман мелко рассмеялся:

— Тоже вы спросили! Кто же будет в паспорт-то заглядывать, когда водку вместе пьешь?

— Ты же только что сказал, что они твои приятели.

— Это так всегда говорится… Вместе выпили, вот уже и приятели. А познакомился я с ними случайно. Они у меня огоньку попросили, я им дал… Слово за слово, и как-то разговорились, а потом они мне выпить предложили. Чего же отказываться-то, если хорошие люди предлагают? Тем более задаром… Ну я и пошел. А там уже это и случилось.

— Чего ты мне туфту гонишь! — повысил голос Сарычев.

— Как есть говорю, что мне, побожиться, что ли?

— Парень, ты, видно, не осознаешь, куда попал. Не хочу тебя пугать, но мы здесь упрямцев не держим. — Кивнув на окно, Сарычев добавил: — Отсюда им прямая дорога на погост.

— Чего же мне врать-то? — возмущенно воскликнул Овчинский.

— Тогда скажи, как выглядели твои собутыльники.

— Не помню точно, с неделю уже прошло.

— Напрягись!

— Один высокий такой… блондин! А другой толстячок…

— Брюнет, — подсказал Игнат.

— Так вы их поймали, что ли? — удивленно спросил Овчинский.

— Вижу, что ты тертый калач. А с первого взгляда не скажешь. Посмотри на свои руки, — сказал Сарычев.

— Ну?

— Эти царапины у тебя старые. Они почти зажили. А в руки земля въелась. Опять ты врешь, братец! Вот что я тебе хочу сказать, — лицо Сарычева приняло сочувствующее выражение, — влип ты по самую мошонку! Мы ведь как раз тебя ищем. Только я тебя совсем иначе представлял. Пошире, да и повыше, а ты такой худой, что плевком перешибить можно. Вот скажи мне, как тебе это удалось? — с нескрываемым интересом спросил Игнат.

— О чем вы? — насторожился Овчинский.

— Десять дней назад на Ивановской горке была изнасилована и убита двадцатипятилетняя женщина. У нее под ногтями обнаружили частички крови. Очень сильно она сопротивлялась, бедная, так что у насильника руки должны быть расцарапаны. А по срокам твои болячки как раз подходят.

— Да вы что?! — отшатнулся от ужаса Роман Овчинский. — Разве я похож на насильника, да еще чтобы с мокрухой! Вы на меня убийство хотите повесить?! — вскочил он.

— Сиде-е-еть!.. — угрожающе прорычал Сарычев.

Овчинский плюхнулся на стул.

— Тогда скажи мне: откуда у тебя эти царапины?

— Я уже говорил, что получил их в драке! — в отчаянии выкрикнул Овчинский. — К убийству я не имею никакого отношения!

— Если ты получил такие царапины в драке, тогда откуда у тебя руки в земле?! Ты перепачкал их, когда насиловал женщину! Там как раз такая земля!

— Нет!

— Тогда почему у тебя такие грязные руки?

— Да это… Я ни в чем не виноват. Почему вы меня держите? В квартире я оказался совершенно случайно! Что я, выпить, что ли, не могу?!

— Чего же ты так завелся-то? — неожиданно миролюбивым тоном спросил Сарычев. — Выпить ты можешь с кем угодно. За это мы не задерживаем. Тут, брат, дела поважнее. Знаешь, как уркаганы относятся к насильникам? — прищурив глаза, спросил Сарычев.

— Догадываюсь. Только я к этому делу непричастен.

— Я не собираюсь долго ломать голову, все факты налицо! Упакуем тебя, парень, как следует. Тебе еще повезет, если в лагерь угодишь. А то ведь «тройка» может и куда подальше отправить, откуда не возвращаются.

— Я не убивал!

— Разберемся… Ладно, давай твои царапины проверим. Дежурный! — крикнул Сарычев.

В кабинет, слегка стукнув прикладом винтовки о порог, шагнул невысокий крепыш с серыми озорными глазами.

— Вызывали?

— Отведи-ка нашего молодца к эксперту. Путь посмотрит царапины. Тут одну женщину изнасиловали, у меня такое впечатление, что он не такой уж и безобидный, как может показаться.

— Так точно, товарищ Сарычев. А куда его потом?

Сарычев усмехнулся:

— Ты думаешь, в расход, что ли? — Он перевел взгляд на побелевшее лицо Овчины. — Рановато, еще успеем. Он еще послужит трудовому народу. В камеру запри! Ну чего расселся? — повысил Сарычев голос. — Не у тещи на блинах! К двери давай топай!

— Руки за спину, — строго предупредил красноармеец, взяв на изготовку винтовку. — Пошевеливайся!

Овчинский поднялся. Но в росте не прибавил — сгорбился, уменьшился вполовину. Тяжело шагнул к двери.

Часа через два дверь распахнулась, и в комнату вошел мужчина лет пятидесяти. На глазах поблескивало щеголеватое пенсне в золоченой оправе.

— Не помешал? — вежливо поинтересовался он.

— А я как раз хотел вам позвонить, Семен Иванович, — бодро сказал Сарычев.

— Вот это то, что вы просили.

Семен Иванович Никашин работал экспертом. И это при том, что до семнадцатого года он возглавлял кафедру судебной медицины. О таком квалифицированном специалисте можно было только мечтать. К своему делу он подходил обстоятельно, скрупулезно.

О причине своего ухода из института Семен Иванович не распространялся, но Сарычеву было известно, что он однажды нелестно высказался о нынешнем режиме.

Просуществовав с полгода без работы, он решил устроиться в Чека, которое сравнительно недавно критиковал. И надо признать, что в короткий срок сумел добиться уважения самого Петерса, что значило очень много.

Наиболее сложные экспертизы проходили именно через его руки, и, если под заключением стояла подпись Никашина, можно было быть уверенным — все точно.

Сарычев взял бумаги, исписанные аккуратным убористым подчерком. Пролистав их, он насчитал шесть страниц. Многовато для двух ладоней. Эксперт работал тщательно.

— Семен Иванович, а не могли бы вы мне рассказать о характере этих царапин? А потом я уже детально ознакомлюсь с вашим заключением. Садитесь…

— Если вы желаете… — Никашин посмотрел на Рубцова, сидевшего в кабинете.

Сарычев улыбнулся:

— Это наш сотрудник.

— Извините, я еще не всех знаю.

Кивнув Рубцову, Никашин сел.

— Знаете, по роду своей деятельности мне приходилось исследовать разные царапины и ранения — от рубленых до колотых. А эти весьма странного характера. Такое впечатление, что этот юноша разгребал руками землю. Поры забиты землей, и она настолько глубоко въелась в кожу, что пройдет немалое время, прежде чем кожа восстановится.