Георгий Вайнер - Райский сад дьявола
Выглядел Фрилэнд молодцом. Все еще худощавый, похожий на давнего, молодого, небогатого, еще не вошедшего в славу, коротко стриженного Мэла Гибсона. Полк подумал о мистических свойствах чиппендейловского кресла, в котором сидел Фрилэнд. Каждый, кто хоть на полчасика присел в него, рассчитывает, по-видимому, просидеть в нем вечность — как Эдгар Гувер.
Беспочвенные мечтания — Фрилэнд держал в нем свою задницу уже четвертый год и считался весьма старым директором Бюро.
По-прежнему глядя сквозь Полка, директор медленно негромко сообщил:
— Я прочитал ваш меморандум… Мне он кажется достаточно своевременным…
Ага! Значит, все-таки вспомнил, кто такой Полк и чего он здесь отирается.
— В принципе в масштабах национальной безопасности я считаю, что их деятельность не является сегодня серьезной угрозой… — успокоил Полка опорный столп правопорядка. — Но я уверен, что со временем они разрастутся для нас в большую головную боль… Как я понимаю, вы хотите поехать в Москву, Полк? — неожиданно спросил он.
От внезапности вопроса Полк школярски забормотал:
— Да, господин директор! Конечно! Я уверен, что эта поездка многое позволит мне понять…
— Наверное… Пожалуй, это будет небесполезно, — кивнул Фрилэнд и неожиданно сказал: — Я тут подумал, что армия — это гениальная, чрезвычайно сложная машина, придуманная дураками. А сыск — крайне примитивный, глупый механизм, но играть на нем может только настоящий мастер…
Полк усмехнулся, решил перл федерального глубокомыслия принять на свой счет и учтиво поклонился.
— Не нахальничайте, Полк, — дернул головой Фрилэнд. — Ваши сыскные таланты мне сейчас не нужны. И не нужны многомудрые догадки наших аналитиков, которым я вообще не верю… Потребен мне сейчас взгляд профессионала…
— Слушаюсь, сэр. Я постараюсь.
— Постарайся.
Фрилэнд встал с кресла, подошел к Полку, уселся на свой прекрасный черешневый стол и положил ему руку на плечо:
— Когда ты приедешь в Москву, забудь, что ты старый опытный оперативник. Никогда не вспоминай, что ты старший специальный агент ФБР. Я направляю тебя в Россию с особой миссией — понять людей, с которыми мы должны работать. Найди какой-то приемлемый для нас национальный алгоритм. Ну, знаешь, как говорят наши грамотные кретины — мерную единицу менталитета…
— Я постараюсь, сэр… Я буду об этом думать…
— Думай! Разговаривай! Слушай! Оружие в руки не брать ни при каких обстоятельствах! — Директор помолчал, раздумчиво заметил: — Я уверен, что многие трудности для нас в том, что их полицейские мало отличаются от бандитов… Полюсы другие, а характер — одинаковый…
Полк не удержался:
— Сэр! Я думаю, что во всем мире полицейские должны быть похожи на бандитов… В той или иной мере… Иначе это игра на вылет…
Фрилэнд ехидно усмехнулся:
— Важно, в чем именно и в какой мере…
Полк подумал, что эту реплику ему неуместно комментировать. Они все ходят на грани и внутри тайн. Не надо совать мизинец начальнику в ноздрю, коли он сам тебя не спрашивает. Полк на своем достаточно скромном посту владеет бездной всякого рода опасной тайной информации. Предполагает, догадывается, знает — кто у кого «берет», сколько и за что, какая группа чем владеет или на что влияет, кто поставляет наркоту в школы и окружные тюрьмы, кто спекулирует на жилищном строительстве, берет взятки за подряды и вывоз мусора, кто контролирует дальние автоперевозки, кто раздает государственные льготы и гранты, кто вместе с предпринимателями облапошивает работяг и кто шустрит в муниципалитетах. К сожалению, демократия не жизнеспособна без обмана и жульничества.
Государственная честность — это сомнительная привилегия тоталитарных стран, да и там просто круг воров уже.
Полк это хорошо понимал.
Но сейчас он думал о том, какая же бездонная прорва информации, горы страшных фактов, океан секретов должны быть напиханы в сухую костистую черепушку этого человека, в которую сливают ежедневно тайны со всего мира.
— Да, друг мой, весьма важный вопрос — в какой мере? — очнулся от задумчивости Фрилэнд и тихо засмеялся. — Твой папаша, Честный Полк, любил повторять нам из «Дневника» Ренара: «Все в мире вопрос меры, которая суть количество искусства…»
— Мо-ой о-тец? Вам?!
Фрилэнд спокойно молвил:
— Да, твой отец, старый Кеннет Полк…
Вспышка. Ошеломление. Сшибка предположений, бешеный перебор известной информации. Фрилэнд учился в Гарварде, это известно. Но отец Полка ничего юристам читать не мог — он филолог, текстолог. Он — славист. Славист? Какие-то были разговоры об экстраполяции шифров. Давно.
Главное сейчас — сохранить лицо, не выглядеть двоечником на экзамене, испуганным мальчишкой. Оказывается, этот разговор — какая-то странная ловушка. Или экзамен?
Конечно, Фрилэнд знает всю подноготную Полка. Точнее, может знать — только зачем ему это нужно? Не такая важная птица Стивен Полк, и задание его не такого масштаба, чтобы его прошерстил по биографии директор ФБР Ленард Фрилэнд.
Надо только выдержать вертикаль, не быть маленьким.
Полк вспомнил, что по рождению он все-таки англичанин, пускай наполовину, и безразлично-любезно спросил:
— Мой отец Кеннет Полк имеет честь быть знакомым с вами, сэр?
Главное сейчас — сберечь неодушевленную светскость. Плавная мутация из фауны в минералы.
— Да, — кивнул Фрилэнд. — Мы с твоим отцом знакомы дольше, чем ты живешь на земле…
— Вот как интересно! — сдержанно прокомментировал Полк. — Мне не доводилось слышать от отца об этом…
Фрилэнд заметил, как о чем-то само собой разумеющемся:
— Неудивительно… Твоего отца зовут Кеннет Полк, и все, что он делал в жизни, было не похоже на других людей… Все! Все без исключений… Ты знаешь, например, как он женился на твоей матери?
— В общих чертах… Расплывчатые семейные предания, — развел руками Стивен.
— Настасью Стчербакову, твою мать, — Фрилэнд выговаривал не «Щ», а «Стч», — во время войны наци вывезли из Киева на каторгу. А через год после победы наши хилые союзники обделались от страха перед Сталиным и выдали ему всех перемешенных лиц — в концлагеря и на смерть. Английский майор Кеннет Полк был на вокзале, когда отправляли в СССР один из эшелонов с обреченными… Ты знаешь, что твой отец служил в английской армии?
— Да, знаю, — твердо сказал Полк, испытывая смешное облегчение от того, что он хоть что-то знает. — Отец был переводчиком…
— Правильно, — согласился директор. — Он увидел в колонне твою будущую мать… Ей было семнадцать… Потом говорил мне, что у нее на лице были только огромные зрачки — ничего не осталось, кроме мольбы, крика в глазах, обещания, вопля: «Спаси!» Честный Кен совершил поступок, который стоил ему карьеры. Он вытащил ее из толпы, отогнал конвойных, отвез не в комендатуру, а в магистрат и с пистолетом в руках заставил мэра их зарегистрировать… Красиво?
У Полка не шевельнулась в лице ни одна жилочка, бесстрастно спросил:
— А почему стоило карьеры?
— Потому что он был не просто переводчик, а серьезный служащий в МИ-5 — военной контрразведке. А власть такого своеволия паладинам не позволяет. Ты это запомни хорошенько…
— Любопытно, — хмыкнул Полк. — Мне всегда казалось, что он доволен своей карьерой ученого…
— Он был доволен своей судьбой — это важнее карьеры. И часто — совсем другое. Твоего отца вместе с беглой русской женой отправили в ссылку — сначала в Канаду, а потом к нам сюда. Кен служил в миссии связи английской разведки с ЦРУ… Кто возглавлял миссию — помнишь?
— Конечно… — кивнул Стивен. — Ким Филби, великий шпион…
— Но Кен Полк оказался крепче замесом великого шпиона, — с удовольствием засмеялся Фрилэнд. — Твой папаша, уделяя все время науке в Гарварде, все ж таки улучил минуточку — расколол, трахнул до исподнего Филби и всю его проклятую змеиную «пятерку»!
Они долго молчали, Фрилэнд тактично не подгонял Полка.
— Вы видитесь иногда? — спросил Стивен.
— Редко… Очень редко… Физически нет возможности… По телефону разговариваем… Сегодня я звонил ему…
— Зачем? — поинтересовался настороженно Полк.
— Я просил у него разрешения… Я должен был тебе все это рассказать… Особенно если ты не передумаешь ехать в Россию…
— Почему — вы? А не он? — ровно спросил Полк, и сердце его готово было треснуть на части. От жгучей обиды, от горького непонимания, от разрушенного чувства удивительной близости с отцом. Как это все могло получиться? — Почему отец не сказал мне этого сам?
Фрилэнд потер крепко руками лицо, будто сон отгонял, тряхнул головой, засмеялся:
— Я поймал себя на мысли, что я волнуюсь… А последние годы я волнуюсь в разговоре только с женой, моей святой кошмарной Пэтти, да и, пожалуй, с президентом США…
